Читаем без скачивания Женщина с большой буквы «Ж» - Эльвира Барякина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну что ж… Постараюсь.
СОБОР ПАРИЖСКОЙ БОГОМАТЕРИ
17 августа 2006 г.
Я позвонила Леле и наткнулась на Джоша, приехавшего на побывку.
— Передай матери, что я еду в Париж.
— С муженьком? — хихикнул он.
— Нет.
— Я б с тобой поехал. А то тебе, небось, скучно будет одной. Вот я вернусь из армии, можем организовать. С тебя билет и гостиница, с меня — интеллигентный вид.
Но я не поддалась искушению. Последний раз Джош выглядел интеллектуалом, когда варил обед по мотивам «Сказок мира»: каша из топора, Колобок, покатанный по дороге, горошины принцесские, раздавленные… Джошу тогда было 7 лет.
Я заболела Парижем еще в детстве. Начиталась талантливого пиарщика Дюма и влюбилась без памяти. Так принцессы влюблялись в рассказы сватов.
При личной встрече Париж слегка меня разочаровал. Метро попроще московского, водители дурнее американских. Туристов тьма. Арабов и негров столько, что непонятно, где ты — во Франции, Алжире или на острове Мадагаскар.
Я всегда придумываю клички городам.
Лос-Анджелес — это «Салат Изюминка»: много зелени, специй и калорий.
Москва — «Военный парад». Такие у всех лица.
А Париж — это «Кружево». Юбки шансонеток, Булонский лес, Эйфелева башня… Куда ни глянешь, везде кружева.
Я хожу по древним мостовым. Они видели охоты Короля-Солнца и колеса нацистских кухонь… Я забираюсь на колокольню Собора Парижской Богоматери и смотрю вниз. Зачем я здесь? И что мне дома не сидится?
Все очень просто: нигде в мире не делают столь вкусных конфет. И нигде красавицы с лицами мадонн не сидят консьержками в гостиницах и билетершами в кассах. По-моему, это восхитительно.
МУЛЕН РУЖ
22 августа 2005 г.
Я ждала, что Зэк позвонит мне. Но вместо него позвонил Пол.
— Ты в Париже? Что делаешь?
Я горестно вздохнула.
— Возлагаю цветы на могилы великих. Мне грустно, а когда мне грустно, я начинаю разговаривать с мертвыми.
— Главное, чтобы они с тобой не разговаривали. А, может быть, лучше не по кладбищам, а по бабам пойдем? В «Мулен Руж»?
— А ты где?
— Я тут.
Сердце мое вздрогнуло.
— Ну давай в «Мулен Руж»…
Положив трубку, я набрала Барбару:
— Если Зэк спросит про меня, скажи, что я в Париже и не одна.
— Уже?! — ахнула Барбара. — А с кем?
— О других чудесах великомученницы Мардж будет объявлено дополнительно.
Голыми титьками меня не удивишь — я уже бывала и в Лас-Вегасе, и в общественной бане города Юрьевца. А вот на Пола шоу произвело неизгладимое впечатление. Он так искренне аплодировал, что опрокинул на меня бокал с красненьким.
Я сделала вид, что пятно мне идет, но все равно какая-то дамочка спросила:
— Вы что, вино пили?
— Нет. Мясо ели!
Мне хотелось убить Пола.
Представление закончилось глубокой ночью, к стоянке такси выстроилась очередь.
Пол достал карту города и заявил, что мы легко дойдем пешком. В нем бурлил адреналин, и ему хотелось приключений.
Заблудились мы довольно быстро. А в довесок обнаружилось, что я натерла жуткие мозоли.
Попробовала идти босиком, но так было холодно. Пол отдал мне ботинки, но тогда стало холодно ему. В конечном счете я забрала его носки и в таком виде гордо шла по Парижу.
Как ни странно, полиция не обратила внимания на женщину в мужских носках и в вечернем платье с красным пятном на животе. Но потом мы встретили парней в колготках в сеточку, и я поняла, что Париж уже ничем не проймешь. Обрядись я хоть монголо-татарином, приехавшим за данью, на меня все равно никто не посмотрит. Столица моды — ничего не поделаешь.
Я затащила Пола к себе в номер, но он догадливости не проявил и полночи обсуждал со мной прелести шансонеток.
С досады я вытащила из чемодана бутылку вина.
— Будем пить, пока друг другу не понравимся.
Этого мы достигли довольно быстро, но потом он захотел спать.
Полночи я строила кровожадные планы: как разведусь с Зэком, да как настучу, что у меня под боком незаконный иммигрант живет! Тут-то его, тепленького, и повяжут! В 24 часа выпиннут из страны: пусть в Новой Зеландии клоуном работает.
А Пол — тоже мне, артист. У него тут любимая женщина сидит, а ему хоть бы что!
Заснуть я не смогла и пошла проверять имейлы. От Зэка ничего не было.
Я набрала Барбару.
— Звонил?
— Нет. Но зато я его по телевизору видела. У него интервью брали.
Живет где-то без меня. И все у него хорошо, у засранца. Я оглянулась на Пола.
Он спал, натянув на плечо мой халат. Ситуация была яснее ясного. Женщина, которая не умеет готовить, вынуждена питаться полуфабрикатами еды. Женщина, которая не умеет быть любимой, вынуждена довольствоваться полуфабрикатами мужиков.
КОД ДА ВИНЧИ
23 августа 2006 г.
Пол открыл один глаз.
— Привет. О чем думаешь?
Я вздохнула.
— Мы должны повидать Мону Лизу.
— Ой нет, нам туда не хочется! Лучше уж на кладбище — цветы возлагать.
— А как же Мона Лиза?
— А как же твои мозоли? По Лувру ходить надо.
— А я надену махровые носочки и теннисные тапки.
Пол купил себе ворох газет и поплелся за мной расширять кругозор.
Я люблю музеи. Гляжу на скульптуры и мысленно прикидываю, как бы они смотрелись в моем доме. «Умирающего раба» поместим в кабинете. Пусть символизирует меня за работой. А «Восставший раб» — это в спальню. Там ему самое место.
Интересная штука — средневековое искусство. Убей бог, не понимаю, как люди могли УКРАШАТЬ свои церкви умирающими святыми. Им что, нравилось смотреть, как люди мучаются? Впрочем, чего от них ожидать… Читать не умели, кинематографа у них не было. Единственное развлечение — публичные казни.
Но самой трагичной фигурой в залах Средневековья был не Иисус и не Святая Лючия. Это был Пол. Он ходил за мной печальным хвостиком. Сидел на лавочках, крутил в руках смятые газеты…
Он оживился только тогда, когда я стащила с ног тапки и заявила, что дальше я пойду в носках.
— А может, домой?
— Я еще Мону Лизу не видела.
— Да на фига она тебе сдалась?! У нее грудь — как надувной матрас!
— Зато о ней писал Дэн Браун!
В этот момент ко мне подошел юноша в форме.
— Почему мадам в носках? — спросил он.
Я оглядела свой наряд: синяя майка, белая юбка и оранжевые махровые носки.
— У меня мозоли.
Но юноша такого слова по-английски не знал.
— Покажите обувь!
Охранники в музеях не любят странных посетителей: от нас, от психов, всего можно ожидать. Мы и картину искромсаем, и сопрем то, что плохо приколочено.
Заглянув в тапки, юноша нехотя вернул мое имущество.
— В носках нельзя.
— Послушайте, я не могу БЕЗ носков! Тут паркет 17-го века. Вдруг ко мне грибок пристанет?
— Наденьте обувь!
Я кое-как нацепила тапки и, хромая, побежала в другой зал, чтобы там снова разуться. Но изверг-охранник и не думал отставать.
— Наденьте обувь! Я буду следить за вами!
Я оглянулась, разыскивая Пола, и тут увидела его, катящего инвалидное кресло.
— Мне на входе дали, — сказал он и накинулся на охранника: — Что ты к ней пристал? Не видишь, человек болеет? Ей Мону Лизу приспичело посмотреть! Садись, горе луковое!
Я уселась на сидение и с триумфом покатила навстречу мечте.
Народу перед Моной Лизой было, как на вокзале.
— Пропустите инвалида! — кричал Пол и вел мою каталку на таран.
Там, у заградительного барьера я разгадала тайну Джоконды. Тускло-желтый цвет лица, бледные губы и отечность век — верный признак анемии. Бедная тетенька наверняка не любила фрукты и в результате заработала себе скудные менструации и всемирную славу.
Я бы в своем доме ее не повесила. Разве что в медицинский шкафчик.
ЖИЗНЬ ОДНОКЛЕТЧАТЫХ
25 августа 2006 г.
Мы сидели в аэропорту уже шестой час, а наш рейс все откладывали и откладывали.
Я подумала, что Пол все-таки любит меня. Странною любовью — любовью издалека. Он признался, что не подпускает меня близко, потому что я женщина — атомная война.
Там, где я появлюсь, остается разруха. Кегельбан не смог выдержать груза моих надежд: я запугала его так, что он вообще завязал с бабами. Лука хотел, но не знал, чем меня удержать. Он был как мальчик, пытающийся подарить мне самое дорогое — игрушечный пистолет. А я посмотрела на него и сунула обратно: «Не надо».
— Макс отделался легче, — сказал Пол, ухмыляясь. — Ты оказалась всего лишь неудачным проектом. Но именно неудачные инвестиции — самое большое несчастье для таких людей.
Поначалу я пришла в ужас: откуда он все знает?
— У меня досье на тебя, — заявил Пол серьезно, а потом не выдержал и фыркнул: — Ты сама мне разболтала по пьянке. Разве не помнишь?
Я не помню! Не было такого! Впрочем, он расспрашивал обо мне Мелисску; не исключено, что и Кевин что-нибудь ляпнул.