Читаем без скачивания Двуликая особа - Маргарита Южина

– Так, значит, это была женщина?

– Это Ирочка женщину видела, только это ж не значит, что та самая женщина и сотворила такое. Мало ли, может, просто около детского отделения проходила. Хотя… Время-то уж больно позднее было, чего ходить-то?

– А у мальчика, которого Стоцкая взяла, не было проблем со здоровьем?

– Вот про другого мальчонку ничего не помню.

– А что за женщина ребенка оставила, ее имя, фамилию узнали?

– Теперь уж точно и не припомню. Назвалась то ли Ивановой, то ли Степановой, а как на самом деле, кто ее знает? У нас бывает, что рожениц без документов привозят, ну мало ли где прихватит, но на следующий день родственники обязательно привозят, иначе на ребенка никаких бумаг не выдадут, да и самой матери ни декретных, ничего. Только той кукушке, видать, ничего и не надо было. Поэтому и не узнали мы, кто такая.

– Спасибо вам, если бы вы знали, как помогли нам! – распрощался Сергей и вышел. А пожилая женщина еще долго сидела, теребя в руках замусоленный бинт.

– О, наконец-то, заждался я вас, – встретил Сергея внизу Женька. – Меня тут уже с дочерью поздравили, пока вас не было. Не зря сходили?

– Если бы ты знал, друг мой Женька, насколько не зря!

– А сейчас в дом инвалидов, может, Максим нам что-нибудь расскажет.

– Зачем вам нужен Максим? – недоверчиво спросила молодая миловидная заведующая с немодно закрученной вокруг головы косой, после того как выслушала гостей и рассмотрела их документы.

– Нам кое-что хотелось бы у него уточнить.

– Погодите, вы даете себе отчет в том, где находитесь? – покачала она головой. – Ну, впрочем, пройдемте.

Они прошли в отдаленный корпус. На первом этаже было относительно тихо, но зарешеченные окна, приглушенный тон персонала, крики с верхних этажей создавали гнетущую атмосферу. Провожатая вошла в палату, тут же навстречу ей поднялся со стула крепенький мужичок в голубом халате.

– Сидите, сидите, – успокоила его заведующая и обратилась к посетителям: – Вон тот, который плачет, и есть Максим Стоцкий.

На кровати у стены сидел парень, он крепко держался за спинку, монотонно раскачивался взад и вперед и не переставая мычал. По его щекам, подбородку, носу текли слезы. Лицо можно было бы назвать очень красивым, если бы его не портило выражение безумия.

– Он что, всегда так? – не вытерпел Женька.

– После уколов затихает, надо же ему дать отдохнуть, – объяснила заведующая.

– Позвольте мне сделать фотографию Максима? – попросил Сергей.

– Если это необходимо, – поморщилась молодая женщина. Защелкал фотоаппарат. Гости больше не задерживались.

– Господи, как же этот мужик в голубом тут держится? – выйдя из корпуса, вздохнул Сергей.

– У него сын тут.

– А отчего появляются такие дети, это что, наследственное или какое-нибудь заболевание?

– Что касается Стоцкого, то это травма, вам нужны медицинские термины?

– Нет, я, пожалуй, не разберусь в них, – сознался Сергей.

– Ну а если в общих чертах, то либо его уронили, либо что-то уронили на него, либо ударили, короче – травма.

– Н-да, спасибо вам за помощь, – Сергей оглянулся, во многие окна через решетки смотрели безумные лица. Женька нервно закурил и протянул спичку Котятичу. Даже в автобусе им все казалось, что в спину глядят пустые глаза.

– Ну что, на сегодня все? – садясь на свободное место, поинтересовался Женька.

– Мне бы до Аллы Викторовны добраться.

– Значит, едем туда.

Через полчаса Котятич стоял перед главврачом.

– Нет, нет и нет! Больная только что перенесла тяжелый приступ, любое волнение для нее губительно.

– Поймите, если наша встреча не состоится, последствия могут быть значительно печальнее.

– До чего я не люблю общаться с вашим братом, ставишь человека на ноги, ставишь, потом приходит эдакий деятель, и все насмарку… Ладно, подождите, я посмотрю ее состояние.

Ходил врач недолго.

– Идите, она и правда хочет вас видеть, – смилостивился он. – Но только помните: очень недолго и никаких волнений! Леночка, проследите, пожалуйста, чтобы гость не засиживался.

Алла Викторовна была старше Сергея. А может, просто так выглядела, больничная койка не прибавляет свежести.

– Здравствуйте, меня зовут Сергей Сергеевич. Как ваше самочувствие?

– Спасибо, у нас так мало времени, может, сразу о главном, – понимающе улыбнулась больная.

– Я не зря у вас о самочувствии спрашиваю, речь моя не из приятных. Я, видите ли, лицо, которое занимается расследованием убийства Захаровой Ирины Николаевны.

– Что же вы так долго до меня добирались, Сергей Сергеевич? – мягко укорила Стоцкая. – Мне есть что вам порассказать. Я думаю, вы знаете, какую роль в моей жизни сыграла эта женщина.

– Вы имеете в виду появление Максима?

– Да. Она помогла усыновить мне мальчика. Я очень боялась, что муж не простит мне смерти сына, мы ведь так долго ждали его. А когда пришла в себя и узнала, что какая-то женщина бросила своего ребенка, как ни кощунственно это звучит, была так рада. Врач, правда, поторопился, мужу о смерти нашего ребенка рассказал, но мы с Ириной Николаевной целый сценарий придумали, мол, просто чудовищная ошибка вышла… Сейчас даже стыдно за свою глупость… Гриша больше не пришел. Он не пришел ни в роддом, ни домой… Ни разу, – голос Аллы Викторовны звучал еле слышно, видно было, что эта обида еще жива. Но потом, будто спохватившись, она повела рассказ ровным тоном. – Зато у меня появился Максимка. Он мне всех заменял: и подруг, и друзей, и родных. Радовалась каждый день, да только недолго. Стала замечать, что сынок от остальных детишек в развитии отстает. По врачам стала бегать, те только разные диагнозы ставили, лечить вроде и лечили, да толку не было. Кто его знает, в чем причина его болезни, у мамаши-то ни анализов, ни карты не было. Может, чем-то травила еще до рождения. Чего тут гадать, только мальчик мой… ну…

– Я знаю, – еле слышно пробормотал Сергей.

– Заболел Максимка. Даже не заболел, а как-то перестал развиваться. Сколько я тогда из-за этого перестрадала, перемучилась, не передать. И в роддом бегала, хотела сама разузнать, что за мать у Максимки была. Но пропала, как в воду канула. Тогда вот и с Ириной Николаевной сблизилась, она-то помнила мамашу. А потом Захаровы уехали из нашего города. С годами я еще больше мать Максимкину найти хотела, теперь уже по другой причине. Стало сердце у меня прихватывать, и с каждым разом все сильней. Вот и хотела я Максима с родной матерью свести, если я умру, он не выживет один, а она все-таки мать, может, и одумалась с годами. И вот четыре месяца назад звонит мне Ирина Николаевна. Она с тех пор, как уехала, не писала мне и не звонила, не настолько мы с ней подруги были, а тут междугородный звонок! Оказывается, нашла она мать Максима! Я не поверила даже, а Захарова говорит, нет, мол, ошибки быть не может, потому что они даже говорили с ней. Я договорилась с Ириной Николаевной, что к ней приеду, только хотела курс лечения дополнительный пройти… Ну, знаете, чтобы перед матерью в лучшей форме… Через две недели выехать должны были, а тут известие приходит, что убили Ирину Николаевну. Так, я думаю, это она и сделала, мать Максимкина. Может быть, пьяница какая-то, себя прокормить не может, куда ей инвалида.

– Подождите, а от кого конкретно вы узнали о гибели Захаровой?

– Совсем случайно. Мужики во дворе разговаривали, они вместе с ее мужем работали, вот и говорили, что сыну Жене помочь надо, послать деньги или еще как. Я у них все порасспросила да сама поехала. Максим в это время еще в больнице был. Я ведь надеялась, что, может быть, сама что-нибудь узнаю, так горько было… И Ирина Николаевна погибла, и ниточка с матерью Максима оборвалась.

– А Ирина Николаевна ее имени, фамилии не называла?

– Нет, не называла, – огорченно покачала головой Алла Викторовна. – Говорила она мало, торопилась. Сказала, что и сведет нас, когда приедем. А вон как вышло.

– А Ирина Николаевна мужа вашего ни разу не встречала?

– Не знаю. Он как-то вообще исчез с горизонта. И в Калинске никто из наших знакомых его больше не видел.

– Ну а родственники его? Вы не спрашивали?

– Гриша сам-то деревенский, я сперва думала, что он обратно в деревню вернулся.

Но однажды пришла открытка поздравительная от его сестры, я ей письмо написала, все как было, как мы расстались, что Гриша с нами не живет. Не знаю, может, они и осудили меня за что-то, но больше писем от них не было. А я не навязывалась.

– А сами вы его тоже не видели с тех пор?

– Нет. Да и не хочу, честно говоря.

– Вот оно ваше слово! – подобно буре, ворвался в палату главврач. – Вы здорового до инфаркта своими разговорами доведете! Сколько же можно!

– Извините, я уже ухожу. Алла Викторовна, вы, пожалуйста, поправляйтесь, – заторопился Сергей.

Внизу, в больничном коридоре, наполовину покрашенном синей ядовитой краской, сидел Женька. Увидев возбужденного Котятича, поднялся.