Читаем без скачивания Ловушка для джентльмена - Виктория Александер

— Нет, не долг. Я действительно этого хочу. — Она грижала ладонь к его груди. — Да, я хочу…

— Неужели?

— Конечно, хочу. И я это докажу. — И не успев все сорошенько обдумать, Гвен перекинула через Маркуса югу и уселась на него верхом. Потом взглянула ему в глаза и проговорила: — Если вы не возьмете меня, мне тридется… взять вас.

— В самом деле? — Он улыбнулся. — И как же вы собираетесь это сделать?

— С помощью инструкции, над которой вы посмеялись. — Гвен немного помедлила, собираясь с духом, потом улеглась на мужа и крепко прижалась к нему — правда, пока что их разделяло одеяло. Маркус по-прежнему лежал, закинув руки за голову, на губах его играла едва заметная улыбка. — Сначала… — Она прикоснулась губами к ямке у него на шее и с радостью ощутила, как гело мужа напряглось.

— Это пункт под названием «поцелуи»? — спросил Маркус.

— Совершенно верно. — Она принялась осыпать поцелуями его подбородок и тотчас же почувствовала, что оущения довольно приятные.

Чем дольше Гвен целовала мужа, тем больше ей хотелось целовать его снова и снова. Ее охватил какой-то странный трепет — то же самое она чувствовала, когда он целовал ее накануне венчания.

Она на мгновение отстранилась, а затем принялась легонько покусывать мочку его уха. Маркус шумно перевел дух, и Гвен прошептала:

— Мадам де Шабо говорит, что мужчины очень это любят. Она уверяет, что они от этого возбуждаются.

— Неужели она так сказала? — пробормотал Маркус; казалось, он с трудом выговаривал слова. — А что еще любят мужчины?

Гвен посмотрела ему в глаза и еще крепче к нему прижалась. В следующее мгновение она почувствовала, что Маркус действительно возбужден, однако это ее ничуть не испугало.

— И еще она сказала, что мужчины любят вот это… Гвен взяла в ладони лицо мужа и прижалась губами к его губам. Внезапно она ощутила легкий привкус бренди и тотчас же поняла, что именно им пахло у Маркуса в комнате — она узнала этот запах.

Гвен углубила поцелуй и вдруг почувствовала, что Маркус наконец-то пошевелился, а затем обнял ее. По телу ее пробежала восхитительная дрожь, и она прервала поцелуй — у нее перехватило дыхание. Маркус же, чуть отстранив жену, приподнял подол ее сорочки, и Гвен почувствовала, как он поглаживает ее ноги и бедра. Затем ладони его прижались к ее ягодицам. Гвен тихонько застонала и снова впилась поцелуем в его губы. Но ей хотелось большего, и она, приподнявшись, вновь уселась на него верхом. И теперь она уже ощущала отвердевшую плоть — даже через одеяло.

— Что же дальше? — Он тяжело дышал.

— Я полагаю… одежда. — Она стащила через голову сорочку и отбросила ее в сторону. «Кажется, мне не хватает скромности», — промелькнуло у нее, но Гвен тотчас же отбросила эту мысль — теперь ей хотелось только одного, хотелось… большего.

— Великолепно! — выдохнул Маркус. Он провел ладонями по ее плечам, а затем принялся ласкать ее груди.

Гвен громко застонала и запрокинула голову. Его ладони скользили по ее груди, а потом он стал легонько теребить ее соски, и они тотчас же напряглись и отвердели.

«Как странно… — внезапно подумала Гвен. — Странно, что я боялась, колебалась… Интересно, как долго можно выдерживать эти сладостные ощущения?»

Маркус вдруг приподнялся и заключил ее в объятия. И тут же их губы слились в долгом и страстном поцелуе. Наконец он прервал поцелуй и, отстранившись, сбросил с кровати одеяло. Потом снова привлек ее к себе и прошептал на ухо:

— Теперь уже поздно давать задний ход, мисс Таунсенд.

Гвен с трудом перевела дыхание и прошептала в ответ:

— Леди Пеннингтон, не забывайте, Маркус.

— Ах да, конечно… Прошу прощения, леди Пеннингтон… Гвен.

Его руки и губы странствовали по ее телу, словно она была неизведанной страной, а он — страстным путешественником. Он исследовал, обнаруживал и осматривал, а она не могла насытиться чудесными ощущениями, прежде неведомыми ей. Наконец рука его скользнула меж ее ног, и он стал ласкать ее лоно. Гвен громко вскрикнула и выгнулась дугой.

— О… Маркус! — Она схватила его за плечо. — Это… я не… О Боже…

— Этого не было в инструкции? — проговорил он с хрипотцой в голосе.

— Может, и было… — прошептала она, задыхаясь. Было очевидно: Маркус знал, что делает. Гвен же показалось, что она не выдержит этой сладостной пытки — все тело ее пылало, словно охваченное пламенем, и с каждым мгновением это пламя становилось все жарче. Она с трудом перевела дух и прошептала:

— Наверное, я все-таки распутная.

— И слава Богу, — пробормотал Маркус.

Тут он снова впился поцелуем в ее губы, и Гвен забыла обо всем на свете; сейчас для нее существовали только Маркус и те чудесные ощущения, которые он ей дарил.

В какой-то момент она вдруг почувствовала, как его пальцы скользнули в нее, и удивилась: «Оказывается, в этом нет ничего неприятного, — напротив, очень даже приятно». И все-таки ей по-прежнему хотелось большего, она ждала, она жаждала большего…

Гвен заглянула в глаза мужа и увидела, что они потемнели от страсти. Тут он проговорил:

— Дорогая, это может оказаться…

— Я знаю. Но это не имеет значения, — тотчас же ответила Гвен.

Он входил в нее медленно и осторожно. Она прекрасно знала, что будет больно, и ее это не тревожило. Ведь боль — ничтожная цена за такое огромное наслаждение. Однако Гвен не чувствовала боли; она испытывала довольно странные ощущения, и, конечно же, эти ощущения никак нельзя было назвать неприятными.

Внезапно он остановился, и она поняла, что он достиг того, что Колетт назвала la barriere de lamour*.

* преграда любви (фр.).

Маркус немного помедлил, а потом прижался к ней всем телом, и ее тотчас же пронзила резкая боль. Гвен крепко стиснула зубы — она с трудом удержалась от крика, Сделав глубокий вдох, она вполголоса проговорила:

— Наверное, я все же не распутница.

— Черт побери, Гвен, я прошу прощения. — Он судорожно сглотнул и посмотрел ей в глаза. — Мы можем остановиться, если это слишком…

— Нет-нет, сейчас все пройдет. — Слова эти прозвучали совершенно неубедительно. — Надеюсь, это пройдет.

Через некоторое время Гвен поняла, что Колетт оказалась права — боль действительно стихла. Вернее, почти стихла. Она осторожно подвигалась, и это как будто помогло — боль окончательно прошла. Тут и Маркус начал двигаться, и это помогло еще больше. Пламя, которое почти угасло, вспыхнуло вновь, и вскоре Гвен, уловив ритм движений, стала раз за разом устремляться навстречу мужу.

Наслаждение становилось все более острым, и Гвен, выгибаясь дугой, тихонько стонала. Маркус же двигался все быстрее и быстрее, и пламя разгоралось все ярче — Гвен казалось, что она вот-вот сгорит в этом огне или, не выдержав наслаждения, лишится чувств.