Читаем без скачивания Черный ящик - Амос Оз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так началась эта игра. Тень третьего в постели. Мы вызывали дух какого-нибудь мужчины, который случайно привлек мое внимание. И ты его изображал. Иногда изображал двоих: и самого себя, и того, другого. Моя роль – отдаваться по очереди или одновременно. Присутствие чужих теней пронзало нас жгучим, первозданным наслаждением, исторгая из самой глубины нашего естества крики, клятвы, мольбы, конвульсии, которые за всю мою жизнь довелось мне наблюдать только при родах. Или в момент агонии.
Когда Боазу было два года, адский огонь в наших топках уже полыхал черным пламенем. Любовь наполнилась ненавистью, которая поглотила все, но продолжала маскироваться под любовь. Когда в тот январский снежный вечер ты, вернувшись из университетской библиотеки с температурой сорок, обнаружил в ванной на полочке ту самую зажигалку, тебя захлестнуло какое-то сомнамбулическое веселье. Ты смеялся во весь голос, и смех твой был похож на икоту. Ты бил меня кулаками до тех пор, пока в результате сокрушительного перекрестного допроса не вырвал у меня каждую подробность, каждую мелочь, каждое трепетанье, а затем прямо так, как мы были – в одежде, стоя, ты овладел мною, словно вонзив в меня нож. Но и в этот момент и после него ты не прекращал допроса, и вновь швырнул меня на кухонный стол, и зубы твои вонзились в мое плечо, и ты лупил меня ребром ладони, словно укрощая строптивую лошадь. Так наша жизнь начала мерцать обманчивыми болотными огнями. Безумие гнева не оставляло тебя – была ли я покорной или нет, казалось ли тебе, что я испытываю – до боли – наслаждение или что остаюсь равнодушной, описывала ли я, что со мной делали, или упорствовала в молчании. Дни и ночи ты пропадал вне дома, уединяясь, словно монах, в каморке, которую снял неподалеку от Русского подворья, где добивал свою докторскую диссертацию, словно беря штурмом вражеские укрепления. Ты появлялся без всякого предупреждения в восемь утра или в три часа дня, запирал Боаза в его комнате, заставляя меня исповедоваться со всеми подробностями и утолял мною свое неиссякаемое вожделение. А затем начались мои самоубийства – с помощью таблеток и газа. И союз, что заключил ты с Закхеймом, и дикая война с твоим отцом, и эта проклятая вилла в Яфе-Ноф. Наш тропический ад. Парад грязных полотенец. Вонь от носков, принадлежащих ухмыляющимся, рыгающим мужчинам. Смрадный запах чеснока, редьки и шашлыка. Отрыжка кока-колы и пива. Удушье от дешевых сигарет. Кислота мужского пота, липкого, разящего вожделением. Брюки их, спущенные по самые щиколотки, хотя рубах своих они не трудились снять, а некоторые не сбрасывали даже обуви. Слюна их – на моем плече. В волосах. Пятна их семени – на моих простынях. Развратное бормотанье и непристойности, произнесенные хриплым шепотом. Глупость их пустых комплиментов. Смешные поиски исподнего, что затерялось среди простыней. Ухмыляющееся высокомерие, овладевавшее ими после того, как удовлетворено их вожделение. Рассеянный зевок. Постоянное поглядывание на часы. Молотят меня, словно стремятся уничтожить весь женский пол. Словно мстят. Или записывают в свой актив очки в таблице розыгрыша некой мужской лиги. Как будто набирают моточасы. Но случалось – появлялся незнакомец, пытавшийся прислушаться к моему телу и извлечь из него мелодию. Или юноша, которому удавалось вызвать во мне сострадание, пересиливающее отвращение. Или ты – в приливе своей отчаянной ненависти. Пока я не стала отвратительной и самой себе, и тебе – и ты изгнал меня. Но на самом дне ящика с косметикой я храню записку – она написана твоей рукой. Закхейм передал ее мне в тот день, когда было объявлено решение по нашему делу, и суд постановил, что отныне и навсегда нас друг с другом ничего не связывает. Ты там написал четыре строчки из стихотворения Натана Альтермана "Веселье нищих":
Ты – грусть моей стареющей души,Знак траура и скорби без границ,Услышь меня, я здесь – в ночной тиши:В потрескиваньи стен и скрипе половиц.
Именно это написал ты в зале суда и передал мне через Закхейма. И ни слова не добавил. На протяжении семи лет. Почему же теперь ты, как привидение, возник в окне моей новой жизни? Уходи в поля и охоться себе на просторе. Уходи в звездный холод – на своем черно-белом космическом корабле. Уходи и не возвращайся. Даже в грезах моих не появляйся. Даже в томлении моего тела. Даже в потрескиванья стен и скрипе половиц. Выйди из гравюры на дереве. Из черного капюшона. Почему бы тебе не пересечь снежную пустыню и не постучаться в первую же хижину, взыскуя тепла и света? Женись на своей секретарше-очкарике. Женись на одной из своих поклонниц. Возьми себе женщину и построй ей дом. Сделай так, чтобы зимой пылал в этом доме камин. Чтобы был небольшой фруктовый сад во дворе. Розы. Голубятня. Быть может, родится у тебя еще один сын, и, возвращаясь по вечерам с работы, ты сможешь сидеть с ним у черного письменного стола, вырезать для него картинки из американского географического журнала, касаться его волос, пачкая их клеем. Жена проведет рукою по твоему усталому лбу. По ночам она станет массировать тебе затылок, онемевший от работы за письменным столом и от одиночества. Вы можете поставить пластинку: не Вивальди, не Альбинони. Возможно, какой-нибудь хрипящий джаз. А на улице проливной дождь. Вода будет журчать в водосточных трубах. И из соседней комнаты повеет на вас ароматом детского сна – запахом талька и шампуня. Вы будете лежать в постели, прислушиваясь к шуму ветра за оконными ставнями. Каждый читает свою книгу. Либо ты тихонько рассказываешь о наполеоновских войнах. А затем будет погашен свет, и ее пальцы отправятся побродить меж курчавых волос на твоей груди. Ты зажмуришь глаза… И тогда явлюсь я – словно что-то прошелестит между вами. И в темноте мы с тобой вдвоем беззвучно рассмеемся. Мой джин и моя бутылка.
А сейчас – уже почти шесть утра. Я всю ночь писала тебе. Приму ванну, оденусь и пойду готовить завтрак моей девочке и моему мужу. Есть в мире счастье, Алек. И страдание – это отнюдь не его противоположность, это – путь, усеянный колючками, который нам предстоит проделать, – ползком, на брюхе, – чтобы добраться до той лесной поляны, залитой серебристым лунным светом, которая зовет нас и ждет.
Не забывай.
Илана
* * *
[ТЕЛЕГРАММА] ГИДОНУ УНИВЕРСИТЕТ ШТАТА ИЛЛИНОЙС ЧИКАГО. К ТВОЕМУ СВЕДЕНИЮ АЛЕКС. ПО ЗАКОНУ БОАЗ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЙ И НАХОДИТСЯ НА ПОПЕЧЕНИИ МАТЕРИ. ПРЕДПРИНЯТЫЕ ТОБОЙ ДЕЙСТВИЯ МОГУТ БЫТЬ КВАЛИФИЦИРОВАНЫ КАК ПОХИЩЕНИЕ. СОМО ВЗВЕШИВАЕТ ВОЗМОЖНОСТЬ ВЫДВИЖЕНИЯ ПРОТИВ ТЕБЯ УГОЛОВНОГО ИСКА. МОЖЕТ ПЕРЕСМОТРИШЬ СВОЙ ОТКАЗ ОТНОСИТЕЛЬНО ПРОДАЖИ СОБСТВЕННОСТИ. СОВЕТУЮ ТЕБЕ СПУСТИТЬСЯ С ДЕРЕВА.
ЗАКХЕЙМ
* * *
[ТЕЛЕГРАММА] ГИДОНУ УНИВЕРСИТЕТ ШТАТА ИЛЛИНОЙС ЧИКАГО. МОЙ КОМПАНЬОН ОКАЗЫВАЕТ ДАВЛЕНИЕ ПО НЕСКОЛЬКИМ НАПРАВЛЕНИЯМ. СИТУАЦИЯ ДЕЛИКАТНАЯ. РЕШЕНИЕ В ВАШИХ РУКАХ.
РОБЕРТО ДИ МОДЕНА
* * *
[ТЕЛЕГРАММА] ЛИЧНО ДИ МОДЕНА ИЕРУСАЛИМ ИЗРАИЛЬ. ПРЕДЛОЖИТЕ ОТ МОЕГО ИМЕНИ СУПРУГАМ СОМО И ЗАКХЕЙМУ ЕЩЕ ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ В ОБМЕН НА ОБЯЗАТЕЛЬСТВО ОСТАВИТЬ БОАЗА В ПОКОЕ. ЕСЛИ ПОЖЕЛАЕТЕ, Я ОСВОБОЖУ ВАС.
АЛЕКС
* * *
[ТЕЛЕГРАММА] ГИДОНУ УНИВЕРСИТЕТ ШТАТА ИЛЛИНОЙС ЧИКАГО. ПОЗВОЛЬ МНЕ ПРОДАТЬ СОБСТВЕННОСТЬ, И Я ОБЯЗУЮСЬ, ЧТО БОАЗ СМОЖЕТ ОСТАТЬСЯ. ЕСЛИ ТЫ ОТКАЖЕШЬСЯ – ОН ВПОЛНЕ МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ ЗА РЕШЕТКОЙ. ВСПОМНИ, ЧТО ОН УЖЕ БЫЛ ПРИГОВОРЕН УСЛОВНО. РОБЕРТО ТЕБЯ ОСТАВЛЯЕТ. ПЕРЕСТАНЬ ГЛУПИТЬ И ДАЙ МНЕ ПОМОЧЬ ТЕБЕ. НЕ ОТКАЗЫВАЙСЯ ОТ СВОЕГО ЕДИНСТВЕННОГО ДРУГА. ОСТАЛЬНЫЕ ЛИШЬ ДОЖИДАЮТСЯ ТВОЕЙ СМЕРТИ И НАСЛЕДСТВА. ХВАТИТ СХОДИТЬ С УМА. ВОСПОЛЬЗУЙСЯ ХОТЬ НЕМНОГО СВОИМ ПРОСЛАВЛЕННЫМ УМОМ. ПО ТВОЕЙ ВИНЕ Я СКОНЧАЮСЬ ОТ ЯЗВЫ ЖЕЛУДКА.
МАНФРЕД
* * *
[ТЕЛЕГРАММА] ЛИЧНО ЗАКХЕЙМУ ИЕРУСАЛИМ ИЗРАИЛЬ. ПРОЩАЮ ТЕБЯ ПРИ УСЛОВИИ, ЧТО ПЕРЕСТАНЕШЬ НАДОЕДАТЬ. ВМЕСТО ИМУЩЕСТВА В ЗИХРОНЕ РАЗРЕШАЮ ПРОДАТЬ ТВОЕМУ КЛИЕНТУ ДОМ И УЧАСТОК В МАГДИЭЛЕ. Я ИЗ ТЕБЯ ДУШУ ВЫТРЯСУ, ЕСЛИ СНОВА ПОПЫТАЕШЬСЯ ХИТРИТЬ. ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ.
АЛЕКС
* * *
[ТЕЛЕГРАММА] ГИДОНУ УНИВЕРСИТЕТ ШТАТА ИЛЛИНОЙС ЧИКАГО. ПЕРЕДАЛ ВАШИ ДЕЛА МОЕМУ КОМПАНЬОНУ. НО ХАРД ФИЛИНГС
РОБЕРТО ДИ МОДЕНА
* * *
[ТЕЛЕГРАММА] ГИДОНУ УНИВЕРСИТЕТ ШТАТА ИЛЛИНОЙС ЧИКАГО. ВСЕ УСТРОЕНО. БОАЗ ПОД МОЕЙ ПРЕДАННОЙ ОПЕКОЙ. Я ПРОДОЛЖАЮ ПРИКАРМЛИВАТЬ СОМО, НО ДЕРЖУ ЕГО НА КОРОТКОМ ПОВОДКЕ. БЕРЕГИ СВОЕ ЗДОРОВЬЕ.
МАНФРЕД
* * *
[ТЕЛЕГРАММА] СОМО ТАРНАЗ 7 ИЕРУСАЛИМ. Я РЕШИЛ ИЗМЕНИТЬ СВОЕ ЗАВЕЩАНИЕ. ВЫ ПОЛУЧАЕТЕ ЧЕТВЕРТЬ, А ОСТАЛЬНОЕ ПОЙДЕТ БОАЗУ ПРИ УСЛОВИИ, ЧТО СОГЛАСИТЕСЬ ЮРИДИЧЕСКИ ОФОРМИТЬ МЕНЯ ЕГО ОПЕКУНОМ ДО ДОСТИЖЕНИЯ ИМ СОВЕРШЕННОЛЕТИЯ. ПОЖАЛУЙСТА ПРИМИТЕ РЕШЕНИЕ КАК МОЖНО СКОРЕЕ.
АЛЕКСАНДР ГИДОН
* * *
[ТЕЛЕГРАММА] Г-НУ ГИДОНУ УНИВЕРСИТЕТ ШТАТА ИЛЛИНОЙС ЧИКАГО. ПРИ ВСЕМ УВАЖЕНИИ К ВАМ, МОЙ ГОСПОДИН, БОАЗ ПРОДАЖЕ НЕ ПОДЛЕЖИТ. МАТЬ ЕГО ОТВЕЧАЕТ ЗА НЕГО, А Я ОТВЕЧАЮ ЗА НЕЕ. ЕСЛИ ВЫ ЖЕЛАЕТЕ ЕМУ ДОБРА, А ТАКЖЕ В КАЧЕСТВЕ ЧАСТИЧНОГО ИСКУПЛЕНИЯ ВАШИХ УЖАСНЫХ ГРЕХОВ, СОИЗВОЛЬТЕ СДЕЛАТЬ ПОЖЕРТВОВАНИЯ ВО ИМЯ ОСВОБОЖДЕНИЯ ЭРЕЦ-ИСРАЭЛЬ И ВЕРНУТЬ МАЛЬЧИКА ПОД НАШ ПРИСМОТР.
