Читаем без скачивания Anamnesis vitae. (История жизни). - Александр Светин

Я аж задохнулся от негодования:

— После всего, что случилось в последние дни, ты все еще не веришь в мистику?! Мы в восхищении! Да леший с ней, с мистикой, можешь не верить! Главное — он верит! Эта сволочь верит в то, что сбудется цыганское пророчество! И целенаправленно идет к этому. Мы нашли мотив, Семен! — во мне кончился воздух, и я умолк.

Лейтенант выглядел озадаченным.

— Черт его знает… Наверное, ты прав. Это мотив. Поскольку других версий, связанных с числом девять у нас нет, примем эту за основную.

— И еще, Михалыч… — меня вновь осенило. Наверное, переохлаждение благотворно повлияло на мою умственную деятельность. — Если наш маньяк верит в исполнение этого пророчества, то, скорее всего, он неизлечимо болен.

— Это почему?! — изумился Семен.

— Потому что одним из пунктов в списке ожидаемых благ числится исцеление от всех недугов, — пояснил я и зевнул. — А теперь — по домам. Очень спать хочется!

Я разбудил Алю, как обещал. Так, как она хотела.

— Привет, Кот! — улыбнулась она, когда к ней вернулось дыхание. И потянулась.

— Привет, Кошка! — шепнул я в ответ, любуясь ею.

— Ты поздно, — констатировала она.

— Скорее рано, — улыбнулся я. — Утро уже.

— Тебе несладко пришлось, да?

— Да. Но все обошлось, — я поцеловал ее ладошку. — Все уже хорошо.

— Я знала, что ты выберешься. Поэтому и не волновалась, — сообщила Аля.

Я даже не удивился. Конечно, знала.

— Я очень спешил к тебе. Наверное, поэтому и выбрался.

— Наверное, — она села в постели и наклонилась ко мне. Ее волосы приятно защекотали лицо. — Кот, я тебе обещала сказать кое-что, помнишь?

— Еще бы! Весь день томился в ожидании, — улыбнулся я и притянул ее к себе. — Будешь и дальше томить?

— Не буду! — она быстро поцеловала меня горячими губами и отстранилась.

— Ты чего, Котенок? — я опять попытался было ее обнять, но она не позволила:

— Подожди. Я хочу видеть твое лицо. И глаза.

— Хорошо. Ты очень серьезная сегодня. Даже торжественная.

— Наверное, — она взяла мои руки в свои. — Кот, ты правда меня любишь?

— Я правда тебя люблю, Кошка, — подтвердил я. — Разве ты не чувствуешь?

Аля кивнула:

— Чувствую. Просто хотела, чтобы ты еще раз это сказал.

— Алька, что-то случилось? Ты какая-то необычная сегодня.

Она улыбнулась:

— А я и чувствую себя необычно. У меня будет ребенок, Кот.

Я закрыл глаза. Сердце забухало в голове, будто просясь наружу. Алины ладошки в моих руках были обжигающе-горячими. И через них в меня опять вливалось тепло, как и тогда, давным-давно, когда я в первый раз коснулся ее.

— У нас будет ребенок. И это лучшее из всего, что я когда-либо слышал, — тихо, не открывая глаз, сказал я.

По интонациям тишины я понял, что она улыбается. И открыл глаза.

— Как ты думаешь, я буду хорошей мамой? — Алька и впрямь улыбалась.

— Ты будешь чудесной, восхитительной, умопомрачительной мамой! Самой лучшей мамой на свете! И женой, — добавил я, отчего-то внутренне сжавшись.

Она вопросительно посмотрела на меня. Молча.

— Алька, ты выйдешь за меня замуж? — не замечая того, я стиснул ее руки.

— Конечно, — просто ответила она. И добавила, смеясь: — Иначе ты сломаешь мне пальцы…

1 октября, 11.46, Кобельки,

участковая больница

— Пал Палыч, у нас вызов! В Антоновку. Больной тяжелый! — Клавдия Петровна ворвалась в мой кабинет как раз в тот момент, когда я собирался испить чаю.

— Что там? — я с сожалением отодвинул чашку и встал.

— Точно неизвестно. Говорят, высокая температура, судороги и теряет сознание.

— Поехали. Сколько времени уйдет на дорогу?

— Минут тридцать-сорок. Дождь с вечера хлещет, дороги размыло, — виновато развела руками фельдшерица.

Я кивнул. Уж кто-кто, а я слишком хорошо знал, что дождь не переставал всю ночь!

Кешка спал в машине, обняв руль. Я влез в «уазик» и ткнул драйвера пальцем в бок. Он встрепенулся и непонимающе уставился на меня.

— Не спи, замерзнешь… кладоискатель хренов. Поехали, нас ждут великие дела.

— Палыч, как ты высыпаться ухитряешься? У меня после вчерашнего голова будто утюгами набита! — пожаловался Кеша.

— Очень образное сравнение! Открою тебе тайну — я не высыпаюсь, а делаю вид. И еще у меня жена — волшебница! — вдруг ни с того ни с сего брякнул я.

— Везет тебе! — завистливо протянул Кешка, даже не удивившись. И завел мотор.

Да, езда по размытым сельским дорогам — занятие не для слабонервных. Даже на «уазике». Машину постоянно заносило, колеса пробуксовывали в глине, какую-то часть пути она вообще умудрилась проехать боком. Несколько раз мы чуть не оказались в придорожной канаве (заполненной, кстати, почти до краев мутной водой).

Кешка все-таки оказался водителем от бога: машину порой вытаскивал из таких ситуаций, из которых по всем законам физики и здравого смысла выхода просто не было.

В итоге до Антоновки мы добрались не за тридцать-сорок минут, как прогнозировала Клавдия Петровна, а почти за полтора часа. И если бы меня спросили, быстро это или нет, я бы с абсолютно чистой совестью ответил, что невероятно быстро! Вот она, теория относительности старика Эйнштейна! В действии.

У калитки нужного дома нас встречали. Перепуганная женщина средних лет, насквозь промокшая под нескончаемым проливным дождем. Почему-то в тапочках.

— Здравствуйте. Где больной? — я выпрыгнул из машины, помог выбраться Клавдии Петровне и подошел к калитке.

— Здравствуйте, доктор! В доме он, где ж еще-то? Худо ему совсем, — слабым, дрожащим голосом ответила женщина. — Пойдемте, я провожу.

В доме было душно и пахло болезнью. Любой врач, наверное, знает этот запах: кисло-сладковатый, вкрадчивый и неотвязный.

— А что ж вы не проветриваете-то? Тут ведь дышать нечем! — возмутилась Клавдия Петровна, видимо, услыхав мои мысли.

— Так ведь больной в доме! Жар у него! — удивленно обернулась наша провожатая.

— Тем более! Больному свежий воздух нужен, кислород! А у вас тут — прямо миазмы какие-то! — ввернула красное словцо фельдшерица. — Микробы в воздухе так и роятся.

— Где?! — принялась испуганно озираться хозяйка дома.

Я осторожно тронул ее за плечо.

— Не трудитесь, микробы очень маленькие, вы их так просто не увидите. Пожалуйста, покажите нам, где можно вымыть руки и проводите к пациенту. А потом — откройте окна и хорошенько проветрите помещение. Клавдия Петровна совершенно права: больному нужен свежий воздух. Впрочем, как и здоровому.

…На кровати метался в неспокойном сне крупный мужчина — ровесник хозяйки.

— Муж? — поинтересовался я, присаживаясь на стул рядом с кроватью.

— Муж! — всхлипнув, подтвердила женщина.

Я взял пациента за руку: горячая. Мужчина никак не отреагировал на мое касание, он продолжал метаться в кровати, шепча что-то сухими, потрескавшимися губами.

— Как зовут?

— Надя! — ответила хозяйка.

— Да не вас, мужа!

— Сергей… Андреевич!

— Сергей Андреевич! — позвал я и похлопал его по руке.

Безрезультатно: больной по-прежнему что-то шептал в беспамятстве. Между неприкрытыми веками неприятно поблескивали белки глаз.

— Сергей Андреевич! — крикнул я ему почти в самое ухо и весьма ощутимо хлопнул пару раз по щекам. Ноль реакции.

Надя за моей спиной тихо заскулила.

— Не реветь! — строго прикрикнула на нее Клавдия Петровна. — Доктору мешаешь!

Скулеж оборвался.

— Давно это у него? И вообще, расскажите-ка по порядку: когда все началось, с чего… и так далее, — обернулся я к заплаканной женщине.

— Третий день уже как захворал. Ни с того ни с сего: вдруг озноб начался, забило всего. Температуру померили — сорок почти! Ну, Сережа аспирину напился — вроде полегчало. Голова только болела и глаза — от света. Вот, стало быть, два дня он так и провел: чуть температура вверх — аспирин и лежать. Отпустит немного — Сережка по хозяйству чего-нибудь…

— На работу не ходил?

— Так в отпуске он. Как раз — третий день! — Надя невесело улыбнулась. — Повезло уж так.

— Да уж… Дальше рассказывайте.

— А что дальше? Два дня худо-бедно как-то перебивался… А сегодня утром я проснулась, а он — уже такой! Не отзывается, не говорит ничего, только бредит. И температура за сорок. Да, сегодня еще судороги были, два раза! — женщина опять принялась плакать.

— Успокойтесь, Надя. Что за судороги, где? Руки, ноги? — не отставал я.

— Всего скрючило. Как при эпилепсии. У меня отец эпилепсией болел, насмотрелась, знаю!

— Долго продолжались приступы?

— Минуты по три каждый. Доктор, что с ним? Он в себя придет?