Читаем без скачивания Ола и Отто. Выбор - Александра Руда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ректор, не разворачивая бумагу, передал обращение секретарю и сказал:
— Что ж, ученый совет рассмотрит ваши предложения. Ответ сможете прочитать на доске приказов по Университету. Приятно было пообщаться. — Ректор развернулся и направился внутрь здания.
— И все? — вырвалось у кого-то из толпы.
— А что вы еще хотели? — обернулся ректор. — Как вариант могу предложить вам пойти задуматься о своем поведении. Или подмести студгородок — дворницкий инвентарь, я смотрю, вы уже нашли.
Преподаватели скрылись в глубине здания. Народ недовольно заворчал и начал было расходиться, но выскочивший с криком на ступеньки студент-практик остановил процесс развала колонны протестующих.
— Ребята! — закричал он. — Это же свинство какое-то творится! Вы понимаете?
— Да! — закричали все.
— Нас разводят, как детей!
— Да!!!
Непонятно каким чудом мы вновь построились и, дружно скандируя «Долой!», «Протестуем!», направились в сторону общежитий. Там, между жилыми корпусами практиков и медиумов, была в незапамятные времена сколочена сцена — на ней планировалось проводить концерты, повышающие общий культурный уровень студентов. Когда же стало ясно, что они желают повышать культурный уровень, исключительно если обещают на концерте «обнаженку» и «халявное спиртное», от идеи отказались, но сцену так и не разобрали. Изредка ее использовали как огромный стол для грандиозных попоек; периодически студенческие самодеятельные группы пытались представить на народный суд свое творчество. Суд обычно заканчивался свистом зрителей и опять же пьянкой в качестве моральной компенсации.
Сейчас же на сцене выступали главные протестующие, рассказывающие о том, как плохо мы живем и что нужно делать, чтобы жилось лучше. Я откровенно не понимала, почему мы живем плохо, лично я жила хорошо, но энтузиазм и коллективное настроение меня так сильно захватили, что я махала своим импровизированным транспарантом и кричала вместе со всеми «Долой!». Что «долой» и куда «долой», я не знала, но это было неважно.
В конце концов выяснилось, что во всех бедах виноваты эльфы. С этим я была согласна, громко крича «да!» на все обвинения в сторону остроухих, раздававшиеся со сцены.
— Они живут дольше нас!
— Что им лишний год обучения!
— Ломиториэль никогда «отлично» не поставит!
— Они богаты и не делятся!
— «Эльфийская стрелка» подняла цену на входной билет!
— Пиво дорожает. Что им, они его не пьют!
— Бабы красивые, но не дают!
Остатками разума я пыталась понять, почему это мне обидно, что эльфийские девушки мне не дают, но меня дернул за руку какой-то незнакомый парень и закричал:
— Верно говорят, да?!
— Да! — согласилась я, глядя в его блестящие от возбуждения глаза.
— Эльфов нужно бить!
— Да! — взревела толпа.
— Мы идем бить гадких эльфов! — радостно подпрыгивала рядом Томна.
Толпа, хаотично размахивая транспарантами и выдирая колья из заборов, двинулась в строну эльфийского квартала. На нашем пути закрывались двери и ставни, случайные прохожие забивались в подворотни, и это льстило. Вот какие мы сильные, как нас много и как нас все боятся! Как мы им всем сейчас покажем!..
Мы подошли к утопавшему в зелени эльфийскому кварталу, когда уже начало смеркаться. На нашем пути стояли старейшины квартала — тонкие, высокие. Прекрасные длинные волосы с множеством мелких косичек развевались на легком ветерке. Старейшины пытались что-то сказать. Толпа на миг остановилась, но в первых рядах закричали:
— Бегом, впере-о-о-од!
Эльфов просто снесло с дороги.
Я бежала, размахивая лопатой и что-то крича в едином порыве со всеми, как вдруг моя нога ступила во что-то липкое и теплое. Щелкнув пальцами, я зажгла огонек и посмотрела вниз. Вся моя сандалия была в темно-красном, на которое быстро налипала пыль. От осознания того, что это, мне на миг стало дурно.
Кровь.
Почему мирная демонстрация против увеличения срока обучения обернулась кровью на моей сандалии? И что случилось с тем, в ком эта кровь текла?
Я попробовала остановиться, но это было невозможно. Толпа несла меня, как река щепку. Со всех сторон раздавались крики, кое-где уже завязались потасовки. Я схватила лопату наперевес и принялась пробиваться в сторону, поближе к забору. За мою юбку кто-то схватился. Я обернулась. Томна с выпученными глазами простонала:
— Не бросай меня здесь, пожалуйста!
— Держись за мной! — рявкнула я, расталкивая людей с помощью лопаты.
Мне наступали на ноги и толкали, пару раз очень сильно ударив; кто-то схватился рукой за блузку; я рванулась изо всех сил и выпала из толпы. За мою руку схватилась Томна, сжав ее так, что я вскрикнула от боли.
— Не отставай, — бросила я и двинулась в направлении движения орущей массы.
Возле первого же переулка мы свернули и побежали подальше от этого ужаса.
— Стой! — шепнула я, услышав неподалеку свистки стражи.
Мы спрятались за деревом возле чьего-то ажурного забора. Стражники, сопровождаемые отчаянным лаем собак за заборами, промчались мимо, громыхая оружием. Томна мелко дрожала, схватившись за мою руку. Сквозь ее шумное дыхание прорывались всхлипы. Я молча оценивала повреждения. Идти было возможно, хоть и больно. Какая же я дура, что пошла протестовать! И чего мне дома не сиделось? Гномы, как всегда, самые умные. Из них в этой кутерьме никто не участвует. Сидят себе сейчас по кабачкам, пиво пьют, трубочками попыхивают. Дура я, дура!
— П-п-п-почему они т-т-так? — заикаясь, сказала одногруппница. Ее зубы стучали, она вся тряслась.
«Только истерики мне не хватало», — подумала я.
— Толпа, — сказала я вслух. — Томна, успокойся, все уже закончилось. Мы в безопасности.
— Д-д-да, — сказала она и вдруг зарыдала, раскачиваясь из стороны в сторону.
Я осторожно прислонила лопату к забору, удержавшись, чтобы не прикрикнуть на заливавшихся собак, и влепила со всей силы пощечину подруге.
Она проглотила рыдание, икнула и уставилась на меня.
— Ты что? — спросила она вполне нормальным тоном.
— Полегчало? — спросила я скорее у себя, чем у нее.
— Да, — кивнула Томна.
Мне тоже полегчало. Впрочем, я бы с удовольствием стукнула ее еще раз, чтобы успокоиться окончательно, но сомневалась, что такая возможность мне сегодня представится еще раз.
— Теперь с вами можно поговорить? — раздался в полумраке хрипловатый баритон.
Томна взвизгнула, а я схватилась за лопату.
— Не стоит воевать, Ольгерда, это я, Живко. Помните меня? — Орк выступил из тени дерева и слегка поклонился.
Я увидела, как Томна блеснула глазами, что означало примерно «ах, какой красавчик!».
— А что ты тут делаешь? — спросила я.
— Живу, — лаконично ответил орк.
— А, так это твои собаки гавкают?
— Мои псы лают, — мягко поправил Живко. — А это твои соученики там бушуют?
— Мои, — призналась я. — А что ты делаешь в эльфийском квартале?
— Это орочья часть, — сказал парень. — Где же нам еще жить, как не возле эльфов?
— Я даже не знала, что у нас в городе живут орки, — удивилась я.
— Нас очень мало. Даже мы тут временно, пока не распродадим псов.
Я вздохнула. Оттоптанные ноги ныли, я чувствовала, как на ребрах наливаются синяки, к тому же было чувство, что цеплявшаяся за мою руку во время бегства Томна ее вывихнула. Орк правильно истолковал мой вздох.
— Я сейчас успокою животных и проведу вас домой, — сказал он, бесшумно исчезая в темноте.
— Какой красавчик! — возбужденно прошептала Томна, пытаясь пятерней причесать волосы. — Эх, жаль, что сумочку потеряла. Кстати, он — мой!
— В смысле?
— Ты ему глазки не строй, я попробую его соблазнить.
— Да пожалуйста! Мне орки никогда не нравились.
— Ола, у тебя что, совсем глаз, ушей и женского начала нет? Да я готова прямо здесь под него лечь! Он же… ах!..
— Я готов. Вас к общежитию проводить? — спросил Живко, словно из воздуха появившись перед нами.
— Да, — сказала Томна, закатывая глаза. — Ах, что-то мне дурно! Ах!
Она очень ловко упала в обморок, расположившись в весьма сексуальной позе.
— Терпеть не могу девиц, падающих в обморок, — спокойно сказал Живко, доставая нож.
— Ты что собираешься делать? — испугалась я.
— Разрежу ей рубашку, чтобы было легче дышать.
Томна шумно задышала и открыла глаза.
— Кажется, я потеряла сознание? — слабым голосом спросила она.
— Кажется, — саркастически сказал орк, я же молча протянула ей руку, помогая подняться.
Томна шла рядом со мной, кусая губы и напряженно размышляя. Я брела, ни о чем не думая и волоча за собой лопату — бросить ее было жалко. Живко, демонстрируя степное воспитание, своей помощи в транспортировке лопаты не предложил. Я чувствовала, что он часто поглядывает на меня, и терялась в догадках, к чему бы это.