Читаем без скачивания Королева сыска - Галия Мавлютова

Один чемодан вытащен из поезда, оставить с ним некого, но надо идти за следующим, подумаешь — какие-то полминуты, что можно успеть, пока ходишь за следующим… Можно, очень даже можно успеть. Но на то имеются вокзальные оперы, чтобы такие вот, с букетиками, не слишком-то вольничали.

Гюрза дошла до конца перрона, ступила на собственно вокзальную территорию. Здесь стояли сейчас, впрочем, как и всегда, провожая и встречая своих клиентов, тележки с мороженым и пирожками. Сколько помнит — всегда эти места занимали тележки. Менялась их конструкция, появились на бортиках рекламные наклейки, средний возраст продавщиц стал меньше, тележечный ассортимент увеличился, но место оставалось неизменным. А ведь именно из-за этих тележек на этом самом вокзале она чуть было не лишилась профессии. Гюрза прошла мимо мороженщиц-пирожковщиц и спускалась по ступеням на выход в город, а за ней шлейфом тянулось воспоминание о той истории многолетней давности.

Ей было тогда… ох, как немного же ей было тогда, когда она носила еще звание лейтенанта милиции, короткую юбку по моде тех лет и длинные волосы. И отправили ее с коллегой-опером в служебную командировку в псковский город Остров.

С единственным заданием — привезти в Ленинград девочку-воровку. На Варшавском вокзале коллега-опер отошел на время, а девчонка (она была без наручников) захотела пирожков и попросила разрешения сходить за ними. И она не смогла отказать девочке. Те двадцать минут, что девочка ходила за пирожками, показались двадцатью часами.

Если бы напарник узнал, что она отпустила малолетнюю воровку, он просто не понял бы этого психологического изыска. Ее бы уволили — и на карьере можно было бы ставить крест. Девочка вернулась на несколько секунд раньше напарника. Но больше милиционер Юмашева таких ошибок не делала.

А если бы тогда все закончилось по-другому, тогда и не пришлось, глядишь, через двадцать лет в Псков ехать, тюрьму навещать. Не пришлось бы вернуться из Пскова усталой и довольной.

Еще утром она ни в какой Псков не собиралась.

Не смогла бы и отдаленно предположить, зачем ей может понадобиться по собственной воле садиться на поезд до Пскова, отходящий в ночь. Уж точно не для того, чтобы полюбоваться церквями и рекой Великой. Рабочий день выдался до зубовного нытья заурядным. Взрыва безнравственности в городе не произошло, и обстановка позволяла ей поразмыслить о прочитанном накануне. А накануне она ознакомилась с информацией по Осману. Информация переходила в мозг, утомленный после тяжелого дня вместе со всем организмом (к сожалению, не семижильным), и просто, без серьезного анализа откладывалась в памяти. Чтобы быть прокачанной на свежую голову. То есть утром. А с утра она занималась текущими делами, самыми нелюбимыми, писаниной. Писала о том, как «вышла» на банщика, который подрабатывал сводником, о том, как плодотворно этого банщика отработала.

Банщика привезли, кстати, вот в этот же кабинет, в котором она корпела сейчас над отчетом и который явно не тянул на гордое наименование «кабинет». Но тем не менее Банщика раскололи, он признался в том, что, откликаясь на просьбы моющихся, вызывал для них девочек из агентства «Мадонна плюс». И Гюрза написала, как вчера она с подчиненными прекратила преступную деятельность конторы по предоставлению сексуальных услуг «Мадонна плюс», о том, что дал обыск в конторе, о задержании хозяина конторы, на которого на основании прилагающихся показаний уже завели дело по сводничеству. Писала она эту скучищу и при этом прокручивала в голове героическую биографию Османа.

Осман Сачинава родился в сорок восьмом в городе Гудауте. То есть на территории тогда еще Абхазской АССР. В шестьдесят третьем даже поступил в Абхазский университет в Сухуми, правда, неизвестно на какой факультет. Но последнее большого значения не имеет, так как Осман не проходил в студентах и года, потому что сел надолго.

После отсидки вернулся в Сухуми. Сел Осман и еще раз, в семьдесят пятом, на три года. Теперь уже за угон автотранспорта. С тех пор, наверное, Осман воспылал к автомобилям любовью, не знающей срока.

В девяносто втором Абхазия превратилась в «горячую точку», начиналась маленькая сепаратистская война. Грузин Осман вынужден был покинуть Сухуми и поменять место проживания. На какое-то время его след затерялся. Через год Осман «всплыл» в Краснодаре, но что-то не задержался там. Может быть, не спелся с местными «автограбителями». В девяносто пятом он появляется в Новгороде.

А в девяносто шестом Осман приехал в Псков, очевидно поставив себе цель со временем добраться до Питера. В Санкт-Петербурге в то время начал разворачиваться его земляк Тимури Шенгелая, Осман надеялся присоединиться к нему (и присоединился). Знакомы они были давно. Но Тимури определил дружку Псковский регион, свел его с тамошними «законниками», дал рекомендацию, но в Питер к себе почему-то брать не спешил. Вероятнее всего — не хотел получить удар в спину.

Официально Осман владел в Пскове мастерской по ремонту автомобилей. Зная его преступные наклонности, не приходится сомневаться, для чего использовалась эта мастерская. А в мае девяносто седьмого он вроде бы продает мастерскую и перебирается в Санкт-Петербург.

Девяносто седьмого… Вот что зацепило ее еще вчера при первом знакомстве с биографией Сачинавы. Что-то уж очень та дата имеет какую-то связь с Псковом. Почему-то крепко сидит уверенность, что, пробежав мысленно отложенное в ее мозговом сайте (вот что значит — на служебных столах появились компьютеры) под названием «Псков»…

Она даже хлопнула себя ладонью по лбу, когда отыскала ответ. Почему же сразу не сообразила?

Конечно! Весной девяносто седьмого, то ли в марте, то ли в апреле, в Пскове грохнули известного всем авторитета по кличке Зверек. Известнейшую в криминальных и оперативных кругах личность.

Одного из самых крупных псковских «держателей», разводящего на всех сходняках областного масштаба. Его часто приглашали на сходняки в Питер и даже в Москву судить по «понятиям». Ей лично сталкиваться со Зверьком не приходилось, но легенд о нем наслушалась, главным образом от своих «подопечных». Органы никого не нашли, да и не особо искали. Бандиты уложили бандита, туда им всем и дорога.

Зверек… Грохнули… Ну и что?

И вдруг поняла — что!

В девяносто восьмом году, когда она уже пахала в полиции нравов, случилось ей участвовать в допросе одного потомственного рецидивиста, взятого с поличным то ли на шестой, то ли на седьмой его квартирной краже. Старик с синими от наколок руками ничего не скрывал, о своих похождениях рассказывал весьма охотно, и даже непосвященному было ясно, что очередную светящую ему отсидку он воспринимает как поездку в дом отдыха. Поговорили о том, о сем; искушенный уголовник между делом пожаловался на трудности своей «работы», следак в ответ погоревал, что работать стало не с кем, молодежь в тонкостях сыска ничего не сечет и норовит взять нахрапом, да и не идут нормальные мужики в ментовку служить… Уголовник посмотрел искоса на присутствующую при разговоре Юмашеву, понимающе покивал и в свою очередь признался, что и в блатном мире как покоя не стало с начала перестройки, так до сих пор его и нет. Сявки понятия забыли напрочь, авторитетов не слушаются; привыкнуть к этому невозможно. Что далеко ходить: вон буквально недавно в Пскове завалили Зверька — слыхали о таком?

Уважаемый человек, никогда «закон» не нарушал, все его слушались — так беспредел же вышел полный! Зверька какая-то падла взяла и пришила, из двух волын одновременно шмалила, две горсти «маслят» извела — три трупа, один раненый. Повезло Фрезе, выжил. Но не нашли того отморозка и ведь не найдут: Ну разве в былые времена кто-нибудь позволял себе поднять руку на авторитета без решения сходки?!

Гюрза даже встала из-за стола, порываясь куда-то идти. Возбуждение охотничьей собаки, взявшей след, охватило ее.

Конечно, нет никакой гарантии, что Осман как-то связан с этим убийством… Но уж больно все складно выходит. В девяносто седьмом убивают Зверька — и в девяносто седьмом же Осман Сачинава уезжает из Пскова. Зверька убивают, стреляя из двух стволов одновременно, — и народного избранника Марьева кладут аналогичным образом.

А Осман — друг дома Марьевых. И оба — из угонного бизнеса. Не может быть такого совпадения.

Не бывает. Если еще жив уцелевший после расстрела Зверька Фреза, если он опознает убийцу…

Гюрза почувствовала, что наконец-то ухватила фортуну за кончик туники.

Через коллег-оперов в Пскове она выяснила, что Владимир Андреевич Хромов по кличке Фреза отбывает срок в местной же псковской тюряге. Отлично!

Теперь имело смысл вспомнить, к кому она может обратиться во Пскове. Или же здесь, в Питере, чтобы связались со своими знакомыми во Пскове.

При ее популярности в правоохранительных кругах кто-нибудь да должен найтись. Она мысленно перебрала всех приятелей, знакомых, друзей и людей, чем-то ей обязанных, словно просмотрела сваленные в ящичек визитки, и подобрала то, что требовалось. Да и не одного.