Читаем без скачивания Певец во стане русских воинов - Василий Жуковский

Были решетками окна забиты,

Ставни чугунные, каменный свод,

Дверью железною запертый вход.

Узник не знает, куда приютиться;

На пол, зажмурив глаза, он ложится…

Вдруг он испуган стенаньем глухим:

Вспыхнули ярко два глаза над ним.

Смотрит он… кошка сидит и мяучит;

Голос тот грешника давит и мучит;

Мечется кошка; невесело ей:

Чует она приближенье мышей.

Пал на колени епископ и криком

Бога зовет в исступлении диком.

Воет преступник… а мыши плывут…

Ближе и ближе… доплыли… ползут.

Вот уж ему в расстоянии близком

Слышно, как лезут с роптаньем и писком;

Слышно, как стену их лапки скребут;

Слышно, как камень их зубы грызут.

Вдруг ворвались неизбежные звери;

Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,

Спереди, сзади, с боков, с высоты…

Что тут, епископ, почувствовал ты?

Зубы об камни они навострили,

Грешнику в кости их жадно впустили,

Весь по суставам раздернут был он…

Так был наказан епископ Гаттон.

Март 1831

Алонзо

Из далекой Палестины

Возвратясь, певец Алонзо

К замку Бальби приближался,

Полон песней вдохновенных:

Там красавица младая,

Струны звонкие подслушав,

Обомлеет, затрепещет

И с альтана взор наклонит.

Он приходит в замок Бальби,

И под окнами поет он

Все, что сердце молодое

Втайне выдумать умело.

И цветы с высоких окон,

Видит он, к нему склонились;

Но царицы сладких песней

Меж цветами он не видит.

И ему тогда прохожий

Прошептал с лицом печальным:

«Не тревожь покоя мертвых;

Спит во гробе Изолина».

И на то певец Алонзо

Не ответствовал ни слова:

Но глаза его потухли,

И не бьется боле сердце.

Как незапным дуновеньем

Ветерок лампаду гасит,

Так угас в одно мгновенье

Молодой певец от слова.

Но в старинной церкви замка,

Где пылали ярко свечи,

Где во гробе Изолина

Под душистыми цветами

Бледноликая лежала,

Всех проник незапный трепет:

Оживленная, из гроба

Изолина поднялася…

От бесчувствия могилы

Возвратясь незапно к жизни,

В гробовой она одежде,

Как в уборе брачном, встала;

И, не зная, что с ней было,

Как объятая виденьем,

Изумленная спросила:

«Не пропел ли здесь Алонзо?..»

Так, пропел он, твой Алонзо!

Но ему не петь уж боле:

Пробудив тебя из гроба,

Сам заснул он, и навеки.

Там, в стране преображенных,

Ищет он свою земную,

До него с земли на небо

Улетевшую подругу…

Небеса кругом сияют,

Безмятежны и прекрасны…

И, надеждой обольщенный,

Их блаженства пролетая,

Кличет там он: «Изолина!»

И спокойно раздается:

«Изолина! Изолина!» —

Там в блаженствах безответных.

26–28 марта 1831

Покаяние

Был папа готов литургию свершать,

Сияя в святом облаченье,

С могуществом, данным ему, отпускать

Всем грешникам их прегрешенья.

И папа обряд очищенья свершал;

Во прахе народ простирался;

И кто с покаянием прах лобызал,

От всех тот грехов очищался.

Органа торжественный гром восходил

Горе́ во святом фимиаме.

И страх соприсутствия божия был

Разлит благодатно во храме.

Святейшее слово он хочет сказать —

Устам не покорствуют звуки;

Сосуд живоносный он хочет поднять —

Дрожащие падают руки.

«Есть грешник великий во храме святом!

И бремя на нем святотатства!

Нет части ему в разрешенье моем:

Он здесь не от нашего братства.

Нет слова, чтоб мир водворило оно

В душе погубле́нной отныне;

И он обретет осужденье одно

В чистейшей небесной святыне.

Беги ж, осужденный; отвергнись от нас:

Не жди моего заклинанья;

Беги: да свершу невозбранно в сей час

Великий обряд покаянья».

С толпой на коленях стоял пилигрим,

В простую одет власяницу;

Впервые узрел он сияющий Рим,

Великую веры столицу.

Молчанье храня, он пришел из своей

Далекой отчизны как нищий;

И целые сорок он дней и ночей

Почти не касался до пищи;

И в храме, в святой покаяния час,

Усердней никто не молился…

Но грянул над ним заклинательный глас

Он бледен поднялся и скрылся.

Спешит запрещенный покинуть он Рим;

Преследуем словом ужасным,

К шотландским идет он горам голубым,

К озерам отечества ясным.

Когда ж возвратился в отечество он,

В старинную дедов обитель:

Вассалы к нему собрались на поклон

И ждали, что скажет властитель.

Но прежний властитель, дотоле вождем

Их бывший ко славе победной,

Их принял с унылым, суровым лицом,

С потухшими взорами, бледный.

Сложил он с вассалов подданства обет

И с ними безмолвно простился;

Покинул он замок, покинул он свет

И в келью отшельником скрылся.

Себя он обрек на молчанье и труд;

Без сна проводил он все ночи;

Как бледный убийца, ведомый на суд,

Бродил он, потупивши очи.

Не знал он покрова ни в холод, ни в дождь;

В раздранной ходил власянице;

И в келье, бывалый властитель и вождь,

Гнездился, как мертвый в гробнице.

В святой монастырь богоматери дал