Читаем без скачивания Мекленбургский дьявол (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Это верно. Мы за три дня уже пять «купцов» в море перехватили. Они шли как раз с запада. Выходит и не знали ничего про нас. Допросили. Говорят, ни сном, ни духом. Не ведали.

— Вот и я про что.

— К слову, Миша, учти, я большую часть твоих донцов заберу на время. Посажу на захваченные корабли, пусть матросов сторожат.

— Это понятно, — легко согласился есаул. — Эх, богато мы добычи взяли. Главное, после с выгодой расторговаться.

— Сначала надо до Руси ее довезти. А потом и барыши будем считать.

— Вот всегда ты так. Пил вино человек как человек был, а теперь…

И вот, спустя пять дней после взятия города, когда рассчитанный Паниным безопасный срок нахождения в Синопе почти подошел к концу, корабелы таки отчитались, что второй галеас спущен на воду, оснащен, загружен и вместе со всем флотом готов к выходу в море.

— А и пора. Уходим!

Огромная флотилия из полусотни кораблей уходила на север, оставляя за спиной густое черное облако пожарища, над охваченным пламенем древним городом.

— Теперь главное дойти, — последний раз оглянувшись на исчезающий за горизонтом турецкий берег прошептал себе под нос Панин.

[1]Κύριε αρχηγός μοίρας

[2] Buraya gel — иди сюда (тур.)

Глава 12

К Варне наша маленькая эскадра подошла под утро, когда на востоке уже светлело, но сам город в глубине залива был еще погружен во тьму, в которой было трудно что-либо разобрать. На воде черными пятнами виднелись стоящие на якорях суда, но разобрать военные они или торговые до восхода солнца не было ни малейшей возможности.

— Мы почти на месте, государь, — как всегда лаконично доложил мне Петерсон.

— Отличная работа! — кивнул я. — Никто не отстал?

— Рассветет, увидим, — пожал плечами норвежец.

Вопрос был далеко не праздным. Четыре из девяти боеспособных галер ушли вместе с отрядом Панина, еще две остались в Кафе, чтобы попеременно конвоировать отправлявшиеся в Азов караваны с добычей, так что на мою долю остались только три. Причем, боеготовность их весьма условна. Ведь по сути, это первая кампания и для кораблей, и для большинства членов экипажей.

Но они, по крайней мере, уже хоть как-то сплавались, побывали в бою, почувствовали вкус победы. Еще три галеры — недавние трофеи. Экипажи набраны с бора по сосенке, вооружены тем, что осталось от турок, командиры из числа отличившихся офицеров. В общем, корабли скорее учебные, чем боевые. С другой стороны, а когда их учить, если не сейчас, пока враг ошеломлен и не знает, что делать?

— Прикажете готовиться к бою! — велел я.

— Слушаюсь, — приложил два пальца к шляпе Петерсон, после чего резко обернулся и заорал, что было мочи, — к бою!

Запанный горнист тут же подскочил и, приставив к губам мундштук, с перепугу принялся играть сигнал к обеду. Однако отеческая затрещина, от второго помощника мгновенно привела его в чувство и над «Святой Еленой» вместо веселого — «бери ложку, бери бак, нету ложки — кушай так» стали разносится звуки «тревоги».

Следом засвистели боцманские дудки, а следом за ними топот босых ног по палубе. Через минуту аналогичные сигналы стали доноситься со следующих за нами галер. Матросыпринялись карабкаться по вантам, чтобы уменьшить паруса, гребцы занимали места на банках, стрелки разбирали мушкеты, а канониры возились у своих «грифонов»

— Отличная идея с единообразными сигналами, ваше величество, — сдержанно похвалил Ян, после чего подпустил немного ехидства, — правда, они немного похожи…

Что тут скажешь, трудно обучить трубачей, если сам умеешь играть только на гитаре, а сигналы горниста последний раз слышал в пионерском лагере и, кстати говоря, не все помнишь. Но как-то все-таки получилось.

Между тем край солнце уже приподнялось над горизонтом, светя нам в спину и слепя тем самым возможных турецких наблюдателей.

— А что, Никас, — в который раз поинтересовался я у лоцмана, — велика ли Варна?

— Константинополь много больше, — лаконично отвечал мне грек.

Никас Теодоракис родом из Галаты — главного порта столицы Османской империи и все меряет масштабами своего родного города. Турок он ненавидит всеми фибрами души, что совершенно не мешало ему прослужить несколько лет в их флоте. Говорят, от давно мог бы сделать карьеру и стать реисом на одной из каторг султана, но не захотел сменить веру. Так это или нет, я не знаю, но попав в плен под Азовом, он с охотой перешел на нашу сторону и с тех пор оказал немало услуг. А теперь вызвался быть лоцманом, благо окрестные воды знал не хуже любого контрабандиста.

Кстати, возможно его преданность вере объясняется именно этим. Греческие контрабандисты — закрытая корпорация и чужакам, а уже тем более ренегатам в ней места нет.

— И много среди местных жителей болгар?

— Совсем нет.

— В смысле? — удивляюсь я, помня из прежней жизни, что Варна — болгарский город.

— Валахи есть, молдаване тоже случаются. А еще греки, венгры и, конечно же, турки.

— А кого больше всего?

— Я не считал.

— Тут всегда так много кораблей? — спросил я, разглядывая открывающийся вид в подзорную трубу.

— Как сказать, — отвечал после недолгого раздумья Теодоракис, — торговцев бывает и больше, но вот чтобы так много военных…

— И впрямь, — озадаченно согласился я.

Помимо большого количества купеческих и рыбацких фелюг и прочей мелочи, посреди залива красовалась большая мавна, к которой жалось пять каторг. Мавна — это турецкий аналог галеаса, скопированный восточными судостроителями у венецианцев. Говорят, что они еще более неповоротливы, чем их средиземноморские собратья, но при этом несут больше крупнокалиберных пушек. В общем, серьезный противник.

— Какого черта они тут делают?

— Полагаю, ожидают ваше величество, — помрачнел Петерсон. — Какие будут приказания?

В принципе, перевес, хоть и небольшой, был на нашей стороне. Все-таки у нас помимо «Святой Елены» было шесть галер и четыре небольших фелюги. Казаки Мартемьянова со мной не пошли, отговорившись тем, что к большим кораблям непривычны, а на стругах им за нами не угнаться. В общем, донцы сначала двинулись вдоль побережья Крыма, обещавшись, что разорят все турецкие и татарские городки и аулы по берегам, после чего направятся куда им заблагорассудится. Я возражать не стал. По ходу, атаман опять что-то мутит, а мне проблем и без него хватает. Пусть покуда кошмарит османское побережье, а там разберемся.

Но все-таки, преимущество в одну галеру откровенно не велико, а учитывая степень подготовки экипажей, скорее умозрительное. И если турки готовы к бою, а сомневаться в этом не приходится…

— Они поднимают якоря! — крикнул с марса наблюдатель.

— Значит, действительно ждут, — согласился я.

— Государь, ветер у нас, — на всякий случай сообщил норвежец. — Мы можем повернуть и уйти.

— К черту! Мы будем драться.

— Есть! — зло ухмыльнулся стоящий у штурвала грек.

Все дело было в том, что у меня имелся еще один козырь в рукаве. Три из четырех фелюг, были под завязку набиты бочками с маслом, смолой и другими горючими веществами, а также порохом. Однажды, когда датская эскадра блокировала Стокгольм, я уже применил брандеры, причем весьма удачно. И теперь, отправляясь в набег, приказал, на всякий случай, приготовить еще три. Четвертая была нужна для того, чтобы забрать экипажи зажигательных судов.

— Просигнальте на фелюги, чтобы готовились к атаке!

— Государь, — дрожа от возбуждения, обратился ко мне Никас, — позвольте мне отправиться с брандерами?

— Нет, это очень опасно, — отрезал я. — Ты нужен мне здесь!

— Именно поэтому я и прошу ваше величество позволить мне. Я знаю людей, идущих на них. Они не станут рисковать и слишком рано бросят свои корабли.

В чем-то Теодоракис был прав. Может когда-то эллины и держали в страхе весь известный им мир, но с тех пор много воды утекло. Заниматься контрабандой, воровать, ограбить вчерашних соседей крымские греки могли с легкостью, а вот пойти на верную смерть, чтобы нанести урон неприятелю, сильно вряд ли! Именно поэтому экипажи брандеров были сборными. Помимо греков, необходимых чтобы управляться с парусами, на них было по нескольку русских солдат или стрельцов, обязанных следить, чтобы новоявленные союзники не разбежались раньше времени.