Читаем без скачивания Мутант - Генри Каттнер

— Каким образом, Бен?

— В Секвойе может начаться погром.

Раз уж шахматная партия началась, то остановить ее было невозможно. Это долго копилось. Параноики, извращенная ветвь параллельной телепатической мутации, не были безумны; это была психоневротическая патология. У них имелось одно-единственное заблуждение. Они были высшей расой. На этом фундаменте они выстроили доктрину всепланетного саботажа.

Обыкновенных людей было больше, и бороться с процветавшей во времена децентрализацией техникой параноики не могли. Но если бы культура обыкновенных людей ослабла, разрушилась…

Убийства, искусно замаскированные под дуэли или несчастные случаи; тайные диверсии во многих отраслях, от инженерного до издательского дела; пропаганда, осторожно распространенная в нужных местах — и цивилизация должна была идти к своей гибели, если бы не одно препятствие.

Настоящие Болди сражались за более древнюю расу. Им приходилось делать это. Они, в отличие от ослепленных параноиков, знали, что стоит обыкновенным людям догадаться об этой шахматной партии, ничто не сможет остановить всемирный погром.

У параноиков пока что имелось одно преимущество — секретный диапазон, на котором они могли телепатически общаться, не поддающаяся перехвату длина волны. Тогда ученые Болди разработали кодирующие шлемы, с высокочастотной модуляцией, которая была так же неуловима. Пока Болди носил под париком шлем, его мысли могли быть прочитаны только другим Немым.

Так теперь называлась та маленькая тесная группа истребителей, поклявшихся полностью уничтожить параноиков — по сути, тайная полиция, никогда не снимающая шлемов, согласившихся оторваться от общего ментального единства, которое играло такую важную роль в психической жизни расы Болди.

Они добровольно отказались от большей части своего наследия. Любопытный парадокс заключался в том, что только жестко ограничивая свою телепатическую силу, эти несколько Болди могли применить свое оружие против параноиков. Они боролись за то время, когда наступит всеобщее объединение, когда основная мутация станет достаточно сильной численно, чтобы не было необходимости в ментальных барьерах и психических эмбарго.

Между тем, будучи самыми могущественными из расы Болди, они лишь отчасти могли постичь то нежное удовольствие ментальных Общих Кругов, когда сотня или тысяча разумов сливались в глубинах вечного мира, доступного лишь телепатам.

Они были нищими в бархате.

Беркхальтер неожиданно спросил:

— Что с тобой, Дюк?

Хит не шелохнулся.

— Ничего.

— Не стоит так говорить. Твои мысли похожи на зыбучий песок.

— Возможно, — сказал Хит. — Дело в том, что мне нужен отдых. Я люблю эту работу, но иногда она проглатывает меня.

— Что ж, возьми отпуск.

— Не могу. Мы слишком заняты. Наша репутация настолько высока, что к нам идут отовсюду. Мы один из первых ментальных санаториев, занимающихся всеобщим психоанализом Болди. Это, конечно, происходило годами, но исподволь, ни шатко, ни валко. Людям не нравится, что Болди могут подсматривать мысли своих сородичей. Однако с тех пор, как мы начали показывать результаты… — Его глаза загорелись. — Мы в состоянии справиться даже с психосоматическими расстройствами, а дурное настроение это просто наш хлеб. Большой вопрос, как ты знаешь, это почему. Почему они кладут яд в пищу пациента, почему они следят за ним — и так далее. Стоит один раз ответить на такой вопрос, и это даст нужный ход мысли. А средний пациент склонен замолкать, как моллюск, стоит психиатру начать задавать вопросы. Но… — Возбуждение Хита возросло, — это величайшая вещь в истории медицины. Болди существовали со времен Взрыва, но только сейчас доктора открывают нам двери. Предельное сопереживание. Психический пациент закрывает свой мозг, и его трудно лечить. Но у нас есть ключи…

— Чего ты боишься? — спокойно спросил Беркхальтер.

Хит резко замолчал. Теперь он рассматривал свои ногти.

— Это не страх, — сказал он наконец. — Это профессиональная тревога. А, да черт с этим. Простые слова. На самом деле все проще; ты можешь сделать из этого аксиому. Нельзя прикоснуться к грязи и не испачкаться.

— Понятно.

— В самом деле, Гарри? В этом все дело, действительно. Моя работа состоит в посещении ненормальных умов. не так, как это делает обыкновенный психиатр. Я вхожу в эти мысли. Я вижу и чувствую их точки зрения. Я знаю все их страхи. Невидимый кошмар, поджидающий их в темноте, для меня — не просто слова. Я разумен, но я вижу глазами сотни безумных людей. На минуту выйди из моего сознания, Гарри. — Он отвернулся. Беркхальтер поколебался.

— Порядок, — сказал Хит, оборачиваясь. — Впрочем, я рад, что ты это заметил. Я временами замечаю, что становлюсь даже слишком сопереживающим. Тогда я или поднимаю свой вертолет, или вхожу в Общий Круг. Посмотрим, смогу ли я сегодня вечером присоединиться к этой связи. Ты чувствуешь мое сознание?

— Конечно, — сказал Беркхальтер. Хит небрежно кивнул и вышел. Вернулась его мысль.

«Мне лучше не быть здесь, когда придут кочевники. А то ты…»

«Нет, — подумал Беркхальтер. — Я буду в порядке.»

«Хорошо. Здесь тебе посылка.»

Беркхальтер как раз вовремя открыл дверь, чтобы встретить посыльного от бакалейщика, оставившего снаружи свою тележку. Он помог разгрузить припасы, проверил, что пиво будет достаточно охлажденным, и нажал несколько кнопок, чтобы обеспечить запас приготовленных под давлением прохладительных напитков. Кочевники любили поесть.

После этого он оставил дверь открытой и сел за стол, расслабившись и ожидая. В офисе было жарко; он расстегнул воротник и сделал стены прозрачными. Кондиционер принялся охлаждать комнату, но и вид широкой долины внизу тоже освежал. Высокие ели покачивали на ветру ветвями.

Это совершенно не походило на Новый Йель, один из более крупных городов, специализирующийся на обучении. Секвойя с ее огромным госпиталем и целлюлозной фабрикой была более полным и завершенным поселением. Изолированная от всего мира, если не считать авиатранспорта и телевидения, она лежала чистая и привлекательная, растянувшаяся белым, зеленым и пастельным пластиком вокруг быстрых вод реки, бежавшей к морю.

Беркхальтер сцепил руки за головой и вздохнул. Он испытывал необъяснимую усталость, которая время от времени наваливалась на него в последние недели. Не то, чтобы его работа была тяжела, наоборот. Но переход к новой работе не будет столь легким, как он ожидал. Прежде он не предполагал обнаружить столько скрытых сложностей.