Читаем без скачивания Дерзкий рейд - Георгий Свиридов

Пленных загнали в обширный двор, огороженный высоким дувалом. Плотная земля утоптана копытами животных, местами темнели орешки овечьего помета. Во дворе ни деревца, ни кусточка. Пленных разместили посредине двора. Палящий, нестерпимый зной. Сухой, раскаленный воздух и колючие, жесткие лучи неумолимого солнца. Связанные красноармейцы изнывали от жары и жажды. О еде никто не думал. Хотя б глоток воды!..

Их продержали под палящими лучами солнца до самого вечера. Это была жестокая пытка. Люди вконец обессилели. Раненые бредили.

Под вечер послышался цокот копыт. Охранники, дремавшие в тени навеса, торопливо вскочили. Двое побежали к массивным деревянным воротам.

Во двор въехала группа всадников. Одни в богатых туркменских нарядах и белых пушистых папахах, другие в русских мундирах и в фуражках. Джэксону бросились в глаза два всадника, один был в форме офицера американских войск, а другой — английских. Сидней зажмурил глаза и снова открыл — не мираж ли это? Нет, не мираж.

Охранники кинулись к пленным и стали пинать их ногами, хлестать плетками, толкать прикладами.

— Вставай!.. Тур!.. Вставай!

Пленные, поддерживая друг друга, медленно поднимались на ноги.

До слуха Сиднея донеслась английская речь.

— Это настоящие большевики, остатки отряда чрезвычайного комиссара, — сказал один из всадников. — Надеюсь, вы удовлетворили свое любопытство?

— О да, сэр Нольдинг! Я вполне удовлетворен.

Джэксон торопливо сделал шаг, протиснулся вперед. Узбек потерял сознание, и его пришлось тащить.

— Сэр, прошу внимания! — крикнул боксер. — Одну минуту, сэр!

Один из всадников, одетый в американскую форму, осадил коня. В светлых глазах появилось удивление.

— Кто тут говорит по-английски? Что надо?

Двое охранников-европейцев бросились в толпу пленных, вывели Сиднея вперед.

Американец, натянув поводья, придержал танцующего коня. Англичанин тоже повернулся и с нескрываемым любопытством стал рассматривать оборванного большевика с кровоподтеком на скуле, с пятнами засохшей крови на брюках. На его плечах полувисел связанный азиат.

— О, я не полагал, что большевик так культурен! — Американец покрутил плеткой. — У вас есть какая-нибудь просьба или последнее желание?

Пленные, не понимая слов, настороженно вслушивались. Охранники не сводили глаз с Джэксона.

— У меня только одна просьба, сэр! — Джэксон смотрел соотечественнику прямо в лицо. — Чтобы вы обеспечили человеческое отношение к пленным.

Нольдинг, пришпорив коня, подъехал вплотную к Сиднею. Насмешливо сощурил глаза:

— Стоило ли тебе изучать английский язык для того, чтобы быть расстрелянным в Каракумах?

И капитан Нольдинг дважды хлестнул плеткой по лицу боксера.

Джэксон в бессильной злобе рванул связанными руками. Охранники кинулись к нему и, награждая ударами, поволокли к толпе пленных.

4

Только к вечеру, когда обширный двор перечеркнули спасительные тени, пленных подняли на ноги и погнали в овечий сарай. Усталые и измученные жаждой, голодные, опаленные безжалостным солнцем, люди едва передвигали ноги. Переступив порог вонючего сарая, красноармейцы без сил валились на пол. Джэксон с трудом дотащил узбека к стене. Раненый пылал жаром, бредил, метался.

Ночь наступила как-то сразу. Темная и душная. От глиняных стен и низкого перекрытия веяло жаром.

Джэксон осмотрелся. Высоко, почти под потолком, узкие продолговатые отверстия. Медленно всходила луна, и ее светлые лучи проникали в сарай. Изможденные люди забылись тяжелым сном. Но спали не все. То там, то здесь раздавался тихий шепот. В дальнем конце сарая кто-то стонал — глухо и протяжно. Рядом слышалось тихое всхлипывание. Чей-то хрипловатый голос повторял:

— Замолчи, Митька… Не показывай гадам слабости своей!..

— Убьют спозаранку, — слышалось сквозь всхлипывание причитание. — Убьют ни за што ни про што…

— Не скули, — послышался третий голос. — За свою власть погибаем. Дарма ничего не дается…

Джэксон ощущал спиною и щекою теплую глину стены. Мысли, довольно безрадостные, окружали его, теребили. Да разве уснешь, если знаешь, что это, может быть, твоя последняя ночь! Было обидно и горько так погибать.

Вдруг узбек начал дергаться, вскрикивать, биться головой об пол… Джэксон пытался его удержать связанными руками, но тот вырывался. Так продолжалось несколько минут. Потом раненый как-то сразу затих, только конвульсивно вздрагивал. «Неужели умирает?» — мелькнула в голове Сиднея тревожная мысль, и ему стало не по себе. Джэксон до крови закусил губу. Глоток воды, кусок тряпки, чтоб перевязать рану, могли бы спасти товарища…

Стояла глубокая ночь, в узкие отверстия струйкой вливался освежающий воздух. Джэксон, прислонясь спиной к стене, устало закрыл глаза.

Мысли вихрем проносились в голове. Он вспоминал свою жизнь, первые выходы на ринг, победы… Мать в далеком Нью-Йорке, которая, наверное, так никогда и не узнает о его гибели… Мысленно видел брата, сестру… Казалось, что все, что с ним происходит здесь, просто какая-то нелепость, какой-то сон, что стоит лишь открыть глаза — и он сразу очутится в ином мире.

Уснуть бы так, чтобы не проснуться!.. Но сна не было. Теснились мысли. Он почему-то вспомнил знойный солнечный день на станции Урсатьевской, когда встретил чрезвычайного комиссара… Мог ли он тогда предположить, что эта встреча, радостная и такая неожиданная, станет началом его конца и что им обоим оставалось жить считанные дни?.. Что ни говори, а жизнь довольно запутанная штука, и ее повороты человеку неведомы, понять и постигнуть ее законы никто не может. Человек всегда стремится к лучшему, а попадает, как нарочно, в такие передряги, выбраться из которых ему не удается.

Джэксон закусил губу. Умирать глупо и покорно ужасно не хочется. Он в который раз напряг мускулы, пытаясь разорвать веревку, распутать связанные руки. Но веревка была крепкой — не разорвешь. И вдруг у него мелькнула мысль: зубы!.. У меня же есть зубы! И у других тоже есть зубы. Так почему же нам не разгрызть веревку!.. Распутать хотя бы одного, а потом освободиться всем… Ночь-то не кончилась, до утра далеко. Отчаяние рождало надежду. Горячая волна прошла по телу. Действовать! И немедля!

Вдруг за стеной сарая послышалась какая-то непонятная возня. Раздался короткий вскрик, и вскоре все затихло. Но ненадолго. Снова шаги, резко щелкнул засов.

Узники насторожились.

В распахнутую дверь ворвался поток свежего воздуха.

— Кто живой, товарищи, выходи!