Читаем без скачивания Маски. Карнавал судеб - Фреда Брайт

В последний уик-энд августа на вилле закатывали бал, который журнал «Повседневная женская мода» называл «гвоздем сезона». Причем по пышности и экстравагантности прием каждого последующего года должен был превосходить предыдущий — таков был приказ Тонио.

Для подготовки к знаменательному событию существовала инициативная группа, штаб которой находился в Нью-Йорке и которая функционировала весь год. Состояла она из специалиста по рекламе, в обязанности которого входило составление гостевого списка с учетом популярности того или иного претендента; известного кулинара для разработки изысканнейшего меню и театрального продюсера для постановки всевозможных развлекательных зрелищ на бродвейском уровне.

Каждый бал имел свою определенную тему, обязательно крупномасштабную, на воплощение которой требовались большие затраты, — будь то «Последний день Помпеи», «Двор Людовика Четырнадцатого» или «Чикаго: ревущие двадцатые». Приглашения рассылались за два месяца, чтобы дать возможность счастливым избранникам продумать сногсшибательные туалеты, подобрать подходящие драгоценности — в соответствии с предложенной тематикой.

Для Бетт эти гала-представления были наивысшим блаженством. Какое это было для нее счастье — принимать разных знаменитостей и дельцов от шоу-бизнеса, к которым несколько лет назад она и мечтать не могла приблизиться!

— А какой спектакль! — восклицала она. — Мой зять, должно быть, нанял целую театральную труппу!

Горничная Ким, Селеста, воспринимала все совершенно иначе.

— Так много еды… — мягко заметила она, помогая «миледи» одеваться к последнему балу. — Денег, потраченных на одну только икру, хватило бы, чтобы прокормить всех детей в Бенедикте в течение месяца.

— Неужели? — разволновалась Ким.

— Да, миледи. Это так.

Иногда, причесывая хозяйку, Селеста позволяла себе подобные высказывания, краткие, но выразительные, — исповедуя, очевидно, принцип «направляй свое влияние на добрые дела»…

Ким хотелось думать, что являя собой образец красоты и добропорядочности, она привносит свет в мрачную жизнь бедняков. Но сердцем она чувствовала другое.

Она знала, что основная масса людей в Сан-Мигеле живет в нищете. Слава Богу, глаза у нее были на месте. А вот возможности — ограничены. Не имея ни образования, ни профессии, ни опыта, что могла она, кроме выполнения своих протокольных обязанностей? Бетт постоянно предупреждала ее, чтобы она держалась подальше от политики…

Иногда ее мучили угрызения совести. И в ту ночь тоже, особенно после замечания Селесты, когда она видела, как горы икры и озера «Периньонс Хаус» исчезали в глотках богатых тунеядцев. А в это время в трущобах Бенедикты голодали дети…

Как утверждала пресса, бал этого года затмил, как и полагалось, все предыдущие, и Тонио был доволен. Через несколько дней семья Дюменов улетела домой на собственном реактивном лайнере навстречу очередному зимнему сезону помпезных официальных мероприятий.

— Непыльная работенка, а, детка? — Бетт слегка ткнула дочь в бок, когда самолет приземлился на аэродроме в Сан-Мигеле. Они ступили на красную ковровую дорожку под звуки духового оркестра. Толпа школьников приветствовала прибывших, размахивая разноцветными флагами. Казалось, даже пальмы радовались встрече, трепеща листьями. — Кто бы мог вообразить себе все это, когда мы с тобой прозябали в Микэниксвиле!

Ким улыбнулась и, взглянув в зеркало, припудрила нос. Действительно, кто? И все же…

Все же некоторые аспекты ее жизни остались без изменений.

Например, отношения с Бетт.

Хоть Ким уже пять лет была замужней женщиной, мать по-прежнему старалась руководить ее поведением. Она пересматривала гардероб Ким, правила тексты ее выступлений, указывала, какие приглашения принимать, а какие отвергать, — словом, диктовала во всем.

— Всем этим могут заниматься мои помощники! — пыталась роптать Ким, но Бетт обожала дать ей понять, что она незаменима и действует с поддержки и одобрения Тонио.

Мать и муж! Ким в шутку называла их отношения заговором против нее, но постепенно смешного в этой шутке осталось немного. Потому что, почти достигнув тридцатилетия, Ким не имела никакой самостоятельности. А ей страстно хотелось быть не просто куклой-неваляшкой…

Вскоре после возвращения в Сан-Мигель Ким побывала на одной из сахарных плантаций и пришла в ужас, увидев, что работающие там под немилосердно палящим солнцем люди связаны друг с другом веревками, как скот в упряжке.

Она рассказала об этом Тонио в тот же вечер за ужином, но он ответил, что его это не касается, поскольку плантация — собственность Соединенных Штатов.

— Но, Тонио, для иностранных туристов это не слишком-то привлекательное зрелище! Не мог бы ты исправить положение каким-нибудь специальным указом?

Тонио нашел эту идею смешной.

— Какое у тебя, однако, нежное сердце, — заметил он. — Но сами-то работники не ропщут! Они привыкли к этому, у них рабская психология. Они даже не говорят на наших языках.

Под «нашими языками» подразумевались французский и английский: к тому времени Ким уже могла свободно изъясняться и на том, и на другом. Однако позднее, обдумывая замечание Тонио, она внезапно поняла, что это он не говорил на их языке! На местном диалекте, на языке бедняков. Тонио даже никогда и не пытался выучить его.

Чем больше она размышляла на эту тему, тем серьезнее она ей казалась. Вот она живет в стране, которая стала для нее второй родиной… Ее любят, просто поклоняются ей, но тем не менее она отрезана от народа, который испытывает к ней такие чувства. Она может улыбаться и кланяться, благословлять спуск на воду кораблей и произносить небольшие спичи на французском, но реального общения с людьми у нее нет.

В то утро, пока Селеста причесывала ее, Ким вызвала ее на разговор.

— Скажи, Селеста, ты говоришь на местном наречии?

— Ну конечно, миледи!

— Я бы тоже хотела его выучить. Можешь мне помочь?

— О, миледи! — У Селесты расширились и заблестели глаза. — Я не умею учить. Я и сама-то с трудом умею читать и писать… Но у меня есть кузен… Максим.

— Да?

— Он очень умный, мой кузен! Учится в университете. Прекрасный учитель. Максим будет счастлив давать вам уроки!

Ким с минутку подумала и наконец приняла решение:

— Отлично. Но я не хочу забивать мужу голову такими мелочами. Вот если бы Максим смог приходить сюда по утрам, пока ты меня причесываешь, и заниматься со мной час или около того…

— Хорошо, миледи. Он будет здесь завтра же.