Читаем без скачивания Пробуждение барса - Анна Антоновская

И князья, запасаясь расположением будущего царя, захлебывались в лести.

— Парнаоз Первый объединил Иверию, создал мощное войско, прогнал из Иверии полководца Александра Македонского, навязавшего грузинам серебряных богов Гаца и Гаима, проклятого Азона, разрушителя святых стен Мцхета, которому бессильные мамасахлиси не смогли оказать сопротивления! — с негодованием сказал Андукапар.

— Светлейший Баграт, мы верные приверженцы потомка великого Парнаоза и возведем тебя на трон, — сверкая глазами, прошептал Андукапар. — Я жизнь отдам за дело чести. Чем больше препятствий, тем тверже мое решение.

— В слова Андукапара я верю и скреплю нашу дружбу, отдав другу в жены мою Гульшари.

— Ты одарил меня, светлейший Баграт, сверх меры. Жизнь — слишком ничтожная награда за прекрасную Гульшари, чей образ неотступно преследует мои желания.

Скрещенные в поздравлениях руки змеями сплелись на черной бурке. Сверкнуло лезвие сабли, и торжественная клятва скрепила зловещий союз.

— В незыблемую минуту, Баграт, исполнилось желание нашего рода. Ты не ошибся в выборе. Мой непоколебимый Андукапар достоин быть зятем царя Баграта Седьмого… А теперь, друзья, пора приступить к делу… Что предлагаешь, Квели? Твои многочисленные дружины славятся вооружением…

— Я, — прошептал побледневший Церетели, — я думаю… мне кажется… Можно нечаянно убить царя, а…

— Никуда не годится, князь, — резко оборвал Андукапар. — Если бы смерть царя разрешала дело, я давно бы его прикончил. В Картли Луарсаб считается наследником. Надо сделать другое.

— Что предлагаешь, друг? — спросил его Симон.

Андукапар изогнулся, словно готовясь к прыжку. Крыльями ворона сошлись черные брови. Тяжело падали свинцовые слова:

— Взять в плен царя, заточить в крепость Кавту. С нашими дружинами войти в Тбилиси, запереть ворота города, истребить в Метехском замке царскую семью, стянуть войска наших приверженцев к Тбилиси и тогда объявить царем Картли Баграта Седьмого.

Никто не шелохнулся, только Квели, беспокойно ежась на бурке, оглянулся на вход.

Андукапар оглядел сидящих немигающими глазами:

— Помните, пока жив Луарсаб, Шадиман не пойдет с нами. Потом Орбелиани… Кто знает, чем кончится, если царю удастся найти Нестан… Хотел бы я знать имя услужливого друга, спрятавшего княжну.

— А может, Нестан спрятана для нашего устрашения? — в раздумье произнес Симон.

— Возможно, удивляться ничему не следует. — Глаза Андукапара остановились на Квели. — А главное в заговоре — бесстрашие… Светлейший Баграт, ты молчишь?..

Баграт спокойно оглядел князей и разгладил серебристые усы.

— План надо обсудить…

Еще в одном шатре воинам не спалось.

Георгий Саакадзе, положив между собой и Папуно шашку Нугзара, дал волю обуревавшим его чувствам. Но Папуна сердито отмахивался и предупреждал, что если Георгий не оставит в покое уставшего человека, то он, Папуна, расскажет войску, по чьему сумасшедшему приказанию Папуна с дружинниками поджег лес. Впрочем, найдется и еще кое-что рассказать одураченному войску. Георгий знал: когда Папуна хочет спать, никакие победы его не заинтересуют, и нехотя замолчал. Через минуту Папуна услышал могучий храп и, заботливо прикрыв Георгия буркой, подумал: «Человеку необходим сон, а то наутро он похож на кислое молоко».

В полночь Папуна вскочил, протирая глаза.

— Так и есть, «барсы» приехали, ругаются со стражей.

Выйдя из шатра, Папуна сам обругал часового безмозглым князем, не умеющим отличить грузин от турок, и приказал пропустить ностевцев, не слезавших сутки с коней.

Соскочив с коней, Ростом и Даутбек порывались рассказать Папуна о своих похождениях, но Папуна сердито прервал их:

— Шатаются целую ночь и не дают честному грузину поспать.

Устроив взмыленных коней, несмотря на бурные протесты конюхов, рядом с царскими, Папуна спокойно растянулся у входа в шатер.

— Пусть мне завтра голову отрубят, но «барсы» должны немного поспать. Турки подождут, не греческие цари…

Ярали и Захария недоумевали и поминутно справлялись о разведчиках, но сменившиеся часовые ничего не знали.

На рассвете обеспокоенный царь послал за Ярали и Захарией. Папуна вошел в шатер, бесцеремонно растолкал «барсов» и сообщил о скромной просьбе царя повидать их. «Барсы» как ужаленные подскочили на бурке.

Папуна вышел и сообщил царским телохранителям о приезде разведчиков.

«Так лучше, — подумал Папуна, — пусть царь узнает новость от тех, кто ее добыл, а у князей и без того много случаев получать награды».

Дружинники плотной стеной окружили большой шатер. Оруженосец покрыл ковриком камень, и Георгий X, грузно опустившись, приказал ностевцам повторить уже рассказанное ему в шатре.

Даутбек и Ростом смущенно топтались на месте, но Матарс, поймав насмешливый взгляд Саакадзе, вспыхнул и поспешно проговорил:

— Царь, турки переправу обнюхивают, спешат к ущелью. Можно преследовать шакалов по трем дорогам.

— А по какой дороге пошел караван? — спросил Леон Магаладзе.

Сверкнул глазами Матарс.

— Твоему коню не пройти, князь…

Сдержанный смех прошел по рядам.

Царь хотел встать, но Церетели быстро спросил:

— Неужели, царь, думаешь сам принять участие в погоне?

— Не дело царя, — убеждал Баграт, — после такой блестящей победы снизойти до погони за турками.

— Погоня за верблюжьим караваном — забава для молодых князей и азнауров, — настаивал Амилахвари.

Многие поддержали, уговаривая царя не утруждать себя делом, отлично выполнимым опытными полководцами Ярали и Захарией. Некоторые настаивали на отъезде в Тбилиси, другие советовали ждать здесь. Разгоряченные князья наперебой старались высказать заботу и преданность царю.

Георгий X сидел растерянный, поддакивая князьям, беспомощно разводя руками, вздыхал, бессмысленно оглядывая небо, склонял голову, как бы не зная, на что решиться. Баграт вкрадчиво приблизился.

— Лучше вернемся, победителя с нетерпением ждет ликующий Тбилиси!

— Да, да… Мудрый Баграт прав… А ты что скажешь, Нугзар?

Эристави, Мухран-батони и Цицишвили давно с недоумением следили за происходившим. Неужели царь ничего не понимает?

Мухран-батони набросился на Баграта:

— Разве цари, не закончив войну, уходят домой?

— Очевидно, доблестный Мухран-батони проспал, война вчера закончена, — возразил Баграт, ехидно посмеиваясь.

Амилахвари и Церетели, смотря на побледневшего Мухран-батони, дружно захохотали.

Мухран-батони ударил себя по изодранному рукаву.

— Очевидно, когда я спал, Баграт бодрствовал, иначе не уговаривал бы царя на смешной поступок.