Читаем без скачивания Пряди о Боре Законнике - Александр Меньшов

— Гм! — снова сжал я челюсти. — По-вашему, я тут для какой-то цели? И какой? Бить космачей?

— Ты там, где и должен быть! А любому делу, между прочим, предшествует зачин. Просто обожди и всё увидишь.

Держащие Нить замолчали. Я никак не мог найти, что им ответить, что сказать.

— Спасибо, — послышался голос Старейшина.

Он, казалось, безучастно наблюдал за нами, мне думалось, что и не прислушивался к беседе. И вдруг взял и поблагодарил жриц. Зачем?

— Спасибо, — повторил Фродди, делая мне знак, что пора уходить прочь.

Я удивлённо глядел то на него, то на Ткачих.

— Пойдём, мой друг. Праздники столь редки в этом мире, что глупо их пропускать, — Старейшина чуть улыбнулся.

Мы поклонились жрицам, и вышли вон.

— Вы что-то поняли из их слов? — чуть погодя спросил я у Фродди.

Тот откашлялся и кивнул головой.

— Эх, мой друг. Молод ты ещё… а я стар. Порой вижу скрытое от глаз. И сегодня увидел… услышал, — поправил себя Старейшина. Он чуть помолчал и добавил: — Я услышал ответы на свои вопросы, хоть при этом почти не спрашивал… Хорошо, что ты не гибберлинг.

— И что вы поняли?

— Что мир изменится не зависимо от того, чего хочу я, ты и другие существа. Не стоит этого боятся… Пусть там впереди и двойные круги, пусть по ночам снится рыба… пусть пала в Астрале и Иса, и Древо… Однако Узор будет неизменен. Мы можем полагать, что свободны, что наши нити крепки…

— Прошу прощение за возможную неучтивость, но так, наверное, в своё время думали и джуны. А что стало с их цивилизацией?

— Ты молод и горяч. Делаешь слишком поспешные выводы. Поверь, мой друг, во всяком Узоре есть свой смысл. Это касается и джунов…

— Их время прошло давным давно!

— Зато осталось их наследие. А не для этого ли они и были созданы?

Я пожал плечами. Столь сложные размышления сегодня не по мне. Да и в конце концов, я человек, а не заумный эльф. Пусть они размышляют о бытие и прочем.

Мы расстались у ворот. Старейшина пошел к своему шатру, мои же стопы направились на поиски Стояны.

До слуха донеслось негромкое пение нескольких нестройных мужских басов. Я обернулся: то были подвыпившие гибберлинги, среди которых виднелся Крепыш Орм.

Слова песни показались мне знакомыми. Я невольно прислушался:

 Сник лёд и снег сошёл, И славу воспоём тому Весной на длани изумрудной, Кто сёк серпом кровавым Врагов в их волчьих вотчинах…

Недобрые мысли, которые будто дворовые собаки, терзающие кость, разом покинули голову, улетучиваясь, словно дым. Они оставили лишь небольшой налёт какой-то грусти…

Правы жрицы, хоть и не хотелось с ними соглашаться. Я, как не крути, тот «меч» и «топором» мне не быть. Никогда не быть!

 И рок предрёк ему идти Туда, где камни спят веками, Где полчищ снежных не счесть великанов, Где тьма льдяная сковала небо тьмою И издревле сокрытый спит герой…

Стояну я нашёл там же, где и оставлял. Она ничего не спрашивала, только пододвинула ко мне широкую миску.

Есть особо не хотелось, хотя руки сами собой тянулись к снеди. Я вдруг получил небольшой тычок в левый бок.

— Извините! — раздался голос. — Случайно вышло…

Обернулся: рядом сидела младшая сестричка Упрямых. Я чуть улыбнулся в ответ. Она с кем-то разговаривала.

— И какой интерес? — послышался вопрос.

Собеседницей оказалась одна из сестриц Заботливых. Она жадно поглощала рыбу и одновременно при этом успевала говорить.

— Да какой интерес там может быть? — отвечала Упрямая. Её килт был в крупную полоску нежно-голубого цвета. Я попытался разобраться в её родословной, но не смог — запутался. Видно действие хмеля сказывается. — Лёд да камень, вот и всё богатство.

— Не скажи! А кудрявый лишайник для «обжигающего эля»? — с серьёзным видом отвечала сестрица Заботливых. Её косы напоминали дремлющих на плечах змей. — Его нигде больше нет: ни на Мохнатом острове, не на Стылом…

Я не собирался подслушивать их разговор, но это вышло само собой.

Сестрица Упрямая отпила из кружки, а потом несколько недовольно бросила:

— Я порой вам удивляюсь…

— Нам?

— Хотела сказать тем, кто хочет с арвами наладить торговлю. Это же дикари! — Упрямая нахмурилась. — Неужели опыта других им не достаточно, чтобы вовсе отказаться даже от попыток…

— Может, не достаточно, — отвечала Заботливая.

— В торговле главное что? Размах! Отдача! А тут? Мы вот в прошлом году отправились на Арвовы предгорья. Брат говорит, мол, надо пробовать. Ну, хочешь — давай, перечить не станем. И вышла у нас какая-то странная торговля… Вернее — мена. Сначала чуть головы не потеряли… Тяжело договориться с этими арвами, но брат по-всякому с ними. В общем, договорился. Но что получили взамен — кишки, когти… ну ещё одну шкуру. Второй раз и того хуже: всё забрали, ничего не дали. Третий, четвёртый… Говорим брату, мол, да сколько же можно? Чистый убыток! А он упрямый…

Собеседница вдруг рассмеялась:

— Ну, так вы же и есть Упрямые! Чему удивляться?

— Есть такое… А на счет лишайника ты верно подметила. Может, брату мысль подкинуть? Пусть арвы его собирают, а мы на него обмен вести и будем…

И снова грянула музыка. Гибберлинги стали вылезать из-за столов. Стояна как-то «жадно» схватила меня за руку, словно боялась «уронить», при этом с кошачьей грацией прильнув ко мне.

— Пойдём? — прочиталось в её глазах.

Как тут откажешь? Я встал, и мы снова пустились в пляс…

Было уже далеко за полночь. Голова отяжелела и от мыслей, и от хмеля. Веки так и норовили закрыться. Рядом на плече прикорнула Стояна. Я мимоходом глянул на её волосы, стянутые в тугой хвост. Они сложились в своеобразную «подушечку», на которой покоилась небольшая головка друидки.

Сейчас Стояна казалась какой-то… хрупкой… А я мыслился для самого себя эдакой непреклонной могучей скалой, закрывающей девчушку от невзгоды.

Гибберлинги всё ещё гуляли. Кое-кто даже был в состоянии петь песни, другие продолжали поглощать и еду, и выпивку. Такие небольшие, в сравнении с человеком, созданья, а умудряются наедаться за десятерых здоровенных мужиков.

Мысли еле-еле таскались в голове, не зная, куда себя приткнуть.

Пожалуй, пора и на боковую. А то так можно сидеть до бесконечности.

Я осторожно тронул Стояна за щёку. Потом погладил своими шершавыми пальцами.

— Что? — полусонно пробормотала она, приподнимая голову.

Её веки с трудом разлепились, но во взгляде читалось непонимание.