Читаем без скачивания Храм фараона - Зигфрид Обермайер

Священный ужас помешал врагу открыто напасть на громадного царя-бога в его золотом панцире с возвышавшимся над всеми уреем, украшавшим его шлем. Издали в него летели стрелы, но только некоторые из них попадали в его панцирь, большинство же вонзались в тела и щиты телохранителей.

Ра уже готовился скрыться за горизонтом и пересесть в свою ночную ладью, когда наконец появилось войско Пта, что мгновенно заставило хеттов отступить.

Из-за наступившей ночи Рамзес отказался от преследования. Он хотел собрать свое войско, чтобы утром нового дня дать решающее сражение и взять Кадеш. Самыми крупными были потери войска Ра. Войско Амона также тяжело пострадало, в то время как войско Пта было затронуто едва-едва. А что касается подопечных Сета, они вообще еще не вступали в сражение. Рамзес полагал, что его объединенная и усиленное ширдану войско одержит победу.

От нетерпения он едва мог спать, несколько раз вскакивал и смотрел через занавес на восток. Наконец кровь змея Апопа, раненного Ра, окрасила утреннее небо в нежно-розовый цвет.

В то время как в лагере трубили подъем, Рамзес уже одевался. Он торопливо съел несколько фиников, выпил бокал вина, смешанного с водой, и вышел из шатра к собравшимся военачальникам.

— Сегодня с помощью Монта мы уничтожим врагов, и их царь-предатель будет целовать землю перед моим троном…

В этот момент объявили о посольстве хеттов. Они бросились перед ним на землю и положили к ногам фараона табличку с текстом. Переводчик поднял ее и прочитал:

— Царь хеттов Богоподобному Узимаре Рамзесу. Тебя в битве поддерживает Амон, а меня Ваал. Я сижу в защищенном стенами Кадеше и решил, несмотря на мое преимущество, предложить тебе мир. В битве мы потратим попусту немало сил и средств и не выиграем ничего — ни ты, ни я. Говорят, что у тебя есть великие планы украсить страну Кеми храмами и дворцами и построить новую столицу. И у меня в мыслях подобное, поэтому давай прекратим сражение и в мире принесем жертву нашим богам.

Рамзес не был мстительным, воинственность его быстро улетучилась, да и предложение врага показалось ему разумным. Осада Кадеша стоила бы Египту больших человеческих потерь, заняла бы немало времени, которое фараон действительно мог бы потратить на что-то более созидательное. Чтобы соблюсти традицию, он спросил мнения своих военачальников, сообщив им заранее о своем. Кто же мог противоречить Благому Богу?

— Если подлый хетт сейчас забился в угол, как трусливая собака, мы не должны предоставлять ему честь доблестного сражения, — резюмировал искусный в словах один из военачальников и этим точно сформулировал то, что хотел услышать от него Благой Бог.

— Ты высказал мои мысли, Несмонд. Они почувствовали нашу силу, оставим их на этот раз при этом.

Вечером того же дня Рамзес сидел в шатре Нефертари. Она была несказанно счастлива видеть снова мужа здоровым и почтительно поцеловала царапину, которую стрела хеттов оставила на его плече. Рамзес почувствовал себя великим победителем, и эту победу он положил к ногам своей возлюбленной.

Под стенами Кадеша египтяне хоронили своих мертвых, в то время как царь Муталлу, насмешливо улыбаясь, наблюдал за ними через бойницу. Он тоже чувствовал себя победителем, потому что потерял только несколько сотен своих людей и при этом не уступил ни клочка своей земли, прежде всего не потерял Кадеш.

«Пусть это будет наукой египтянину, — подумал он довольный. — Вольно ему дома разыгрывать из себя бога. Здесь же властвую я, а надо мной есть только Ваал, и он не потерпит ни одного чужака в стране».

Себек все еще жил. Большей частью глаз у него был закрыт, но иногда он его открывал и смотрел, как казалось Меру, с насмешкой и коварством на каждого, кто приближался к умирающему.

У постели больного поочередно дежурили Меру и лекарь. Никого другого Огонь к постели не подпускал, хотя остальные три помощника ворчали.

Вместе с Воздухом, Водой и Землей он опечатал известную только им сокровищницу Себека. В маленькой пещере в скале лежали груды золотой, серебряной и медной посуды, украшения, ожерелья в виде воротника из золота, отшлифованные камни, амулеты, фигурки богов из бронзы, искусно сделанная мебель самых различных видов, канопы — алебастровые сосуды для внутренностей умерших, роскошное оружие, вазы, кубки и многое другое из разграбленных гробниц или домов. Этими сокровищами Себек мог распоряжаться по своему усмотрению. Он использовал их также для подкупа стражи, судей и чиновников, а еще для того, чтобы снарядить кого-либо из членов банды, который по каким-либо причинам должен был показаться где-нибудь на людях.

Десятая часть всей добычи принадлежала Себеку и оседала в сокровищнице, все остальное делилось на равные доли между остальными, причем четыре помощника получали двойные доли.

Но, поскольку Себек умирал, пещера с сокровищами была опечатана до тех пор, пока владыка пустыни, выздоровеет или не умрет, и тогда ею сможет распоряжаться его преемник.

Сменив лекаря у постели больного, Меру спросил:

— Как долго еще?

Лекарь пожал плечами:

— Может быть, несколько часов, а может, несколько дней, в любом случае не слишком долго.

Меру присел на скамеечку и неохотно посмотрел на изуродованную физиономию владыки пустыни. Хотя он сам был без ушей и без носа, он не мог привыкнуть к этому обезображенному нечеловеческому лицу. Меру налил немного вина в маленький алебастровый кубок, который брал с собой, когда бодрствовал у постели умирающего. От личных вещей Себека его тошнило. Он к ним не прикасался.

Когда он снова повернулся к умирающему, глаз того был широко открыт и смотрел на него.

— Себек, ты меня слышишь? — спросил Меру, как часто спрашивал в последние дни.

Худой, почти лишенный губ, обезображенный ударом меча рот открылся и прокаркал едва слышное:

— Да.

Меру испугался. Неужели Себек начал выздоравливать?

— Выскажи свои желания, почтенный. Хочешь ли ты нам что-нибудь сказать? Нужно ли тебе что-либо?

— Ты… не… должен… стать… моим преемником, — едва слышно, с трудом прошептал Себек.

Меру наклонился ниже, чтобы не пропустить ни слова. На него пахнуло жутким запахом гниения, как из пасти крокодила, чье божественное имя носил король пустыни.

— Мое… место… должен… занять… Воздух. Ты… должен… оставаться Огнем… Ты… лучший предводитель…

«Это, конечно, так, — подумал Меру, — но в должности Огня обычно долго не живут. А я хочу жить. Мне нравится жизнь, я должен жить, потому что мне предстоит свести счеты с Рамзесом».