Читаем без скачивания Бриллиантовая пуля - Николай Леонов

– Хватит! – заорал на него Александр. – Ты уже и здесь всех достал! Тебе люди хотят от чистого сердца подарок сделать, а ты выкобениваешься, как вошь на гребешке!

– Господин Гуров, за что вы нас обижаете? – спросила девушка. – Мы вам предложили что-то непристойное?

– Первый раз слышу, чтобы вошь на гребешке такими делами занималась, – немного смущенно заметил Гуров, никак не ожидавший от Романова столь бурной реакции, а от китайцев – такой интерпретации своих слов. – Хорошо! Я принимаю ваш подарок! Костюм – все-таки не джип, – сказал он, посмотрев при этом на Романова, который и ухом не повел.

Китаец достал из кармана сантиметр и стал обмерять Льва Ивановича с ног до головы, диктуя дочери цифры, которые она записывала в блокнот, а потом снова поклонился, и они ушли.

– Да, прав Фатеев! – никак не мог успокоиться Александр. – Дерьмовый у тебя характер!

– Какой есть! – огрызнулся Гуров.

– Ну, Сашка? Теперь ты сам видишь, каково мне с ним приходится! – сказал Стас. – Да я уже святым стал! У меня тазик над головой светится и спина чешется, потому что крылышки прорезаются. Тебя, Лева, терпеть столько лет только я со своим ангельским характером могу!

– На святого ты не тянешь, – хмуро заметил Гуров.

– Значит, я великомученик! Уж против этого у нас в управлении никто спорить не станет! – парировал Стас.

– Да ну вас! – отмахнулся Лев Иванович. – Зря я согласился, он меня теперь примерками замучает.

– Он без примерок шьет, сразу готовый костюм получишь, – все еще недовольным голосом объяснил Александр.

– Не знаю уж, какой из тебя, Стас, великомученик, а жена у Иваныча точно святая, потому что с таким человеком жить тяжело, – подал голос Косолапов.

– А принципы или есть, или их нет, – ответил ему на это Гуров и вышел из палаты.

Он прошел в холл, где развернул кресло так, чтобы сидеть ко всем спиной, и стал смотреть в окно. Там он и провел все время до обеда и даже не повернулся ни разу, хотя и слышал позади себя какие-то звуки. В палате, куда он вернулся, чтобы поесть, царила тишина, и только Стас, как бы между прочим, заметил:

– У тебя, Лева, оказывается, очень грозная спина. Китайцы в холл пошли, чтобы цветами заняться, а как ее увидели, так тут же по палатам разбежались и нос оттуда не высовывают. Ты уж их больше не пугай, им и так лихо досталось.

Гуров взвился было, чтобы ему достойно ответить, но, увидев, что в его сторону никто и не смотрит, сник.

– Извините, мужики, но мне себя уже не переделать, – пробормотал он. – Или принимайте таким, как есть, или не принимайте вовсе.

– Леша бы на это сказал, что воистину умен тот, кто разбирается, где взятка, а где подарок от чистого сердца, – тихо проговорил Романов.

– Ты, Иваныч, со своими принципами палку не перегибай, а то ведь распрямится она и тебе же в лоб шарахнет, – добавил губернатор и подытожил: – Тему эту считаю закрытой!

Больше о непростом характере Гурова никто ничего не говорил, а там и обстановка понемногу разрядилась.

И потянулись больничные будни. Лев Иванович изнывал от скуки, а вот Стас умудрился и в баньку с мужиками съездить, и на охоте побывал, да и вообще все достопримечательности города обойти, включая, конечно же, и всевозможные ресторанчики, где наелся всяких диковинок до того, что потом маялся животом.

А примерки костюма действительно не было, и Леша привез его готовым. Это была классическая «тройка» темно-синего цвета с едва заметной тонкой серой полоской, но к ней прилагалась еще и белоснежная рубашка с подобранным в тон галстуком из натурального шелка. С виду ничего особенного в костюме не было, но когда Гуров его надел! Он стоял перед зеркалом и не верил своим глазам! Нет, и седина, и морщины остались на месте, но вот все, чтобы было ниже, никак не могло ему принадлежать. Да, Гуров держал себя в форме, ежедневно занимался утренней гимнастикой и спортзала не чурался, но возраст брал свое. И пусть живот у него отсутствовал, но мышечная масса с годами нарастала, и он, что называется, заматерел. А сейчас зеркало показывало ему молодого, максимум тридцатилетнего мужчину, стройного, подтянутого и спортивного.

– Это как же такое может быть? – растерянно спросил Гуров.

– А этого никто понять не может, – веселился, глядя на его изумленный вид, Романов. – Уж какие дорогие костюмы самых известных фирм мы с мужиками ни покупали, а они тем, что Леша шьет, в подметки не годятся. Значит, есть у него какой-то свой секрет, который он если и передаст, то только своей дочери.

– Слушайте, вы вообще представляете себе, сколько может стоить такой костюм в Москве? Да наши олигархи за него никаких денег не пожалеют! Они Леше все условия создадут, и гражданство оформят, и свой дом моды для него откроют, – никак не мог успокоиться Гуров.

– Вот и не распространяйся, у кого и где шил, – настойчиво попросил его Александр. – Нечего наши кадры сманивать!

– Тебе, Лева, теперь придется голову красить и пластическую операцию сделать, чтобы этому костюму соответствовать, – не удержавшись, подколол друга Стас.

– Обойдусь! – Гуров был настолько восхищен искусством портного, что даже не обиделся. – Надо его поблагодарить и извиниться, а то я в прошлый раз как-то не очень вежливо себя вел.

– А вот это правильно, – одобрительно заметил Косолапов. – Когда люди к тебе с открытой душой приходят, их обижать не надо.

И Лев Иванович действительно съездил к Леше, чтобы сказать ему спасибо и извиниться, что было воспринято тем с полнейшей невозмутимостью. Гурова это немного задело, но он списал все на восточную сдержанность чувств.

И вот наступил день выписки. Плечо Гурова вело себя так, словно никогда и не было травмировано, да и сам он чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим, потому и настроение у него было отличное. Но, войдя в кабинет к Татьяне Сергеевне, чтобы взять выписку из истории болезни, – а она настояла, чтобы он лично к ней пришел, он понял, что рано обрадовался. Прочитав длинный перечень своих болячек, только тяжело вздохнул:

– Одно радует, что все они вне обострения.

– А вы думали, что вам сносу не будет? Столько десятилетий работать, не жалея себя, и оставаться молодым и здоровым? Да у вас проблема на проблеме! И пусть пока еще ни одна из них не достигла критического уровня, но поберечься вам все-таки стоит. Пора начинать себя жалеть. И учтите, что копию выписки я уже послала брату, так что скрыть ее вам не удастся. А еще я его предупредила, чтобы он вас, как мальчишку, по всей стране не гонял. И запомните: минимум месяц вам нельзя перетруждать руку, так что никаких тяжестей или иных сильных физических нагрузок.

– Татьяна Сергеевна, помните, как вы сказали, чтобы мы не лезли в ваши профессиональные дела? – Она кивнула. – А вот теперь я вам скажу, что работа у нас такая, и Андрей Сергеевич об этом прекрасно знает. Так что, коль придется, он нас и на Сахалин отправит, не задумываясь. А мы поедем! Кстати, а как дела у Стаса?

– Как ни удивительно, но значительно лучше, чем у вас. Но крепким я его здоровье все же не назвала бы, – ответила она, заметно недовольная тем, как ее, хоть и мягко, поставили на место.

– Я рад за него.

Потом Гуров рассыпался в благодарностях за лечение, уход и заботу, чтобы хоть как-то сгладить неприятное впечатление от своих слов, и добился своего – Татьяна Сергеевна довольно заулыбалась. А вот он, выходя из ее кабинета, вдруг подумал: «Да, недаром у Крячко здоровье лучше, чем у меня. Ему же всегда было легче – он ведь вторым номером работал, у меня за спиной. Это я лбом стены пробивал. Вот и допробивался!» Но Стасу, естественно, ничего не сказал. Как потом оказалось, Крячко сам все выяснил о состоянии друга и по приезде в Москву доложил обо всем Орлову, и они постановили, что Гурова надо беречь. Некоторое время так и было, а затем случился очередной аврал, и все вернулось на круги своя.

Но все это было потом, а в тот день в Новоленске друзья готовились к отъезду, из-за чего больничная палата напоминала больше склад или камеру хранения – хорошо, что Косолапов и Романов к тому времени уже выписались и друзья остались там одни. Хозяйственный Крячко ни за что не хотел оставлять полушубки с шапками и валенками, объясняя это тем, что они все равно наверняка уже списаны. Он вцепился в них, как в родных, и жутко скандалил со Львом Ивановичем, который обозвал его крохобором.

– В чем ты будешь зимой у меня на даче ходить? – спрашивал Стас, скатывая его полушубок в тугой рулон.

– Как будто у нас есть время зимой к тебе на дачу ездить! – возражал ему Гуров.

– А вот как на пенсию выйдем, так и начнем! Тут-то нам полушубки и сгодятся!

– Ну, ты тогда хоть свой старый здесь оставь вместе с драными валенками – полетишь ведь в новом, – попытался хоть как-то урезонить его Лев Иванович. – Они-то тебе теперь зачем?

– Запас карман не трет, – отвечал Крячко. – На что-нибудь, да сгодятся!

– Учти, я ничего не понесу, – предупредил его Гуров. – Мне руку перегружать нельзя.