Читаем без скачивания Жизненная сила - Роберт Рид

Глава шестнадцатая

Одна из проблем, которая неизбежно возникает, если человек живет слишком долго, заключается в том, что делать со своей головой. Как быть после многих тысяч лет со всей той хаотической массой воспоминаний и неизвестно зачем хранимых памятью фактов?

Даже среди человеческого племени разные его культуры придерживаются различных точек зрения на этот счет. Некоторые предпочитают тщательное удаление всего раздражающего и излишнего - медицинская процедура, как правило, приукрашенная определенной церемонией. Другие предпочитают мозговую очистку, более радикальную по сути, придерживаясь мнения, что качественно проведенное сокращение может освободить любую душу. А есть даже некоторые жесткие сообщества, где мозг разрушается постоянно и намеренно, и затем, с его восстановлением, на свет появляется уже совсем иной, новый человек.

Но капитаны не принимали ни один из этих способов.

Для их карьеры и процветания пассажиров нужно иметь опытный, постоянно удерживающий в себе тысячи деталей мозг. Ничего не забывай - вот что было их недосягаемым идеалом. Управление любым Кораблем требует превосходства капитана во всем и при любых обстоятельствах, и никто не может предугадать, когда придется выхватить из сознания ту или иную давно всеми забытую, но именно в этой ситуации жизненно необходимую деталь. И капитаны - если они были настоящими капитанами - совершали свою работу со вполне предсказуемой компетентностью, которой мог потребовать от них кто и когда угодно.

Но Миоцен забыла, как она стала капитаном.

Это произошло не случайно, но время и повседневное напряжение всех ее сил в новой жизни оттеснили старые воспоминания. После столетия жизни, проведенного на Медулле, она вдруг начала ощущать, как понемногу исчезают какие-то ее маленькие, может быть, и незначительные навыки и таланты - и забеспокоилась, что, вернувшись к своим прежним обязанностям, не сможет выполнять их сразу же с прежней уверенностью в себе.

Какие капитаны получили последние награды от Премьера и за что?

Кто именно входит в число последних пятидесяти победителей?

Кем были рыбообразные существа, что жили в аммонийных водах Моря Альфа? Или те роботы, что обитали в специальных топках? Или те, что замерзали при комнатной температуре? А те, что были продублированы за их юношеское чувство юмора… Откуда они вообще появились?

Незначащие, казалось бы мелочи, но для миллиардов душ они означали вещи жизненно важные.

Ведь было человеческое население и в Дымных каньонах… антитехнологи, которые проходили под именем… каким?.. И кем они были обнаружены?.. И как они приспособились к жизни, полностью зависящей от величайшего из когда-либо построенных механизмов?

Не зная всего этого, теперь она едва ли сильно отличается от любого хорошо информированного пассажира.

Разумеется, многое может измениться ко времени ее возвращения. Ранги, лица, награды, даже, может быть, сам курс Корабля - и ведь все эти изменения, эти наиважнейшие решения, равно как и самые тривиальные, произойдут без ее, Миоцен, малейшего участия!

А, может, и нет более никаких решений?

Она знала ходившие слухи. О том, что Событие очистило Корабль от всех форм жизни, оставив его снова лишь неким неорганическим ископаемым. Это объясняло отсутствие каких-либо спасательных операций со стороны верхнего мира. Премьер, команда и мириады нетренированных пассажиров испарились в жуткую вечность, все помещения остались пустыми и стерильными. А если и появились какие-то местные существа, отважные или глупые настолько, чтобы снова оказаться сейчас на борту, то им все равно потребуются миллионы лет, чтобы найти дорогу вниз, в эти бездонные пространства.

До почему это видение было все же столь соблазнительным?

Потому, что оно соблазняло и саму Миоцен, особенно в черные периоды ее депрессий.

После того, как ее сын и другие Бродяги покинули их, она нашла вполне удобоваримое объяснение: произошла тотальная бойня. Миллиарды погибших. И что тогда ее собственная трагедия, как не самая ничтожная, не стоящая малейшего внимания мелочь? Печальная незначительность в великой истории Корабля. А поскольку это тоже всего лишь мелочь, рождалась опьяняющая надежда, что она сможет забыть тот ужасный день и те ужасные вещи, что сказал ей сын. А главное то, как он вынудил ударить его ножом и изгнать из общества. И прекратятся, наконец, те отравляющие жизнь моменты, когда ее неустанный, постоянно работающий мозг вдруг начинает вспоминать о сыне.

Дневник Миоцен начался как опыт, как некое упражнение, на которое было мало надежды. Но, подводя итоги каждого дня, сидя в одиночестве своего нового, наглухо закрытого дома, она снова и снова наполняла чернилами длинный полый хвост жука-плавунца и своим мелким разборчивым почерком записывала все свои впечатления и размышления.

Это был старый, давно дискредитировавший себя способ.

В качестве средства запоминания или передачи исторических сведений письменное слово давно было вытеснено цифрами и мнемочипами. Но, как и все в этой жизни, теперь древняя технология вдруг воскресла, хотя бы и в таком малом масштабе.

«Я ненавижу это место».

Таковыми оказались ее первые записанные слова и, пожалуй, наиболее честные.

Затем, чтобы как-то поддержать и оправдать свой плещущий через край гнев, она составила список капитанов, убитых на Медулла оссиумм, описала их ужасную смерть, заполняя грубые листы цвета кости живыми подробностями. Потом сложила их и засунула в асбестовую папку, которую всегда носила с собой с того времени, как покинула второй лагерь.

Эксперимент постепенно превратился в акт самодисциплины.

А дисциплина превращала привычку в ощущение обязанности, и через десять лет ведения дневника без единого пропущенного дня Миоцен поняла, что ей уже просто нравится писать. Она могла изливать на страницы все, что хотела, и страницы никогда не жаловались и не выказывали сомнений. Даже медленный скрупулезный процесс написания каждой буквы нес в себе очарование и некое наслаждение. Каждый вечер Миоцен начинала с описания рождений и смертей. И первые преобладали над вторыми. Множество из ее капитанов обзавелись новыми детьми, и старшее их потомство - те, кто остались верны и любимы - тоже постепенно обзаводилось своими отпрысками. Медулла оссиум был суровым миром, но очень плодовитым, и скоро люди заняли в нем главенствующее положение. Рождаемость превышала смертность в двадцать раз, и эта тенденция все росла. Редкий капитан не предлагал для размножения свою сперму или яйцеклетки. Разумеется, если бы все это перешло разумные границы, Миоцен потребовала бы полного воздержания. Или квот. Но, слава богу, таких жертв пока не требовалось. Более того, эта свобода позволяла Миоцен встать в ряды тех капитанов, которые не рождали очередных детей на этой демографической волне.