Читаем без скачивания Венецианец Марко Поло - Генри Харт

Продолжая свое повествование, Марко описывает, какую пищу едят подданные великого хана. Часто говорят, что, возвратившись в Италию, Марко ввел здесь в употребление макароны (или спагетти). Это ошибочное утверждение основано (насколько может судить автор данной книги) на следующем абзаце сочинения Марко, который полностью входит лишь в текст Рамузио:

Что касается пищи, то ее у них достаточно; так, они питаются по большей части рисом, ячменем и просом... Эти люди не знают хлеба, но варят названные виды зерна с молоком, или же еще  с мясом, и в таком виде едят их. В этих местах пшеница не дает таких больших сборов [как другие, упомянутые выше злаки]; то, что можно собрать, они едят только в виде лепешек (lasagne) или иных печений.

Странное утверждение, будто бы Марко познакомил Европу с мороженым, находит себе почву, вероятно, в том месте его книги, где он описывает, как монголы делают сушеное молоко (это место полностью дается тоже лишь по тексту Рамузио):

Более того, в виде теста готовят они и сушеное молоко. Они готовят его так: кипятят молоко, а жир, всплывающий наверх, сливают в другой сосуд; из этого жира делают масло, ибо пока этот жир находится в молоке, молоко высушить невозможно. Затем они ставят молоко на солнце и так высушивают его. И когда они отправляются на войну, они берут с собой около десяти фунтов такого молока. Утром каждый воин вынимает с полфунта молока и кладет его в небольшую кожаную флягу, сделанную наподобие бутылки, и подливает туда, сколько хочет, воды. Пока воин едет верхом на лошади, молоко во фляге взбалтывается и становится как сироп. И они его пьют, это их пища.

Немало изумлял Марко в Китае и каменный уголь. Хотя каменный уголь упоминается еще у Теофраста (около 371 года до нашей эры) и им, вероятно, пользовались в Британии римляне, широкое употребление каменного угля в качестве топлива на Западе впервые зафиксировано Саксонской хроникой аббатства Питерборо в 862 году. Надо полагать, что до своего приезда в Азию Марко никогда не видал, как горит уголь, иначе он не описывал бы его как «черные камни… горят они, как дрова. Огонь от них сильнее, нежели от дров». Энеа Сильвио Пикколомини (папа Пий II, 1405–1464) как «чудо» описывает виденную им в Шотландии сцену: нищие радовались, когда им давали в церкви камни, которые они жгли, — местность там была безлесная. С другой стороны, по свидетельству историков начала ханьского периода, в Китае каменный уголь шел на топливо по меньшей мере за сотню лет до нашей эры.

Календарь, употребляемый китайцами с древнейших времен, описан у Марко подробно. Кроме обычных сведений по астрономии, даваемых на каждый год астрономической палатой, официальный календарь содержал, как у древних римлян, и тщательно составленный список dies fasti et nefasti[78]. Тут были указаны дни, благоприятствующие «известным предприятиям, и дни, когда определенных дел надо было избегать во что бы то ни стало. Текст Рамузио гласит:

Если кто-нибудь задумает совершить какой-нибудь большой труд или отправиться в какую-нибудь далекую страну для торговли или с какой-нибудь другой целью и захочет узнать, каков будет исход его предприятия, он идет к одному из тех астрологов и говорит ему: «Посмотрите в своих книгах, в каком положении теперь небо, так как я хочу отправиться по такому делу или для торговли». Тогда астролог говорит вопрошающему, что он должен сказать ему год, месяц и час своего рождения, что тогда он рассмотрит, как согласуются созвездия, под которыми он родился, с теми, что были на небе в тот час, когда был поставлен вопрос, и предскажет ему, хорошо ли или дурно кончится для него будущее, сообразно с расположением небесных созвездий.

Рукопись Зелады, кроме того, добавляет, что на тех же условиях астролог мог сказать клиенту, должен ли он выждать более благоприятного момента для своего предприятия либо путешествия, в какие именно ворота он должен выйти из города, где скорее всего встретит грабителей, где его ждет непогода, где у него лошадь сломает себе ногу и что принесет ему замышляемое дело — барыш или убыток.

Такие календари с расписанием добрых и дурных дней до сих пор распространены в Китае, хотя республиканское правительство упорно старалось вытеснить их. Однако во времена империи само правительство от имени Сына Неба ежегодно выпускало эти календари, печатая их и полными и сокращенными изданиями. Они выходили в огромном количестве: имеются сведения, что в 1328 году, во время правления династии Юань, было напечатано и пущено в продажу 3 123 185 экземпляров календаря; кроме того, 5267 экземпляров было издано специально для хуэй-хуэй — мусульманского населения империи.

Продолжая эту занимательную главу, мессер Марко записывает свои наблюдения о китайской религии и о правилах этикета, которых придерживалась знать Ханбалыка, появляясь перед своим монархом. Следует рассказ о «красивых башмаках из белой кожи» — «бароны» приносят их с собой и надевают, входя в ханский зал, чтобы не запачкать великолепных шелковых, шитых золотом ковров, — затем, противопоставляя, надо думать, щепетильность китайских манер той вульгарности и грубости, которая царила в Венеции, Марко пишет: «Каждый барон или дворянин постоянно носит с собою небольшой и красивый сосуд, в который плюет, пока находится в зале, так как никто в зале не смеет плевать на пол; плюнув, он прикрывает сосуд и ставит его в сторону».

На той же странице Марко приводит необыкновенный приказ хана, запретившего во всех своих владениях азартные игры: «Я покорил вас с оружием в руках, и все, что принадлежит вам, — мое, потому, если вы играете, то играете моею собственностью».

Затем Марко прерывает свои беспорядочные заметки о китайских обычаях, ничего не сказав, к нашему удивлению, о столь обычных вещах в китайской жизни, как чай, пеленание ног у женщин, книгопечатание, и заявляет:

А теперь довольно рассказывать о том, как управляется страна Катай, каков собой город Канбалук, сколь величественен и богат великий хан, и расскажу вам о других областях, куда мессер Марко ездил по государственным делам великого хана.

Ибо [здесь мы цитируем латинское издание 1671 года]

когда великий хан послал меня, Марко, в далекие области по известным делам своего царства (из-за них я находился в пути четыре месяца), я внимательно приглядывался ко всему, что попадалось мне на глаза по дороге туда и обратно.

Эти фразы определенно говорят, что одна часть книги Марко кончилась и начинается другая. О том, почему такое поручение было дано именно Марко, он сказал кратко в самом начале своего сочинения. Он скромно заявляет, что был «умен и сметлив» и что он очень скоро присмотрелся к обычаям татар и научился их языку, да так хорошо, «что всем казалось это чудом». В других рукописях говорится, что, находясь при дворе великого хана, «господин Марко» выучил татарский язык и четыре иных языка, умел читать и писать на любом из этих языков[79]. «Никто не мог превзойти его в доблести и благородстве манер»; «Он был умен и рассудителен сверх всякой меры» — гласят эти рукописи. Подобные фразы с уверенностью можно считать вставками позднейших редакторов; хотя мессер Марко не старался преуменьшать значение своей персоны, все же трудно поверить, чтобы он так бесстыдно расхваливал себя. Кроме того, это место в разных рукописях дается по-разному — имеется расхождение и в отдельных подробностях и в самой фразеологии, совпадают всего одно-два предложения. Ясно, однако, следующее: юный венецианец очень скоро привлек к себе внимание Хубилая — это произошло благодаря уму и сообразительности Марко, благодаря быстроте и легкости, с какой он превосходно ознакомился с положением дел при ханском дворе и во всей стране. Марко заметил, как жадно воспринимал Хубилай всякие сведения о подвластных ему землях, об их населении, обычаях, богатствах; венецианец «видел также, что хан не терпит, когда посол, выполнив все порученные дела, возвращается без каких-либо дополнительных сведений и наблюдений, добытых сверх инструкций. Хитро решив воспользоваться этим, Марко принялся собирать сведения, делая записи о каждом месте, в которое попадал, и всегда делясь своими наблюдениями с ханом. Именно этим рвением и прилежностью Марко объясняется его успех при дворе Хубилая, здесь же коренится та громадная ценность и тот интерес, который представляет для нас его книга.