Читаем без скачивания Федор Годунов. Стылый ветер - Иван Алексин

В Ипатьевский монастырь я приехал неспроста. Весть о поражении армии Болотникова уже докатилась и до Костромы, обрастая надуманными подробностями полного разгрома его армии и гибелью или пленением самого большого воеводы. Власть Василия Шуйского на севере и востоке ещё крепка. Поэтому небольшому отряду официально стоящему на стороне Дмитрия, здесь будут не рады. И то, что воеводой в Костроме сейчас сидит, ещё один Мосальский, являвшийся ярым сторонником самозванца и впоследствии перешедший на сторону тушинского вора, ничем здесь не поможет. Не решится князь Дмитрий взбрыкнуть, в то время, когда у Шуйского дела на лад пошли. Его просто не поддержит никто.

Другое дело, Ипатьевский монастырь. Своим возвышением и богатством эта святая обитель всецело была обязана покровительству Годуновых.

Я хозяйским взглядом посмотрел на мощные каменные стены, возведённые вокруг монастыря. На деньги постельничего Дмитрия Годунова между прочим возведённые. Брат моего деда, достигнув высокого положения при Иване Грозном о своей родине не забыл, вложив в обитель прорву средств и подарив немало земли с деревеньками. А при моём отце, эти вложения ещё больше возросли, сделав Ипатьевский монастырь одним из самых богатых и влиятельных на Руси. Более того, став царём Борис Годунов добился в 1599 году возведения нынешнего настоятеля отца Иакова в чин архимандрита.

Такое быстро не забывается.

В общем, в это время Ипатьевский монастырь заслуженно считался проГодуновским, а архимандрит Иаков горячим сторонником моей семьи. Недаром уже в следующем году Василий Шуйский лишит старика сана и сошлёт на Соловки. Хотя, может, теперь уже и не сошлёт. Я этакое самоуправство точно не одобрю.

В Троицкий собор я не пошёл, свернув по хрустящей под ногами снегом дорожке левее, в сторону усыпальницы. По пути нечаянно оглянулся, заметив следующего в отдалении послушника. Усмехнулся, понимающе покачав головой. Не могли служки без внимания богатого боярича оставить. Спросить кто таков, не осмелились, но божьего человека присмотреть послали.

Ну, что же, так и было задумано. Чтобы напрямую к архимандриду пробится, мне бы представиться пришлось. Абы кого старец своим внииманием может и не удостоить. Другое дело, если я сейчас в усыпальницу зайду. В ней только представители самых знатных фамилий лежат: Годуновы, Сабуровы, Захарьины, Шеины. Доложит о том послушник своему начальству, вот и поймут, что не простой к ним в обитель гость пожаловал. Обязательно кого-нибудь из духовного собора (член совещательного органа при настоятеле) побеседовать пришлют.

Ну, а я пока помолюсь. Даже тем, кто в Бога особо и не верит, иногда помолится полезно. На душе потом всё равно легче становится.

— Я тоже сюда часто прихожу помолиться, государь Об одном жалею, что тела твоего батюшки с матушкой сюда перевезти не могу. Просил и расстригу, и поганца-Шуйского; не отдают. Сами же убили, а потом без отпевания в землю кинули, словно они самоубийцы какие.

— Отец Иаков⁈ — не поверил я своим глазам, оглянувшись. Вот это удача! На то, что в усыпальницу сам архимандрит придёт, я не рассчитывал. — Благослови, отец-настоятель, — тут же склонил я голову.

— Живой, стало быть, — размашисто перекрестил меня архимандрит. — А я уже и не чаял с тобой свидеться, Фёдор. Думал, что извели весь ваш род расстрига с боярами. Под самый корень извели!

— Живой, отец Иаков.

— Живой, — худое, испещрённое морщинами лицо архимандрита засветилось радостью. — Где же ты скрывался полтора года, государь? Или, и впрямь, у картлийского царя на Кавказе жил?

Настоятель подошёл ко мне и неожиданно обнял, прижав к груди. Я приник к нему, чувствуя, как наворачиваются на глазах слёзы. Хоть кто-то на Руси моему возвращению искренне рад, хоть кто-то не раздумывает, какую выгоду с меня поиметь можно. Прости, отец Иаков. Согрешил я прошлом году, когда говорил, что из всей церкви, за меня только патриарх душой болеет. О тебе в тот миг и не вспомнил. Видимо понимал, что здесь мне укрыться не получится; в первую очередь искать будут.

— Пошли в мою келью, Фёдор Борисович, — потянул меня за собой старик. — Там спокойно поговорим. А то, не дай Бог, услышит кто.

— Пойдём, — согласился я. — Только вот моих людишек надо бы приютить да накормить. С дороги мы, отец Иаков.

— О том не заботься, государь. Я как тебя возле могилок бабки с дедом приметил, сразу Никитку к отцу-келарю послал. Уже поди трапезничают твои людишки. И коней их обиходить приказал.

Келья настоятеля Ипатьевского монастыря роскошью не блистала. Небольшой деревянный стол с двумя табуретами приставленных к окну, неизменный сундук, иконостас в красном углу, грубая кровать сбитая из дубовых досок без постельного белья. С бедностью обстановки пожалуй контрастировали лишь огромный шкаф, забитый многочисленными свитками и книгами и золочёный подсвечник с тремя вставленными в него свечами.

— Плоть понемногу умерщвляю, от соблазнов мирских спасаясь, — кивнул в сторону кровати архимандрит. — Садись к столу, государь. Сейчас снеди принесут. В трапезную не пойдём. Там твои воины сидят; поговорить толком не получится.

Отобедал, с удовольствием навернув целую миску наваристой каши с кусочками отварной репы. Архимандрит, прочитав молитву перед трапезой, терпеливо ждал, но стоило мне, насытившись, поблагодарить, тут же огорошил вопросом.

— Зачем ты приехал, государь? От Шуйского здесь спрятаться хочешь?

Я тяжело вздохнул, мысленно собираясь с духом. Вот сейчас всё и свершится. Решится настоятель меня поддержать, фактически пойдя на открытую конфронтацию с царём и у меня будут хорошие шансы закрепиться в Костроме, набрать и обучить полноценное войско, обрасти сторонниками, провести кое-какие реформы. Нет, и несмотря на симпатии местного дворянства к Годуновым, придётся уходить в Вятку или ещё дальше на восток. Не удержаться мне здесь без поддержки монастыря. Не на кого опереться будет.

— Спрятаться? Нет, отец Иаков. Не для того я на Русь вернулся, чтобы и здесь затаится, голову поднять боясь. Васька Шуйский о моём появлении уже знает и о том, что я со своим войском к Костроме подался, возможно тоже догадывается.

— Войском? — усмехнулся в бороду архимандрит. — Не думал я, что полсотню всадников войском обозвать можно.

— Так это со мной полсотни прискакало. А по лесам сюда ещё больше тысячи воинов идёт.

— Вот значит как, — на глазах осунулся старик, словно из него стержень вынули. — Уж не то ли это войско, что под Ярославлем стояло?

— То, отец Иаков, — уронил я ответ в гнетущую тишину.

Ну вот теперь все карты и раскрыты. Раз до настоятеля