Читаем без скачивания Падшие в небеса - Ярослав Питерский

— Ну, что встал, как солдафон, садись. Садись. И расстегни ты пуговицу! Что, тебе, китель по шее мал?! Все время, вон, как твоя физиономия краснеет! Мал, так сходим к начальнику хозо — пусть выдаст тебе китель размером больше! Что потеешь то, как лошадь?! Маленький, выдохнул с облегчением и расстегнув китель, сел на табуретку. Ему захотелось закурить — но он, не решался спросить разрешения. Курить в присутствии начальника — совсем обнаглеть! Андрон замечал, что этот майор, как-то «нездорово» его опекает. С самого приезда — Поляков, хлопотал за Андрона. «Выбил» ему комнату в коммуналке, в центре. Назначил его в «своей» отдел. Да и первое дело — подбирал лично! Маленький чувствовал, интерес этого человека к своей персоне. Андрон хотел довериться майору — но побаивался. Ведь его в школе следователей учили — не доверять никому, даже своим близким товарищам! Не доверять до конца! Потому как, сотрудник НКВД, должен быть бдительным! И у каждой дружбы — должен быть свой предел!

— Кури, Андрон. Кури. Нам с тобой сейчас надо все обсудить. Пойми, Андрон.

Пойми. То, как, ты раскрутишь это дело — так себя и зарекомендуешь. Я тебе лично подбирал дело поскандальнее. Лично! Лично тебе помогал. И вот, тебе осталось-то, совсем не много. Просто заставить говорить этого журналиста. Просто заставить. Полдела есть. Полдела готово. Нужен масштаб. И все. Пойми. Я знаю. Сейчас самое время. Если ты найдешь масштаб — значит, схватишь удачу за хвост. А найти масштаб тут не трудно. Посмотри — вон, этот Клюфт, у него же на роже написано, что он враг народа! Немец! Свое происхождение скрыл! Общался с Сафроновой! Писал всякую ерунду! И более того — признался, что писал из библии! Втрое — этот Смирнов. Его шеф — эту ерунду прошляпил. А прошляпил то, как? Никто не знает?!

Все статьи этой Сафроновой — тоже пропускал! И третье — кто общался с ними еще?! Есть еще один человек,… есть. Тут у меня чутье! Что, мы имеем, в конце концов?! Устоявшуюся группу из четырех человек! И я уверен — группу созданную давно, и окапавшуюся в наших государственных структурах! В горкоме! В газете краевой! На республиканский уровень, это дело тянет! Пойми, на республиканский! И тут, вполне, можно запрашивать, это дело, рассматривать — особым составом суда! Пойми! Краевого уровня! А это значит — доклад в Москву! А это значит — ну, ты, сам должен понимать, что это значит! — Поляков повернулся и как-то, злорадно улыбнулся лейтенанту. Маленький чиркнул спичкой и закурил. Он посмотрел в глаза своему начальнику. Этот нездоровый блеск. Словно у охотника, который идет на медведя спящего в берлоге. Он идет убивать зверя только потому, что ему хочется посмотреть — как умрет это большой и красивый зверь. Как потухнет жизнь в глазах этого таежного великана. Охотник идет убивать потому, что боится зверя. Он боится его когтей и поэтому убивает его спящим. Выманив из берлоги собаками и не дав подняться — просто пустив пулю в лоб. Так и Поляков. Он хочет просто убить зверя. В берлоге.

Или возле. Не дав ему опомниться. Не дав ему возможности защищаться. Да и вообще не дав ничего понять — за что же все-таки его убьют. Маленький тяжело вздохнул. Он машинально взглянул на свои сапоги. На них засохли едва заметные капельки крови. Коричневые пятнышки сейчас был похоже на брызги от кофе. Андрон стряхнул пепел и тихо сказал:

— Товарищ майор. Я, только вот понять не могу. Ведь надо сначала, самим, быть уверенным — что этот журналист виновен. Да и иметь хоть какие-то улики. Хоть мизерные. Да, у нас есть это признание Сафроновой. Есть докладная Митрофанова и этой, как, там ее — комсомольской активистки?! Но пока, что все. Есть, конечно, косвенное признание самого Клюфта, что он цитировал библию — но как мне кажется этого мало. Поляков подпрыгнул на месте. Он кинулся к Маленькому — словно леопард к обезьяне. Майор склонился возле лица лейтенанта и зашипел:

— Ты, что такое, тут говоришь? Что рассуждаешь? Как, так, мало? Тебе мало? Да если хочешь знать, тут, людей и не за такое брали, и они кололись! Кололись, как грецкие орехи! Они по двадцать человек сообщников называли! По двадцать! И все уходило в Москву! Дела, за которые, люди благодарности и даже ордена получали! На одних докладных! А тебе мало?! Тут — три фигуранта! А тебе мало?! Работай! И не каких сомнений! Не каких! Это дело краевого масштаба! Еще такого в крае не было — что бы группа шпионов вредителей окопалась в краевой газете — заметь органе местной крайкомовской организации партии! Тебе, что надо?! Тебе надо признание! И все! А то, что доказательства слабые — не твоего ума дело! Ты, пойми?! Какая, сейчас, ситуация в стране? Какая? Всюду, вон, враги окопались! Всюду! Ты что, не знаешь — управление буквально завалено делами?! Наши люди сутками работают! Сутками! Понимаешь?! Никакого продыха! Но и здесь, здесь, тоже нужны результаты! Результаты! А что мы будем докладывать?! А?! Что?! Мы будем докладывать — мол, поймали какого-то журналиста, который цитировал библию? И, что? Ну, хрен с ним? Цитировал! А потом, тебя, за это же дело, вместо него — в лагерь погонят! Понимаешь?! Тут нужен размах! Размах! А размах будет тогда — когда будет значимость! Значимость тут есть! Человек работал в горкоме. Потом стал ведущим журналистом в газете. Спутался с буржуазной националисткой шпионкой, работающей на английскую разведку. Которая завербовала еще и главного редактора. И этого тоже нашла, он работает на немцев! Я чую просто! Вот тебе и подпольная группа! Ну, скажи — у кого из наших соседей по областям была такая группа? Да ни у кого! Ни у кого! Понимаешь, я тебе дал шанс — выбиться в люди! Дал! А ты что? Сначала в зебру неудачно сыграл, потом вообще, что-то от темы отошел? Почему? Что творишь, Андрон?

— Товарищ майор. Я не хотел. Виноват. Просто как-то. Я думал, тут, правда — враг народа. Вы мне сказали, что, мол — действительно враг народа будет. Вот, я и настроился. Зебру подготовил. А на деле. Я ж не знал, что он вот так — просто библию цитировал.

— Да ты, что? Маленький? Лейтенант Маленький?! Ты, что?! Тебе этого мало?! Ты не работал еще с ним! Дурак! Дурак! Пойми — он враг и есть! А ты думал, он тут сразу тебе — в колени упадет и будет все добровольно писать? Нет! Вытянуть надо информацию! Понял?! Маленький вскочил и выпрямился — как по команде смирно. Он смотрел на разгневанного майора и не дышал. Истерика Полякова напугала. Если человек не может уже себя контролировать — это опасно, тем более при такой работе. Но Поляков, словно разгадав мысли — успокоился и улыбнувшись, похлопал Маленького по плечу:

— Вижу. Вижу. Испугался. Нет Андрон. С нервами у меня в порядке. Но, вот, это дело, я хочу сделать ударным. И тебя, дурака, тоже сделать — своим помощником. И главное — всем выгода будет. Садись, — майор надавил на плечо лейтенанту. Маленький, покорно присел. Поляков улыбнулся и хмыкнув ласковым голосом, спросил:

— Что делать-то собираешься?

— Ну, не знаю, надо какие-то улики искать.

— Во! Верно! — Поляков вскинул руку вверх, — а еще надо искать сообщников. На воле. У этого Клюфта, поди зазноба есть?! Девушка! Нужно проверить — кто такая, чем дышит, из какой семьи? И еще! Проверить весь список контактов. Проверить еще раз его квартиру. И кстати. Что он там, тут, нам лепетал — где библию прячет?

— В дровянике.

— Во! Загляни-ка, ты туда сам. Посылать — этих уродов, из сыскного отдела — только дело портить. Наследят, напортачат. Шумиху поднимут. Нет. Сам сходи, посмотри. И вперед, вперед. Выбивай из него признанку. Надо если в помощь — дам двух солдат из конвойного взвода. Там такие парни дуболомы есть — два допроса и все! Любой колется. Понял?

— Понял, — грустно ответил Маленький.

— Ну и хорошо. Завтра я жду от тебя первых результатов. В восемь вечера, что бы был у меня с докладом. И, что бы перестал, на уме — держать, всякую буржуазную заразу, про доказательства! Что, не знаешь, что, товарищ Вышинский говорит: главное доказательство — признание арестованного. Это царица доказательств! Поляков внимательно посмотрел на Маленького и медленно зашагал к выходу. Он шел, заложив руки за спину — словно арестованный. Он шел уверенной и тяжелой походкой. Андрон вдруг представил, что вот, так, майора Полякова — ведут на расстрел его же бывшие подчиненные. Ведут, чтобы пустить в расход. Просто и быстро. Без всяких доказательств. Ведь он сам говорит — главное сознаться. Маленький закрыл глаза и хмыкнул. Дверь, хлопнула — как выстрел «трехлинейки». Маленький обхватил голову руками — сдавил ее ладоням, как тисками. Андрон сидел и раз за разлом перечитывал это дело арестованного Клюфта. «Доколе невежи будут любить невежество? Доколе буйные будут услаждаться буйством? Доколе глупцы будут ненавидеть знание? Но упорство невежд убьет их, а беспечность глупцов погубит их! И придет им ужас как вихрь! Принесет скорбь и тесноту! А мы посмеемся, над их погибелью порадуемся, когда придет к ним ужас!» «Неужели это парень — его ровесник, продался немцам? Шпионил? Но, что он мог добывать? Какие сведения? О чем? Кому передавал? Что тут в Красноярске интересует немецкую разведку? Что они хотят — если заслали своего человека в краевую газету? Чего? Что можно сделать плохого стране — напечатав такие вот строки из библии?» — Маленький искал ответа и не находил его. «Доколе буйные будут услаждаться буйством? Странно. Это подходит и к нему — Андрону Маленькому. И его начальнику — майору Полякову. Подходит. Как будто в этой самой библии знали, что вот так будет. Будут жить два таких человека, которые будут наслаждаться буйством? Откуда те люди могли знать об этом? Почему они так написали? Предвидели? Чушь. Предвидеть будущее нельзя! Его можно только спланировать — высчитать? Ну, как — Госплан, на пятилетку вперед. Да и то не все. Судьбу не вычислишь. Пойдешь по улице — сверху кусок шифера упадет! И все! Вот и весь расчет! А, все же, как, все-таки, они могли — так написать? Эти строки? Эти странные строки. О безумстве. Поляков. Он играет безумного. Он хочет быть безумным. Он наслаждается безумством! И он гордится этим безумством! Зачем? Ради идеи? Зачем нужна такая идея — быть безумным? Странная идея! Очень странная. Но это идея. И идея, которой служу и я! Поляков — взрослый и умный мужчина. Почему он действует так? Почему он заставляете и его — Андрона поступать так? Почему, я, так поступаю? Почему? Я был безумен — когда вел этот допрос?! Был. Я то кидался на арестованного, то был спокоен — изображал спокойного и безумного человека — как меня учили в школе следователей. Это — метод „зебра“. Странно. Но, про это, написано в библии? Почему? Нужно самому удостовериться. Нужно самому понять — почему этот парень, этот арестованный Клюфт — это написал?!» Маленький закрыл папку и поднялся. Он собрал бумаги и аккуратно все сложил в сейф. Одел, шинель и шапку. Еще раз, окинув кабинет взглядом — запоминая все мелочи, так учили в школе следователей, что бы потом прийти и определить — был ли кто, без него, в кабинете, открыл дверь и вышел в коридор. Андрон шел по полутемным помещениям тюрьмы и не отдавал честь вытянувшимся по струнке тюремщикам. Кто из них служил совсем недавно — Маленький определял с первого взгляда. Новенькая, еще немного, помятая, форма, сапоги — не отполированные еще тряпкой и щеткой, а лишь закрашенные ваксой или гуталином. Но главное — рвение. Рвение выслужиться начальству! Отдать честь, за пять шагов! Старые и матерые старшины и сержанты делали это с неохотой, словно показывая — ты мне противен, офицер! Ты, вон, носишь офицерские кубики, или шпалы, а на самом деле — ничем, от меня, не отличаешься. А я, такой же, как и ты. Из твоей стаи! Так же — не сплю ночами на допросах — так же мараю руки, об арестованных и меня так же ненавидят — тысячи людей, которые сидят в этих темных и сырых камерах. Но Андрон на тюремных «стариков», как между собой, офицеры называли надзирателей — не обижался. Работа у них действительно была собачья или точнее — волчья. Ведь помимо допросов и выводов на прогулку, нужно было еще и общаться с арестованными в камерах, водить их в баню. Осматривать их вещи. «Интересно, а как человек становится тюремщиком? Как это происходит? Однажды проснувшись — человек понимает, он хочет быть тем, кто охраняет свободу от арестанта. Нет, наоборот — арестанта от свободы. Но ведь это так трудно! Это ведь мучительно — каждый день или через день, видеть, как люди мучаются в камере. Выслушивать их жалобы, а главное чувствовать на себе их ненависть, их страшные пронзающие злобой взгляды. Нет, в тюремщики определенно идут не здоровые люди. А я? Чем я лучше? Или Поляков? Он-то? Он то, чем лучше? Нет, тут сравнивать нельзя. Мы боремся с врагами народа. И это, нелегкая борьба. Это невидимая война. Война. И ее нужно выиграть — иначе наше государство обречено!»