Читаем без скачивания Герцогиня: ветер судьбы - Красовская Марианна

Она отпустила Макеши, сделала пару шагов по песку и упала, хватаясь за ногу. Туземец присел рядом на корточки, ухватил ее за щиколотку. По тонкой женской ступне струилась кровь.

– Осколок раковины. Глубоко вошел. Надо вытаскивать. Да, тебе здесь не рады, но ты нам очень нужна. Слушай… выхода два. Или возвращайся на корабль, пока тебя не укусила змея или не проткнул острый сук, или…

Она молча посмотрела на него, щурясь.

– Или будь моей женщиной по местным обычаям.

– Я Кио. Мне нельзя быть чьей-то, запрещено. Только если разрешат старшие.

– Обряд только здесь действует. Это не замужество и не какие-то обеты. Просто я назову тебя своей на островах, все будут это знать.

– Что мне нужно делать?

– Руку дай. Ива, нож.

Я молча подала ему свой кинжал. Он кивнул и провел лезвием по ладони. Глубоко. Много крови. Я ничего не знала о подобных обрядах, наблюдала с жадным любопытством. А он просто прижал окровавленную руку к лицу ниххонки, оставляя на ее щеке отпечаток ладони и произнес на языке Островов:

– Моя женщина, и я – ее, и все, что мое – ее.

И если это был сейчас не брачный обряд – то что же это было? Хитрец. Да, Ени не понимает здешнего языка. А я понимаю. Но ничего ей не скажу, потому что мне нужен живой и невредимый Макеши.

Стряхнул капли крови на песок, подхватил ниххонку на руки, как ребенка и весьма бодро пошлепал босыми ногами к пальмам. Я поежилась и на всякий случай надела ботинки. Жарко, но меня на руках тут никто не понесет, если я наступлю на какую-нибудь дрянь.

А всё же нас ждали, я поняла это по дыму костров и умопомрачительному запаху жареного мяса. На корабле кормили какой-то баландой, еще сухарями, рыбой и солониной, а мяса там, конечно, не было. Сглатывая слюну, мы заметно ускорили шаг и вскоре вышли по едва заметной дорожке к деревне племени О-охо. Хижины здесь были – продуваемые всеми ветрами, с крышами из пальмовых листьев. Дико, неправильно? Как бы не так. Здесь тепло даже в период дождей, щели в стенах позволяют дышать свободно. А если и хлынет беспощадный тропический ливень, то крышу легко починить, а вода вся внутри не задерживается. Практично и очень просто, никаких проблем с жильем.

А посередине деревни, на круглой площадке, горел костер и на циновках было разложено угощение. Туземки, ловко снующие с большими глиняными блюдами на головах и плетеными кувшинами на плечах, при виде нас побросали свою ношу и с вигами бросились нас обнимать и трогать. Особенно меня, конечно. Меня здесь помнили и любили – еще бы, единственный белокожий ребенок, росший в этом племени. Раньше женщины едва ли не дрались за право качать меня на руках. Они почему-то считали, что я принесу им удачу. И теперь, кажется, считали так же. Тискали, мяли, трогали мои волосы и гладили руки. Чудом вырвалась живой и то, потому что вождь, длинное имя которого я давно и прочно забыла, прикрикнул на них.

– Так и не выросла, Пьенхой (*рыбка). Плохо тебя кормили в чужих краях. Садись, дочка, ешь, пей. И ты, шаман-птица, садись. И выпусти из рук свою женщину, никто ее не тронет.

Самый первый закон Островов: голодного надо кормить. Если гость тебе дорог – его надо кормить. Разговор о всех делах – только после обильного ужина и не иначе. И мы ели — нет, обжирались. Хватали руками мясо, облизывали пальцы. Сочные фрукты лопались в наших руках, стекали по подбородкам, пачкали одежду. Восхитительная жареная рыба – нигде больше я не ела ничего подобного – таяла во рту. Столь великолепного пира я не помнила даже в королевском дворце. Да все повара Вазилевса должны удавиться от зависти, попробовав эту рыбу! А повара ниххонского Императора – немедленно сделать сеппуку.

Наконец я уже легла на землю, наевшись так, что мне было тяжело дышать. И напилась, конечно. Местные напитки весьма коварны, даже если кажется, что алкоголя в них нет вовсе. Смотрела в стремительно темнеющее небо и улыбалась, а по вискам сами собой струились слезы. Где мой Арман? А сын – что с ним сейчас? Не совершил ли Вазилевс чего-то… дурного?

– Так корабль не пропустишь? – спрашивал Макеши у вождя.

– Нет, больше нет. Духи злятся. Один уже уплыл… и не вернулся. Чужеземцев долго теперь не пустят в эти воды. Может быть, пройдут года… Может – сотни лет.

– Нам нужно на Огненный остров.

– Ты можешь пройти. И Пьенхой. И твоя женщина с кровью на руках. Вы свои.

– Ладно. А торговать? Мы привезли ткани, много. И топоры. И широкие ножи, которыми так удобно рубить лианы.

– Торговать? Это можно. Мы сами приплывем на твой корабль. А ты – можешь взять здесь, что захочешь. Ты сам знаешь, шаман, что всё на этой земле и твое тоже.

– Да, знаю. Я – часть этого мира.

– Теперь ты – часть всего мира. Это хорошо. Ты сильный. И дети у тебя будут великими воинами, женщина твоя подарит тебе сильных телом и духом сыновей.

Услышав про сыновей, я заскулила в голос. Хочу домой к моему Эдди! Хочу уткнуться носом в его светлую макушку и вдыхать его запах. Как ужасно – я не увижу его первые шаги и слово его первое будет не “мама”. Что я за мать такая? А это всё Арман виноват. У-у-у!

– Пьяна как попугай, отведавший скисшие плоды, – усмехнулся Макеши. – Девочка, тебе пора спать.

Он подхватил меня на руки – о, совсем как Ени – и отнес в одну из хижин. Бережно уложил на подстилку из листьев, укрыл какой-то тканью. Я вдруг встрепенулась, рассматривая ее в неверном лунном свете – да это же рубашка! Большая! Из белого когда-то батиста. Рубашка Армана. Он был здесь! Он спал в этой же хижине! Впервые я вдруг почувствовала, что он где-то рядом. Заревела уже в голос, заворачиваясь в эту рубаху, невнятно бормоча в небо не то проклятия, не то благодарности, не то мольбы.34. Плот

Проснулась я… от стука топора. Вот это неожиданность! Дровосеки — здесь, на островах? Невозможно! Деревья здесь не рубили вот так, запросто. Для постройки хижин специально выращивали небольшие пальмы, их потом срезали широкими ножами или спиливали. Для костров достаточно было веток, сломанных деревьев и горючих камней. Камни эти находили выше на плато, их там было в избытке.

Морщась, закрывая глаза руками от слепящего солнца, я вышла из хижины. Каждый удар топора был словно выстрелом в мою голову. Ужасно!

Раздался вдруг свист, шум — словно огромное дерево рухнуло на землю, ломая все вокруг.

Я вышла на «площадь», где мы вчера пировали. Какая-то полуобнаженная туземка неожиданно подскочила ко мне и протянула чашу из кокосовой скорлупы. Я принюхалась: пахло чем-то сладким и свежим.

— Ты совершено не умеешь пить, белая рыбка. Кава-кава не для тебя. Пей, это уймёт твою жажду и исцелит тело.

Попробовала: какие-то травы, ягоды. Очень вкусно и освежающе. Мне сразу полегчало. Спросила, где мои спутники. Оказалось, шаман-птица там, на берегу, а женщина-с-глазами-как-тьма ещё спит.

Ени выглядела, наверное, ничуть не лучше меня. Глаза у неё опухли, стали совсем щелочками. Волосы всклокоченные и слипшиеся. От каждого удара топора, эхом разносившегося по деревне, она вздрагивала и морщилась.

— Мы идём купаться, — сказала ей я и, несмотря на сопротивление, потащила за собой.

Я хорошо знала этот остров. Побережье, густой тропический лес, в центре — горное плато, совсем небольшое, каменистое. Там жили только говорящие с духами, шаманы. Племя О-охо разбило свою деревню у его подножия, на краю леса. Не только потому, что они — наблюдатели и охранники Островов. Ещё и потому, что здесь есть несколько источников питьевой воды, и к одному из них я привела подругу.

Маленькое круглое озеро, неглубокое, кристально чистое, прогретое жарким солнцем до самого дна. Небольшой водопад, с шумом обрушивающий свои струи в воды озера. Шелковистая трава вокруг.

— Это место называется И-ло Сьянзано. Женское лоно, чтоб ты понимала, — с усмешкой сообщила я.

Ени неуверенно хихикнула.

— Да, здесь очень редко бывают мужчины, разве что для особых обрядов. Не бойся, никто нас не увидит, разве что женщины придут. Можно купаться смело.