Читаем без скачивания Кот баюн и чудь белоглазая - Александр Ладейщиков

— Ну, что вы на меня уставились! Конечно, я испугалась! Вы что, думаете, я каждый день вижу, как Баба Яга на ступе летает?

— Каррр! — отвечали чёрные вороны, перелетая с ветки на ветку.

— Она ваша Хозяйка? Молодая, красивая! А я думала — она древняя ведьма!

— Каррр! — радостно хлопали крыльями птицы.

— Баба Яга повела господина Коттина и Стефана к себе? Да? Конечно к себе, куда же ещё! Но, ничего! Господин Коттин хитрый! Кстати, а где живёт Баба Яга? В чаще леса?

— Каррр! — потешались мудрые птицы, подпрыгивая на тонких ножках.

— Ну и меня проводите!

— Проводим, карр! Кривая дорожка выведет! Каррр! — вдруг скрипучим голосом сказал самый старый ворон.

— Кар-кар, — скривив губку, передразнила Мишна. — Нечего было ночью на нас нападать, наше имущество воровать — лучше бы вы сделали всё по-хорошему! Ну, пошли!

— Пошли! И куда ты, глупая, побежала от Яги? Хозяйка бы тебя не обидела! Но колдовская игрушка всё равно наша! Карр!

— Кыш, дурная птица! — Мишна замахала на ворона руками. — Эту игрушку господину Коттину за службу пожаловали!

Так, переругиваясь и мельтеша, девушка и вороны удалялись в дремучую чащу, не замечая, что по их следу идёт кто-то очень хитрый и довольный.

Полёт юноша помнил плохо — в ступе сильно дуло, деревянное днище уходило из-под ног. Стефан вцепился в край ступы, у него даже побелели костяшки пальцев. Рядом мелькали верхушки деревьев, так, что захватывало дух — казалось, что ступа напорется днищем на остриё ели, но ведьмина посудина всегда умудрялась увильнуть, а ель проносилась рядом — только руку протяни. Печальные голые берёзы краснели грудками снегирей, птицы лихорадочно разлетались уже после того, как мимо них совершенно тихо проносился неопознанный летающий объект — лишь иногда лесная ведьма громко и заливисто смеялась. Стефан же молчал — его зубы были сжаты так плотно, что он опасался за их сохранность.

Мелкорослый сосновый лес радовал глаз красками, колючими вечнозелёными островами на белом фоне начавшейся зимы. Вдруг лес кончился, нырнул в обрыв — Стефан увидел далеко внизу изгиб сияющей белой змеи, и с ужасом осознал, что это замёрзшая река, только далеко-далеко внизу, а зелёные хвощи — никакие не хвощи, а высокие ели. Ступа с летунами резко нырнула вниз, юноша почувствовал, что ещё немного, и он полетит самостоятельно, без колдовства Бабы Яги, но строго вниз, а не туда, куда положено. Стефан заорал, наконец, разжав сведённые челюсти, вцепился руками в борт посудины. Молодая баба повернулась, уставилась озорными карими очами на Стефана, заглянула прямо в душу, отчего у юноши перехватило дыхание. Потом, вытянув яркие губы в трубочку, поцеловала его в румяную щёку, весело засмеялась. Наконец, ступа спикировала вниз, к избушке на заснеженной полянке, окружённой страшными кольями с ухмыляющимися черепами.

Мишна, сопровождаемая притихшими воронами, остановилась на самом краю ельника — впереди, на полянке, на огромном почерневшем от времени, но ещё крепком пне, с ветвящимися, вросшими в землю корнями, стояла симпатичная избушка. Это зрелище было столь неожиданным, что девушка вцепилась в колючую еловую ветвь, чтобы не ахнуть. Уже стемнело, лес притих, мёртвую тишину не нарушал ни единый звук, только где-то далеко пискнула глупая синичка, да по кронам пронёсся глухой шум, словно тяжко вздохнула сама чащоба.

В окошке, за тонким прозрачным слюдяным листом, тепло и ярко горела лучина. Огонёк играл, от этого тени на стенах ёжились, дрожали, корчились и подпрыгивали. Крыльцо в три ступени вело к дверям из двух толстых, скреплённых металлической скобой, досок. Над двускатной крышей из тонкой жерди, крытой листами сушёного мха и сухой травой, торчала квадратная труба. Из трубы шёл светлый лёгкий дымок — дрова в печи уже прогорели, в полутьме были заметны искры, взлетающие вверх, и тут же гаснущие.

На другом краю поляны, за красноватыми сухими прутьями малинника виднелся сарай с продавленной крышей, что одним скатом спускалась почти до земли. Девушка задумалась, что это — кузница? Кухня? Зачем лесной ведьме в такой глухомани кухня? Смешно! А кузница зачем? Мишна представила давешнюю Бабу с молотом в руках, улыбнулась. Правда, последний раз они видела кузнеца давно, когда была ещё совсем маленькой. А было это до проклятого Фавна…

Вдруг сбоку что-то хрустнуло, Мишна подпрыгнула, оглянулась. В густых зарослях крыжовника — голой переплетённой сетке тонких колючих веточек, на куче костей, припорошённых снегом, сидел большой чёрный кот. Он, не мигая, смотрел на девушку зелёными глазами и что-то тихонько мурчал.

— Ты говорящий? — спросила удивлённая Мишна.

Чёрный кот посмотрел на неё скептически, задрал голову, долго разглядывал макушку ели, потом снизошёл до двуногой:

— Мырр! — сказал он, белея грудкой и носочками на лапах.

— Ага, значит не говорящий! Ты живёшь в избушке у Бабы Яги?

— Хрым! — фыркнул кот, всем видом показывая, что это не он, а Баба Яга проживает с ним в одном помещении, а он — соизволит терпеть это неудобство. Затем кот спрыгнул на снег, брезгливо подёргал лапкой, распушил хвост трубой, и, повернувшись, гордо удалился по своим, несомненно, куда более важным делам, чем разговор с какой-то глупой девчонкой, которая и так скоро столкнётся с хозяйкой.

Мишна осторожно подкралась к избушке, взошла на крылечко, прошла вдоль стены к окошку. Изнутри доносились тихие обрывки слов, Мишна замерла, стараясь услышать, о чём говорят, но ничего не поняла. Тогда девушка привстала на носочки, заглянула одним глазком в окно. Увиденное поразило её до глубины души — кровь сначала отлила в пятки, потом ударила в голову, вызвав ярость и желание немедленно действовать: в полутьме комнаты, освещённой огоньком лучины, Баба Яга, засучив рукава, толкала в очаг огромную деревянную лопату. На лопате, скрестив ноги и руки, сидел голый Стефан, он опустил голову, чтобы не стукнуться макушкой, причём очаг был явно горячим — в тазу, стоящем на полу, краснели добытые кочергой угли.

Мишна глубоко вздохнула, присела на корточки, засунула руки под мышки — согреться. Что делать? Постучаться в двери? Но, ведьма не откроет! В окно не пролезть — сделано узко, чтоб тощий летний медведь не залез. Девушка оглядела двор в пределах ограды, взгляд её наткнулся на длинные жерди, лежащие в кустах и заросшие травой, пожухшей и пожелтелой. Мишна осторожно прокралась к крыльцу, тихо сошла вниз.

Небо затянуло серой дымкой, темнело — только в окне светил огонёк лучины. Мишна, стараясь не скрипеть снегом, взялась за жердину, осторожно выдернула её из травяной западни и положила её на снег. Затем выдернула пожелтевшую кочку вместе с землёй, ещё раз оглядела избушку, и, хмыкнув, насадила кочку на тонкий конец жердины. Дерево в руках скрипнуло, согнувшись, но выдержало. Мишна, стараясь не шуметь, подошла к исполинскому пню неведомого дерева, подняла жердь и опустила кочку в трубу, из которой всё ещё шёл прозрачный, чуть видимый в полутьме дым.