Читаем без скачивания Князь Александр Невский и его эпоха - Василий Федорович Андреев

«стражие же видевше рать велику»[300]. Возникла существенная разница в оценке действий Довмонта между великим князем Ярославом Ярославичем и новгородцами. Ярослав привел низовские полки в Новгород, «хотя ити на Пльсков на Довмонта»; новгородцы же «възбраниша ему, глаголюще: "оли, княже, тобе с нами уведавъшеся, тоже ехати в Пльсков"; князь же отсла полкы назадь»[301]. В следующем, 1267 г., «ходиша новгородци с Елеферьемь Сбыславичемь и с Доумонтом съ пльсковици на Литву, и много их повоеваша»?[302] Наконец, в 1268 г. «сдумаша новгородци с князем своимь Юрьемь, хотеша ити на Литву, а инии на Полтеск, а инии за Нарову. И яко быша на Дубровне, бысть распря, и въспятишася и поидоша за Нарову к Раковору»[303]. С одним из этапов этой цепи событий, вероятно, и связывается берестяная грамота № 636.

Искупник «рать поведае велику», т. е. сообщает о большом войске или же о серьезных военных действиях. Существо документа, таким образом, состоит в том, что он является военным донесением, основанным на сообщении пришедшего из Полоцка человека о готовящемся там войске, очевидно, враждебном Новгороду. Такая ситуация постоянна начиная с 1263 г.

Вторая часть письма содержит просьбу прислать пшеницу (хлеб, провиант) в «засаду». Засадой назывался или отряд войска, помещенный в скрытом месте для нападения на неприятеля, или же военный отряд, находившийся в городе для его защиты (см. Словарь Срезневского). Здесь больше подходит второе значение. Очевидно, новгородский полк или гарнизон, особо нуждающийся в дополнительном провианте ввиду предстоящего нападения вражеской «великой рати», ожидает приближения литовцев со стороны Полоцка. Такое сочетание обстоятельств близко совпадает с ситуацией 1265 г., когда какие-то новгородские силы во главе с князем Ярославом находились в Пскове, готовые учинить расправу над тремястами литовцами. За год до этого произошло свержение и убийство Товтивила в Полоцке с пленением литовцами полочан и предоставление убежища сыну Товтовила в Новгороде. Появление искупника в качестве военного осведомителя в такой момент представляется вполне логичным. Однако местом написания грамоты № 636 может быть и любая крепость на новгородско-литовском пограничье. Локализация этой крепости стала возможной спустя четыре года после находки грамоты № 636, когда в 1989 г. на Троицком раскопе была обнаружена берестяная грамота № 704, происходящая из слоев середины XIII в.

Новый документ, к сожалению, сохранил лишь первую и примерно половину второй строки, которые содержат следующий текст: «городьцано ко посадникоу ко вьликомоу. Сь побьгль сьн н…». Поразительной особенностью грамоты № 704 является то, что она написана тем же почерком, что и грамота № 636. Совместное рассмотрение этих двух документов дает нужное направление поискам того места, откуда были отправлены в Новгород комментируемые письма.

Как уже отмечено, указание грамоты № 636 на искупника, пришедшего из Полоцка, ориентирует эти поиски на западные рубежи Новгородской земли. Между тем последнее, фрагментированное слово грамоты № 704 «сьн н…» может быть осмысленно только как «ясенянин» или «ясеняне», т. те. житель или жители Ясенского погоста Шелонской пятины, расположенного на крайнем юго-западном рубеже этой пятины[304].

Указанный район всегда был зоной наибольшей опасности при размирьях с Литвой, занимая особое положение в системе новгородской обороны. В 1239 г. «князь Александр с новгородци сруби городу на Шелоне»[305]. Хотя, в отличие от цитированного текста Синодального списка НIЛ, все более поздние своды упоминают один «Городець», а не несколько, имеются основания доверять правильности самого раннего сообщения. В хорошо известном источнике последней четверти XIV в. «А се имена всем градом рускым, далним и ближним» среди «залесских» городов пять обозначены находящимися на Шелони: «…а на Шолоне Порхов камен, Опока, Высокое, Вышегород, Кошкин»[306]. Среди них Порхов, Опоки и Высокое расположены на самой Шелони; Вышегород и, по-видимому, Кошкин городок — на притоке Шелони реке Узе или по крайней мере в ее бассейне. Упоминания в летописи этих крепостей, как правило, связаны с военными конфликтами между Новгородом и его западными и юго-западными соседями. В 1329 г. псковичи «к новгородцам прислаша послы с поклоном в Опоку и доконцаша мир»[307]. В 1346 г. Ольгерд «взя Шелону и Лугу на щит, а с Порховьского городка и с Опоки взя окуп»[308]. В 1408 г. «воеваша Немци всю Залескую страну и до Черехе, и прешедше за рубежь воеваша в Леженицах и на Болотах и на Дубъске и на Гостени и под Кошкиным городьком»[309]. В 1428 г. «князь Витовти събрав силы многы прииде прежде к Вышегороду, июля 18 день, и по том к Порхову…»[310].

Фортификации князя Александра Ярославича, надо полагать, не имели долговременного характера, на что указывает и термин «сруби» в летописном известии 1239 г. Только Порхов, существующий и сегодня как город, получил в дальнейшем каменные укрепления, что произошло в 1387 г.: «благослови владыка Алексеи всь Новьгород ставити город Порхов камен»[311]. Остальные городки постепенно, но достаточно быстро пришли в упадок. В 1404 г., когда новгородцы приняли на службу потерявшего свой Смоленск князя Юрия Святославича, ему в кормление были отданы новгородские пригороды, однако среди шелонских городков к этому времени уже не было Опоки: «даша ему 13 городов: Русу, Ладогу, Орешек, Тиверьский, Корельский, Копорью, Тръжек, Волок, Ламский, Порхов, Вышегород, Яму, Высокое, Кошкин Городець»[312]. В духовной Ивана III (1504 г.) нет не только Опоки, но и Вышегорода, а из шелонских городков названы лишь «Порхов город, Высокой город, Кошкин город»[313]. Эта динамика угасания отражена и писцовыми книгами. Уже в 1498 г. Опока, будучи центром Опоцкого погоста, не демонстрирует никаких признаков города[314]. Такой же характер имеет в писцовых материалах Вышегород, обозначаемый не как город, а как Вышегородский погост,[315] хотя в дальнейшем формируется Вышегородский уезд в составе трех погостов — Болчинского, Облучского и Вышегородского. «Городками» писцовые книги конца XV в. продолжают обозначать Высокий, давший затем название Высокогорскому уезду в составе Никольского, Рождественского, Дегожского, Пажеревицкого и Бельского погостов, и Кошкин городок, ставший центром уезда в составе Жедрицкого и Ясенкского погостов[316].

Поскольку в грамоте № 704 упоминаются «ясеняне», термин «городчане», обозначающий в ней авторов донесения, логично связывается с администрацией Кошкина городка, расположенного в ближайшем соседстве с Ясенским погостом. Менее вероятна их идентификация с обитателями Высокого городка, который отстоит от Ясенского погоста на тридцать с лишним километров.

Вопрос о хронологическом взаимоотношении написанных одним почерком грамот № 704 и 636, при том что и грамота № 704 имеет явное отношение к пограничной службе, целиком зависит от точности детальной датировки обоих документов, из которых вновь найденный относится как будто к несколько более раннему времени, нежели грамота № 636. Сегодня такая точность пока недостижима.