Читаем без скачивания Рассказы - Элджернон Блэквуд

Пытаясь побороть надвигающуюся сонливость, секретарь вынул свой карандаш и начал делать наброски мебели в комнате. Он в деталях вырисовал стенной шкаф, каминную доску и кровать, а от них перешел к картинам. Будучи действительно одаренным, он нашел это занятие достаточно отвлекающим. Так как свет был тусклый, он сосредоточил внимание на портретах у камина. Справа висел портрет женщины с приятным нежным лицом и изысканной фигурой, слева — портрет в полный рост красивого рослого мужчины, с бородой и в старинном охотничьем костюме.

Время от времени он поворачивался назад к окнам, но лицо больше не появлялось. Не раз он подходил к двери и прислушивался: в доме стояла такая глубокая тишина, которая постепенно привела его к мысли, что от нападения отказались. Один раз он вышел на балкон, но снежная крупа ужалила лицо, и прежде чем возвратиться в свое убежище секретарь успел увидеть, что ставни наверху закрыты.

Так прошло несколько часов. Огонь в камине угас, и в комнате стало прохладно. Шортхаус сделал несколько набросков этих двух голов и почувствовал как непреодолимая усталость охватывает его: ноги и руки были холодными, а зевота беспрерывной. Казалось, с того времени, как кто-то неслышными шагами подходил к двери, пытаясь подслушивать, а в окно заглядывало лицо, прошли годы и годы. Им овладело чувство безопасности. В действительности же он был просто обессилен. У него было только одно желание — упасть на мягкую белую кровать и заснуть безо всякой борьбы.

Шортхаус поднялся со стула и, не в силах подавить зевоту, посмотрел на часы. Было почти три часа утра. Он решил лечь в одежде и немного поспать. Это было достаточно безопасно: дверь заперта изнутри, а окно закрыто на щеколду. Положив портфель на столик рядом с подушкой, он задул свечи и бросился с чувством беспечного сладкого изнеможения на мягкий матрац. Через пять минут он крепко спал.

Едва он увидел сон, как вдруг почувствовал, что лежит поперек кровати с широко раскрытыми глазами, пристально глядящими в темноту. Что-то коснулось его, и он во сне отдернулся от этого, как от чего-то страшного. Это движение и разбудило его.

Комната была совершенно темная. Из окна не было никакого света, а огонь потух так основательно, будто бы его залили водой. Шортхаус пристально вглядывался в непроницаемую тьму, стеной стоявшую перед его лицом.

Первым делом он подумал о бумагах в пальто, и его рука скользнула в карман. Бумаги были на месте. Это открытие вызвало чувство облегчения и мгновенно освободило его мозг для других размышлений.

Во время его сна в комнате определенно что-то произошло. Молодой человек почувствовал это с той интуитивной определенностью, которая приближается к истинному знанию. В комнате было совершенно тихо, но проснувшиеся чувства сразу наполнили темноту шепотом и тайной жизнью, леденящей его кровь и простынь, касающуюся его щеки.

Чу! Вот он услышал — в ушах его уже предостерегающе шумела кровь — в глубине дома монотонное бормотание, которое не заглушала никакая преграда — стена или дверь. Между ним и лестничной площадкой, казалось, ничего не было, как и между площадкой и лестницей и между лестницей и прихожей.

Он знал, что дверь комнаты распахнута! Следовательно, ее открыли изнутри, хотя окно оставалось закрытым на щеколду, также изнутри.

Едва он это осознал, как заговорщическая тишина ночи была нарушена новым, более определенным звуком. В коридоре послышались шаги. Боль в бедре напомнила Шортхаусу, что пистолет лежит наготове, и он быстро выхватил его и взвел курок. Затем он успел соскользнуть с кровати и прижаться к полу, когда шаги остановились на пороге комнаты. Кровать находилась между ним и открытой дверью. Окно было за спиной.

Секретарь ждал в темноте. Его поразило, что тот, кто шел, не особенно пытался маскироваться и не соблюдал предельной осторожности. Шаги приближались довольно небрежно и звучали приглушенно, словно кто-то был обут в мягкие комнатные туфли или шел просто в носках. В шагах было что-то неуклюжее, безответственное, почти безрассудное.

На секунду шаги замерли на пороге, но только на секунду. Они почти сразу же зазвучали в комнате и, перейдя с деревянного пола на ковер, сделались абсолютно бесшумными. Шортхаус. оставался в совершенном неведении, не зная, был ли невидимый ходок на другой стороне комнаты или рядом с ним. Наконец он встал и вытянул перед собой левую руку, щупая ею вокруг себя, в правой руке он держал взведенный пистолет. Когда он поднялся, в его колене слегка щелкнула кость, одежда зашелестела, как газета, а дыхание было достаточно громким, чтобы стать слышным во всей комнате. Но ни один звук не выдал местонахождения невидимого незваного гостя.

Затем, когда напряжение стало невыносимым, давящую тишину разорвал шум. Это был стук дерева о дерево, донесшийся из дальнего конца комнаты. Шаги подошли к камину, вслед за этим раздался скользящий звук, и вновь тишина покрыла все непроницаемой пеленой.

Шортхаус подождал еще пять минут, и затем почувствовал, что больше не в силах выносить эту неизвестность, эту открытую дверь! Рядом с ним были свечи, и он, чиркнув спичкой зажег их, ожидая по крайней мере оглушительного удара. Но ничего не произошло — комната была совершенно пуста. Он подошел к двери, держа пистолет на взводе, выглянул в темноту лестничной площадки, затем закрыл дверь и повернул ключ, обыскал комнату: кровать, стенной шкаф, стол, шторы — все, что могло бы укрыть человека, но не обнаружил даже следа незваного гостя. Обладатель шагов исчез, как привидение во тьме ночи. И только один факт доказывал ему, что он не спал: портфель пропал!

Больше Шортхаус в эту ночь не заснул. Его часы показывали четыре часа утра, и до рассвета оставалось еще три. Он сел за пол и с твердой решимостью возобновил зарисовки, начав с мужской головы. Что-то в выражении лица мужчины постоянно ускользало от него, и на этот раз ему показалось, что это из-за глаз. Он поднял карандаш к своему лицу, чтобы измерить расстояние между носом и глазами и вдруг к своему удивлению увидел, что черты лица мужчины изменились: глаза больше не были открыты. Веки закрылись!

На секунду он замер в тупом изумлении. Его бы опрокинул легчайший толчок. Затем он вскочил и поднес свечу к картине. Веки и ресницы задрожали; Затем, под его изумленным взглядом, глаза открылись и посмотрели прямо на него. В панели были вырезаны дыры и эти глаза, человеческие глаза, точно подходили к ним.

Как по мановению волшебной палочки, сильный страх, который он испытывал с того момента, как вошел в дом, мгновенно пропал. В его сердце ворвалась ярость, а заледеневшая кровь вдруг поднялась до точки кипения. Поставив свечу на столик, он отошел на два шага от стены и изо всех сил бросился плечом на панель. Глаза мгновенно исчезли, оставив в панели две черные дыры. Старый охотник на портрете был безглазым. Панель треснула и разломалась, как фанера, и Шортхаус, держа пистолет, засунул в неровную щель руки, схватил человеческую ногу и втащил в комнату… еврея!