Читаем без скачивания Цена империи. Чистилище (СИ) - Тарханов Влад

— Господин профессор, так я могу рассчитывать на ваше содействие моим поискам?

Сэр Чарльз, всё-таки взял себя в руки, вновь надел на себя маску невозмутимости и выдал длинную тираду, которая состояла из комплиментов в адрес благородного русского полковника, Императорского Русского географического общества и его мудрого руководства в лице Великого Князя Константина Николаевича и его помощников таких как барон Остен-Сакенен и иных лиц. Выразил свою полнейшую готовность оказать любую помощь в весьма нелёгких поисках, обещая перевернуть с ног на голову всю Шотландию и прочая, прочая, прочая. Но при этом он не забыл прозрачно намекнуть на необходимость личного осмотра палаша и перемещения его из отеля в самый надёжный сейф музея, «дабы обеспечить сохранность этого бесценного раритета».

Мезенцев и сам в совершенстве владел искусством лицедейства, что было не мудрено, ибо это требовала специфика его работы. Малейшая ошибка могла привести к провалу задания и скорее всего сходу со сцены, но не в переносном смысле этого слова, а в более брутальном, то есть смерти. А посему выражение его лица полностью соответствовала ходу переговоров, подтверждая готовность самого тесного сотрудничества с профессором.

Между тем, сэр Чарльз вскользь поинтересовался у господина полковника каким временем тот располагает, ибо поиски могут затянуться, так как предстоит длительная переписка, работа в архивах, тем паче что необходимые люди могут находится за пределами Туманного Альбиона. И хотя, он полностью уверен в успехе, но над временем властен лишь Всевышний. Мезенцев поддакивал в нужных местах, отлично понимая, что идёт тривиальный торг и почтенный профессор ничем не отличается от барышника, набивающего цену деревенскому мерину до уровня арабского скакуна. Ничего не поделаешь, ибо меняются времена, а суть человеческая неизменна. Как верно подметил еще Петроний Арбитр: «Mundus universus exercet histrioniam» (весь мир занимается лицедейством), и полковник внутренне приготовился к тому, что придётся задержаться в Эдинбурге, но судьба решила по-иному. В кабинет профессора буквально ворвался секретарь и еле переводя дух выпалил:

— Сэр Чарльз, подъехала карета с гербом Уильяма Гарри Хэя, графа Эрролл 19-го. Через несколько минут он будет здесь.

Но предупреждение явно запоздало, ибо из-за неприкрытой двери уже слышались звуки шагов, которые неспешно, но при этом неумолимо приближались всё ближе и ближе. Виной сего прискорбного обстоятельства было неумеренное любопытство секретаря, за которое он, а точнее некоторые части его лица существенно страдали, начиная ещё со студенческих времен. Возможно, эта слабость была родовой чертой его семьи и передавалось вместе с фамилией, означающей дословно «кривой нос» и внешностью по наследству. А посему, вместо того прогуливаться по коридору и не мешать своему патрону вести конфиденциальный разговор, Камерон старался задерживаться возле кабинета в надежде услышать, что ни будь интересное. Пронеслось ещё несколько мгновений и в кабинет вошел граф Хей. Он был одет в строгий костюм-тройку, пошитый без изысков, но качество материи и искусство портного позволяли понять, что его хозяин не просто весьма обеспеченный человек, но и потомственный аристократ, не привыкший менять свои вкусы в погоне за веяниями моды. Об его военном прошлом говорил гленгарри головной убор шотландских полков британской армии и по тому как она располагалась строго прямо, можно было понять, что это старый солдат, а не богатый чудак переодетый в национальный костюм. Мезенцев мгновенно его опознал по нескольким фотографиям, которые он тщательно изучил, как и остальные материалы перед отъездом из России. Вот разве что, за семь лет, кои прошли после того как были сделаны последние снимки, седина обильно покрыла бороду и морщины на лице стали глубже. Не взирая на ясную погоду, в его руке был зонт, что в принципе было общепринято среди населения Британской Империи, включая даже офицеров при мундире и сабле. Хотя последнее обстоятельство вызывало у их русских и германских коллег презрительную ухмылку. Едва войдя в кабинет, в котором было значительно светлее, чем в коридоре и солнце слепило своими лучами входящих, он не сразу заметил Мезенцева и прямо с порога начал:

— Рад видеть вас, Чарльз. Я приехал не один, нужный вам человек остался в карете. Вы уж определитесь, когда сможете с ним пообщаться, — и направился к нему дабы пожать руку.

Надо отдать должное Томсону, он мгновенно принял решение и двинувшись навстречу графу, обратил его внимание на гостя, присутствующего в кабинете.

— Мой лорд, я счастлив видеть вас. Но разрешите представить вам полковника Мезенцева, коей прибыл из России и как я понимаю цель его визита напрямую связана с вашим делом, о котором вы рассказали мне в замке Слэйнс.

Граф повернулся в сторону полковника, они почти одновременно шагнули друг к другу и Хей, будучи старше летами и превосходя своего визави титулом, первым подал руку. Но судя по доброжелательной улыбке, которая скользнула по его губам, он признал в Мезенцеве равного себе по принадлежности к общей касте, на коей зиждется любая Империя — боевые офицеры. Пока длилась церемония знакомства, профессор сделал знак секретарю и через несколько минут невысокий круглый стол средних размеров был выдвинут на середину кабинета, таким образом, чтобы солнечные лучи не слепили глаза и расставил вокруг него три кресла.

Заняв своё место, Мезенцев позволил себе пошутить:

— Господа, не знаю, как вы, но я чувствую себя одним из рыцарей круглого стола, воспетых в эпосе Томаса Мэлори и в поэмах Альфреда Теннисона. Не хватает только мечей, коих следует вынуть из ножен и расположить их клинки острием к центру.

Профессор был приятно удивлён, что что его гость, не отягощённый учеными званиями и регалиями оказался знатоком легенд о короле Артуре, и подхватил эту тему.

— В таком случае господа, я на правах хозяина предлагаю чувствовать себя равными за сим столом. А что касаемо клинков, то я спешу обрадовать сэра Хея, ибо наш гость подобно чародею Мерлину принес весть о древнем клинке, коей для него может стать вторым Экскалибуром. Заметив, что благородный лорд немного растерялся, Томсон подвинул пакет и лупу ближе к графу со словами: взглянете на эти фотографии, сэр и вынесите ваш вердикт. Помня о том, насколько идея о поисках фамильного палаша заполонила ум и сердце графа и любая новость, как радостная, так и печальная может быть одинаково небезопасной, профессор озаботился тем, чтобы успокоительное средство было под рукой. В качестве оного выступили керамические бутылки с виски и сельтерской водой и три стакана вызывающих уважения своими размерами, ибо в это вопросе вкусы шотландцев и русских полностью совпадают. И кстати сия предусмотрительность полностью оправдалась. Граф разложил фотографии перед собой и самым тщательнейшим образом изучил каждую линию изображения (1 линия (line) = 6 точкам = 2,1167 мм). Выражение недоверия постепенно сменялось надеждой, а затем и радости. Но когда осмотр был закончен, и сэр Хей попытался задать вопрос, то из неожиданно пересохшего горла смог вырваться лишь сип. И лишь после того, как он практически не отрываясь выпил не менее пинты воды, а после запил оную стаканом виски, он вновь обрёл возможность говорить. Но теперь с его уст как будто сняли невидимый запор его буквально прорвало, и он говорил, говорил, говорил. Если не считать массы комплиментов, адресованных «господину полковнику» с количеством и красочностью коих, могла сравнится разве что траурная речь предусмотрительно написанной для начальства услужливым подчинённым, вся оставшаяся часть тирады состояла из трёх слов: как, где и когда. Мезенцеву сперва пришлось повторить свою историю, а затем отбиваться от графа, который буквально вцепился в него обеими руками пытаясь вытянуть из кабинета, дабы «немедля мчаться за палашом». Сей порыв удалось сдержать лишь благодаря вмешательству профессора, который сообразил, что на этом празднике жизни решение его проблемы с пропавшим казенным имуществом может отойти на задний план, а посему принял самое деятельное участие воззвав к здравому смыслу своего друга.