Читаем без скачивания Избранные творения - Григорий Нисский

Вот что сделало для нас необходимым и потребным тело, чрез которое и свобода сохраняется к целости и возвратный путь к благу не возбраняется, но чрез известное продолжение времени возникает в нас добровольное склонение к лучшему. Одни уже здесь, в продолжении жизни во плоти, преуспели в жизни духовной, в бесстрастии; таковы, как известно, были патриархи и пророки, а вместе с ними и после них посредством добродетели и любомудрия востекшие к совершенству, — разумею учеников, апостолов, мучеников и всех жизнь добродетельную предпочетших жизни вещественной: (все они) хотя и меньше числом множества текущих к худому, тем не менее свидетельствуют о возможности и во плоти преуспеть в добродетели. Прочие же путем исправительного воспитания в последующей жизни, отрешившись в очистительном огне пристрастия к веществу, посредством свободного вожделения того, что благо, возвратятся к предназначенной от начала в удел нашему естеству благодати. Ибо не на век остается в естестве вожделение того, что чуждо ему; посему–то каждого пресыщает и отягощает ему несвойственное, с чем в начале не имело общения естество само по себе: а одно сродное и однородное навсегда остается вожделенным и любимым, до тех пор, пока естество пребудет неизменным само в себе. Если же потерпит какое–либо извращение от злой коли, тогда возникает к нем вожделение того, что ему чуждо, наслаждение чем доставляет удовольствие не естеству, но страсти естества; когда же страсть не имеет места, вместе с нею нет места и вожделению того, что несвойственно естеству, и опять для него делается вожделенным и близким — свойственное ему; а таково чистое и невещественное и бестелесное, что, не ошибется кто–либо, назвав свойством все превосходящего Божества. Ибо, как для глаз телесных, когда какое–нибудь острое гноетечение повредит зрительные нервы, бывает приятен мрак, по причине сродства густоты (гноя) со мраком, а если от лечения исчезнет то, что затрудняло зрение, то свет опять становится сродным и приятным, смешиваясь с чистотою и световидностью зрачка; таким же образом, поелику чрез обольщение противником, зрение души затекло злом, как бы каким гноем, разум добровольно получил наклонность к темной жизни, чрез страсти сроднившись с мраком. «Всяк бо деаяй злая ненавидит света», говорит слово Божье (Иоан. 3:20.). Когда же зло исчезнет из области сущего и опять приведется в не сущее, естество наше снова с удовольствием будет взирать на свет, по устранении того, что застилало гноем чистоту души. Итак сказанным нами доказано, что нерассудительно относиться враждебно к естеству плоти, ибо не от нее зависит причина зла; если бы это было так, то зло имело бы одинаковую силу у всех, получивших в удел телесную жизнь.

Но поелику из упомянутых нами мужей, каждый и во плоти был, и порочным не был, то из сего ясно, что но тело причина страстей, но свободная воля, производящая страсти. Ибо тело движется соответственно своей природе, направляя свои стремления к тому, что служит к сохранению его состава и продолжению (жизни). Так например: оно нуждается в пище и питье, чтобы по истощении силы, снова восполнить ее недостаток; к этому направлено влечение природы. Опять, чрез преемство путем рождения, естество тела будучи смертным становится (как бы) бессмертным; посему и к этой цели в нем есть соответственное стремление. Кроме сего, так как тело сотворено нагим и лишенным покрова волос, то мы имеем нужду в наружном одеянии. Также, не будучи в состоянии выносить жара, холода и дождя, мы ищем крова домов. Кто разумно смотрит на эти и подобные потребности, тот спокойно принимает каждую из них, целью стремлений поставляя необходимое: дом, одежду, супругу, пищу, — всем этим удовлетворяя нуждам природы. А раб удовольствий необходимые потребности делает путями страстей; вместо пищи ищет наслаждений чрева; одежде предпочитает украшения; полезному устройству жилищ —их многоценность; вместо чадорождения обращает взор к беззаконным и запрещенным удовольствиям. Посему–то широкими вратами вошли в человеческую жизнь и любостяжание и изнеженность и гордость и суетность и разного рода распутство. Все это и подобное, как бы какие ненужные отпрыски и ветви, приросло к необходимым потребностям, потому что естественное стремление перешло границы нужды и приняло широкие размеры у тех, кои заботятся о том, что ни к чему не полезно. Ибо, что общего имеете с пользою доставляемою пищею чеканная серебряная посуда, разцвеченная золотом и каменьями? Или какая нужда для одеяния в тканье золотом и в яркоцветной пурпуровой ткани, и в живописи ткачей, посредством которой эти художники изображаюсь на хитонах и одеждах и битвы и зверей и тому подобное? Сотоварищем роскоши явилась болезнь любостяжания; ибо чтобы иметь для нее готовые средства и возможность, материал для приобретения желаемого получают от любостяжания. А любостяжание открыло путь неверности; оно, по слову Соломона, есть сокрушенный сосуд (Притч. 23:27.), который, сколько бы его ни наполняли водою, постоянно оказывается пустым. Таким образом не тело производит стремление к злу, но свободная воля, которая целесообразную потребность извращает в вожделение того, что не дозволено. Итак, да не порицают люди нерассудительные тело, которым в последствии, чрез преобразование его возрождением в превосходнейшее состояние, украсится душа, когда смерть очистит его от излишнего и ненужного для наслаждения будущею жизнью. Ибо в жизни будущей не будет пригодно то, что составляет для него потребность ныне, но устройство нашего тела будет сродно и соответственно наслаждению оною жизнью и стройно приспособлено к пользованию ее благами. Представим пример, потому что подобием с чем–нибудь известным лучше можно объяснить нашу мысль. Глыба железа полезна для кузнечного искусства, служа в необработанном виде наковальнею для кузнеца. Но когда нужно обработать железо для какой–нибудь более тонкой работы, тогда глыба тщательно очищается огнем и удаляется от нее все землистое и бесполезное, что искусные в этом деле называют изгарью. И таким образом прежняя наковальня, будучи очищена переработкою, стала бронею или другою какою тонкой работы вещью, очистившись чрез накаливание в печи от того излишка, который, пока она была наковальнею, не почитался для тогдашнего употребления излишним; ибо и изгарь, входившая в состав глыбы, приносила некоторую пользу, увеличивая массу железа. Пример нам понятен; теперь применим смысл, который мы усмотрели в этом примере, к мысли, которую имеем в виду. Что это означает? В естестве тела находится ныне много подобных изгари качеств, которые хотя в настоящей жизни имеют некоторую полезную цель, но совершенно бесполезны для ожидаемого после сей жизни блаженства и чужды ему. Итак, что бывает с железом в огне, когда плавильная печь отстраняет все бесполезное, то совершается с телом чрез смерть, когда чрез разрешение смертно отстраняется все излишнее. Для проницательных, конечно, очевидно, что есть то, от чего очищается тело в последствии, и отсутствие чего в настоящей жизни было бы вредом для нее. Впрочем для ясности мы скажем и об этом в немногих словах.

Согласно с предложенным примером, глыбою назовем естественное желание, действующее во всех, изгарью пусть будет то, к чему ныне влечется это желание: удовольствия, богатство, честолюбие, властолюбие, надменность и подобное. Всего этого и подобного тщательным очищением бывает смерть. Желание, освободившись и очистившись от всего этого, обратит свою деятельную силу к тому, что одно только достойно стремления и вожделения и любви, не угасив совершенно природою вложенные в нас к сему стремления, но изменив их к пользование невещественными благами. Ибо там любовь к истинной красоте непрестающая; там достохвальное любостяжание сокровище мудрости, прекрасное и благое честолюбие, — достигать общения с царством Божиим, прекрасная страсть жадности, в которой вожделение блага никогда не пресекается пресыщением сими, все превосходящими, благами. И так знающий, что в приличное время Художник всего переплавит глыбу тела в оружие благоволения, сделав из него и броню правды, как говорить Апостол (Ефес. 6:13—18.), и меч духа и шлем надежды и полное всеоружие Божие, любит свое тело по закону Апостола, который говорит, что никто свое тело «возненавиде» (Ефес. 5:29). Тело же нужно любить очищенное, а не изгарь, которая отвергается. Ибо истинно говорит слово Божие, что когда «земная наша храмина тела разорится», тогда обретем ее соделавшеюся созданием «от Бога», храминою нерукотворенною, вечною «на небесех» (2 Кор. 5:1.), достойною быть жилищем Божиим, в духе. И никто мне пусть не описывает свойства и очертания и вида оной нерукотворенной храмины, по подобию свойств ныне в нас являющихся и отличающих нас своими особенностями друг от друга. Поелику не одно только воскресение проповедует нам слово Божие, но божественное Писание ручается и в том, что обновленные должны «измениться» воскресением (1 Кор. 15:51.52); то вполне необходимо, чтобы для всех было сокровенно и неведомо, во что мы изменимся, так как в настоящей жизни не усматривается никакого подобия с чаемым. Ибо ныне, все грубое и твердое имеет естественное стремление к низу; тогда же тело по изменении станет горе возносящимся, поелику слово Божие говорит, что после изменения естества во всех оживших чрез воскресение, «восхищени будем на облацех в сретение Господне на воздусе, и тако всегда с Господем будем» (1 Солун. 4:17.). Итак если у изменившихся не остается тяжести в теле, но преобразившиеся в более совершенное состояние вместе с бесплотным естеством воспаряют горе: то конечно и прочие свойства тела — цвет, вид, очертание и все другие в частности так же изменятся в нечто более божественное. Почему не видим никакой необходимости допускать между измененными воскресением тоже самое различие, какое теперь по необходимости имеет наше естество от последовательной смены его состояний. Что этого различия не будет, ясно доказать нельзя, потому что мы не знаем, во что чрез изменение перейдут эти свойства. А что род всех будет один, когда все сделаемся единым телом Христовым, восприяв один образ и вид, в том не сомневаемся, так как во всех равно будет сиять свет божественного образа. А что наше естество при изменении приобретет вместо указанных свойств, то будет, утверждаем мы, лучше всего, о чем только может гадать наша мысль. Но чтобы наши слова об этом не показались совершенно неосновательными, укажем на следующее: поелику различие полов мужеского и женского служит нашему естеству не для чего иного, как для деторождения, то относительно сего предмета некоторым достойным обещанного Богом, Сокровищем благих, благословения гаданием, может быть признано то, что родотворная сила естества изменится на служение тому деторождению, которому причастен был великий Исайя, сказавший: от «страха Твоего, Господи, во чреве прияхом и поболехом, и родихом дух спасения Твоего, егоже сотворихом на земли» (Иса. 26:18.). Ибо если такое деторождение прекрасно и чадородие бывает причиною спасения, как говорит Апостол (1 Тим. 2:15.), то никто, однажды путем такого рождения породивший себе обилие благ, никогда не перестанет рождать дух спасения.