Читаем без скачивания Право на месть - Александр Мазин

– Достаточно сильно.

– Я хочу посмотреть.

– Не стоит, это тяжелое зрелище.

– Ничего, я привыкла.

– Вы мне не доверяете, Наташа? – В голосе Зимородинского прозвучали виноватые нотки.– Пожалуйста, не надо. Для Андрея будет лучше, если повязки не трогать, по крайней мере, два дня. Поверьте мне, пожалуйста!

Наташа аккуратно положила руку Андрея на одеяло.

– Можно мне узнать, что с ним? – спросила она, глядя на узкие щелки в белом коконе.– Не общие слова, а характер повреждений.

Голосом, интонацией, формальным смыслом того, что говорит, Наташа как бы отодвигала от себя беду. Это не Андрей лежит здесь, неподвижный, как кукла. Это – пациент. Больной.

То ли Зимородинский угадал ее состояние, то ли просто решил честно ответить на вопрос.

– У него трещины двух ребер,– сказал Вячеслав Михайлович.– И перелом носовой кости. Поврежден мениск на правом колене и, кроме того,– сотрясение мозга. По поводу состояния внутренних органов ничего определенного сказать не могу, но, исходя из косвенных данных,– пострадала печень. Еще – многочисленные повреждения мягких тканей…

Зимородинский вопросительно посмотрел на Наташу: достаточно ей или нет?

– Трещины ребер? – Девушка больше не смотрела на Ласковина, она повернулась к Зимородинскому: – Вы сделали рентген?

– Мне не нужен рентген,– спокойно ответил Вячеслав Михайлович.– Колено я зафиксировал, носовые кости совместил; ничего страшного, это не первый его перелом.

– Что значит – многочисленные повреждения мягких тканей?

– Это значит,– Зимородинский вздохнул,– что Андрей очень сильно избит. Еще мне пришлось состричь волосы на затылке, чтобы наложить швы. Пять швов,– уточнил он.– Наташа, не нужно так волноваться. Я думаю, через две недели он будет в порядке.

– Две недели?

– Может быть, немного быстрее. Шрам на затылке станет незаметен, когда отрастут волосы, а раны на лице зарубцуются без особых следов, я уверен.

Наташе захотелось его ударить.

Митяев кашлянул.

Зимородинский быстро взглянул на него, потом произнес самым мягким тоном, на какой был способен:

– Я обещаю вам, что через две недели он будет здоров, полностью здоров.

Наташа не могла понять, шутит он или – издевается? Две недели! Впрочем, смотря что понимать под словом «полностью».

– Два дня он будет спать,– продолжал Вячеслав Михайлович.– Завтра утром ему нужно будет поставить капельницу – я привезу все необходимое. Послезавтра он очнется, и надо будет его напоить. Я оставлю – чем. Через три дня можно снимать повязки и начинать укрепляющие процедуры. Наташа, я лечу его не первый раз и, боюсь, не в последний. Никто не сможет ему помочь лучше, чем я!

– Что с ним произошло? – спросила Наташа.– На него напали?

Зимородинский замялся. Ответил Николай:

– Он выступал на соревнованиях. И выиграл. Просто ему не повезло.

«Ему как раз повезло!» – мысленно возразил Зимородинский, но вслух ничего не сказал.

– Выиграл? – недоверчиво спросила Наташа.

«Как же выглядит тот, кто проиграл?»

Все-таки Зимородинский сумел ее успокоить. А она смогла вспомнить, что совсем недавно Зимородинский у нее на глазах привел Андрея в порядок за абсолютно невероятный срок. Две недели…

– Нам нужно идти,– произнес Зимородинский, делая знак Николаю.– Он будет спать. Хорошо, если вы тоже немного поспите. Завтра в одиннадцать я приеду.

– Железная женщина! – с восхищением проговорил Митяев, когда оба вышли на улицу.– Ни слезинки. И ни слова упрека! Повезло Андрюхе!

Зимородинский кивнул. Но вспомнилась ему его собственная жена. И то, как однажды вот так же принесли его самого. И рядом не было друга-лекаря, чтобы пообещать: через две недели он будет полностью здоров. Никто не мог даже сказать, будет ли он жив через две недели. И кто тогда его выходил?

– Лови машину,– велел он Николаю.

– Зачем? – удивился тот.– Я отвезу нас на Андрюхиной, тем более что по документам она моя, а завтра – пригоню обратно. Завтра-то она ему точно не понадобится!

В этом был резон.

– Слава,– спросил Митяев, когда они уже пересекли Невский,– как же он все-таки победил?

– Как? Ах да, ты же не видел, тебя же по голове стукнули,– вспомнил Зимородинский.– Я, Коля, честно скажу: и сам не знаю. Могу только рассказать, как это выглядело.

– И как?

– Мощно. Ты на дорогу смотри, ушами слушай.

– Что на нее смотреть? Ночь же, трасса пустая.

– И все-таки смотри.

Зимородинский поразмыслил немного: как преподнести Митяеву историю, чтобы максимальную пользу извлек (ученик же), но слишком много всего навалилось сегодня на Вячеслава Михайловича, не до наставлений. Потому он просто описал, что виделось. Не им, а тем же Митяевым, не лежи парень в отрубе после удара дубинкой.

– Хан бил его минуты две,– сказал он.– Сначала – не очень,– видимо, удовольствие растягивал: Андрей основательно его отделал. А потом уселся сверху и душить стал. Всерьез, у Андрея уже пятки по полу застучали…

– И вы не вмешались? – перебил Митяев.– Вы же могли!

– Не мог! – отрезал Зимородинский.– И не нужно было, как ты видишь. Будешь слушать?

– Да, простите.

– Застучал пятками… и вдруг вышел на борцовский мост. И потом вывернулся и…

Зимородинский снова увидел, как тонкое в сравнении с тушей Хана тело Андрея выгибается луком и резким толчком сбрасывает семипудовую громадину на пол. Как Хан ошалело крутит головой, не понимая, что произошло. Ласковин, так же как Хан несколькими минутами раньше, освобождается от перчаток и ждет, когда его огромный противник обернется. Хан потом оборачивается… и получает сдвоенный удар в лицо.

Зимородинский сразу вспомнил тот, первый бой, когда внутренняя часть Ласковина выплеснулась наружу. Тоже был двойной удар, только не сверху, а снизу,– и противник, плавающий в луже крови на полу.

Хан оказался крепче, чем тогдашний соперник Ласковина. Он не упал, только откинулся назад. Но тоже умылся кровью. И так и не успел понять, что происходит. Ласковин подскочил к нему, ухватил, вскинул вверх (невероятное зрелище гориллоподобной туши, переворачивающейся в воздухе) и воткнул головой в пол.

Весь зал слышал треск проломленной черепом Хана половицы. И только Зимородинский (потому что был близко и еще потому, что опытен был) уловил хруст сломанного позвоночника. Может быть, Хана и удалось бы спасти (только – жизнь, не больше), но Ласковин, упав на колено, резко вздернул могучий подбородок и правой рукой нанес быстрый рубящий удар. Тело Хана содрогнyлось – и все. Теперь это был просто огромный кусок мяса. Мертвый боец.

А победитель вскочил на ноги, окинул зал невидящим взглядом, потом посмотрел вниз, на поверженного врага… и упал.