Читаем без скачивания Бабочка на ветру - Рей Кимура
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цурумацу захотелось помечтать о светлой любви и поразмыслить о том, как жить дальше. Оставив спящую Окити в комнате, он потихоньку выскользнул на веранду — здесь, наедине с природой, всегда мыслит яснее. Луна в ту ночь показалась ему особенно красивой: печально висела на небе и, словно покачиваясь, то пряталась в плывущих облаках, то снова выныривала, бросая на все вокруг призрачный свет. Цурумацу задумался: почему среди этого величия, красоты и умиротворения в их отношениях возникают такие бури отрицательных эмоций? И зачем все это, разве не могут они жить спокойно?
«Как странно все складывается у нас с Окити, — рассуждал молодой мастер. — Мы изо всех сил пытаемся дотянуться до чистой, безграничной любви, которая существовала между нами когда-то, но всякий раз она ускользает от нас. И получается так, что мы остаемся недовольны друг другом, раздражены, злы. А все потому, что не сумели обрести то, что когда-то стремились сохранить навечно». Он еще раз взглянул на огромную золотую луну, стоявшую прямо над ним и высокомерно взиравшую на него, и прокричал:
— О ты, воплощение спокойствия и умиротворенности! Хоть ты подскажи — что мне теперь делать?!
Но огромная, прекрасная луна безмолвно освещала его, не предлагая никаких решений… Цурумацу вздохнул — выход он должен найти сам. Надеялся все же, что это лишь очередной этап в их жизни. Им еще будет хорошо — ведь в конце концов люди поймут, что плотник не расстанется со своей возлюбленной. Постепенно привыкнут к тому, что эти двое живут вместе, и работа у него снова наладится.
Но ничего подобного не произошло; очень скоро и Окити поняла, что ее любимый Цурумацу тоже оказался отрезанным от местного общества. Ему объявили молчаливую войну, и он потерял всех заказчиков — те попросту отвернулись от него. Вся в слезах, в отчаянии, Окити отправилась на могилу Наоко.
— Неужели именно об этом ты мне хотела тогда I рассказать?! — рыдая, вопрошала она.
Неожиданно подул легкий ветерок, зашелестела листва деревьев, растущих неподалеку, словно сама Наоко грустно прошептала: «Да… Да…» Окити рухнула прямо на могильный камень и запричитала:
— Что же мне теперь делать, Наоко?! Как поступить? А ты ведь все видишь и понимаешь лучше меня, потому что ты теперь в мире бессмертия, где все наши земные заботы не имеют значения и кажутся такими мелкими! Знаю я, что ты хочешь мне сказать. Наверное, чтобы я бросила его, оставила в покое, иначе он совсем разорится. Если я люблю его, мы должны немедленно расстаться, а не то я увлеку его вслед за собой на самое дно трясины, откуда выбраться уже невозможно. Люди скорее простят грех мужчине, чем женщине, поэтому пройдет немного времени и жители Симоды снова начнут уважать и ценить его по заслугам, забудут, что он жил вместе со мной. Но я-то не смогу это сделать, Наоко! Не допускаю и мысли, что мы расстанемся снова! — Она помолчала и добавила: — Скажи мне, ну скажи же мне, что это не единственный выход, что есть и другой путь! Ты же всегда была такой умницей и находила ответы на самые трудные вопросы! Умела обходить невзгоды стороной, обманывать их своими уловками!
«Нет… Нет…» — зашумел ветер, и в голове Окити эхом пронеслись слова, которые она так боялась услышать: «Другого пути для тебя нет! Это случилось давно, в тот самый день, когда тебя силой увезли к Тоунсенду Харрису. Уже тогда судьба твоя была предрешена, и никакого выхода теперь ты не найдешь…»
И Окити поняла, что обречена — надежды рушатся, ей и Цурумацу не суждено жить вместе, счастливой семейной жизнью. Уже в который раз прошлое настигает их и назначает огромную цену за несколько месяцев совместной почти безмятежной жизни. А платить нужно немедленно: ей предстоит оставить любимого мужчину, пока его не затянуло на дно — туда, откуда подняться ей самой так и не удалось. Иначе мстительность местных жителей, их презрение и отказ пользоваться услугами талантливого мастера, помноженные на постоянное чувство вины, погубят их любовь. Эта тонкая нить, натянутая до предела, наконец лопнет, и вот тогда все нежные чувства обязательно взорвутся и крошечными осколками разлетятся во все стороны…
Окити возвращалась домой с могилы Наоко вся в слезах и никак не могла успокоиться. Ну почему жители Симоды не могут оставить их в покое?! Она ведь однажды уже отказалась от Цурумацу, пожертвовала чувствами, молодостью и невинностью — ей объяснили, что с ее стороны это будет благородно. Она сыграла свою роль, выполнила обещание и уговорила иноземных дьяволов уменьшить давление на Японию. По этому поводу велись дипломатические переговоры, и в конце концов было подписано соответствующее соглашение.
Но она при этом предала и тело, и душу, и любимого человека. И все ради того, чтобы послужить стране и людям, которые теперь ее же за это и ненавидят. Нет никакого смысла оставаться в этом грешном мире. Но у Окити не хватало сил и храбрости покончить с собой. Иногда она думала о том, что, наверное, именно по этой причине и начала так часто и помногу выпивать. Ведь алкоголизм — это верный, хотя и не очень быстрый путь к саморазрушению. Каждый раз, просыпаясь, разочарованно вздыхала: нет, умереть ей никак не удавалось…
В тот вечер, не в силах больше выносить напряжение, день ото дня растущее между ней и любимым, она решила серьезно все обсудить. Найдя Цурумацу в мастерской, твердо заявила:
— Мне нужно поговорить с тобой!
Цурумацу ждал этого момента и очень его боялся, поэтому попробовал избежать разговора:
— Нет-нет, Окити, сейчас не время — видишь, мне обязательно нужно закончить важную работу!
— Для кого?! — выкрикнула Окити и расплакалась, оглядев мастерскую: почти все свободное место занято никому не нужной роскошной мебелью. — Нам с тобой хорошо известно, что больше никто не дает тебе заказов. Ты лишился доходов, и все из-за меня, верно?
Цурумацу молчал, — да, это правда; все-таки эти слова прозвучали. Именно невысказанность бросала тень на их отношения, и от этого у них в доме ни радости, ни подлинного счастья.
— Не надо так переживать, Окити, — отозвался наконец Цурумацу. — Мы сумеем пережить и этот тяжелый период и в конце концов даже
