Читаем без скачивания Куда ведет сердце - Стефани Лоуренс

Безумного голода. Голода, бурлившего в ее венах.

Она разом ослабела. И, беспомощная, изнемогающая, лежала, позволяя ему показать все, что она хотела знать. Позволяя ощущениям овладеть ею.

Позволяя ему унести ее туда, где правили желание и страсть, где царили жар и исступленная жажда.

Она не могла дышать свободно.

Струи желания так туго опутали ее, что она боялась рассыпаться на мириады осколков.

И вдруг он проделал языком то, что раньше – пальцами: медленное проникновение и отступление.

Тут и произошло то, чего Пенелопа так опасалась.

Она рассыпалась. На мириады осколков тепла, света и блаженства.

Жадно впитывая все, что могла.

Но яркий свет померк, оставив ее странно опустошенной. Словно это было не все. Словно она ждала чего-то большего.

Она открыла глаза. Он поднял голову, наблюдая за Пенелопой.

Увидев, что она пришла в себя, он приподнялся над ней, прекрасный, как могущественный бог.

Зная, что он терзается желанием к ней, она нашла в себе силы изогнуть брови:

– Это все?

Вместо ответа он снова раздвинул ее ноги и лег между ними. Что-то твердое уперлось в лепестки ее лона в поисках входа. Пенелопа задрожала.

Приподнявшись на локте, он нашел губами ее губы, и медленный, томительный поцелуй заставил ее потерять голову.

– Это была прелюдия, – прошептал Барнаби. – А это…

Он медленно, мощно вонзился в ее влажную жару.

– … это начало основного действия.

Он ощутил преграду, отступил и вновь вонзился, резко, безжалостно, прорвав препятствие и глубоко входя в ее девственное тело.

Пенелопа не вскрикнула. Только больно прикусила губу.

Склонив голову, напрягаясь, тяжело дыша, он старался ждать, пока утихнет ее боль.

Она сосредоточилась, прислушиваясь к тому, что происходит в ней, и улыбнулась.

Неожиданный свет в ее глазах, безмятежная улыбка, улыбка женщины, которая знает, что он хочет сделать, и одобряет это, окончательно покорили его.

Он со стоном капитулировал и поцеловал ее.

И дал им обоим то, что они желали.

Снова вошел в нее, унося обоих в долину чувственных наслаждений. И удерживал ее там с каждым размеренным выпадом. С каждым глубоким, мощным проникновением.

Они словно вновь вальсировали, и она во всем повиновалась ему. Ее тело извивалось под ним. Получая, принимая, отдавая.

Наслаждение росло, раскаляясь с каждым мгновением. Становясь все настойчивее, все сильнее.

Он отказывался спешить, и – о чудо из чудес – она не подгоняла его. Они двигались в едином ритме, и в каждом стоне, в каждом вздохе, в каждом ободряющем шепотке звучали восторг и восхищение.

Каждое ее прикосновение воспламеняло его, но все это было ничто по сравнению с раскаленным жаром ее лона. Потаенные мышцы сжимали его плоть, вбирали все глубже.

Темп движений постепенно убыстрялся. Она извивалась под ним, впиваясь ногтями в спину. Требуя большего.

Он прерывисто вздохнул и подчинился. Ощущения, нахлынувшие на него, были острее, ярче, мощнее, чем раньше.

Каждое движение, каждое прикосновение дарили ему блаженство.

Барнаби, у которого было столько женщин, наслаждался, словно впервые. Он в жизни не поверил бы, что столь невинная девушка, какой была Пенелопа, могла так полно и безоговорочно завладеть его сердцем. Пробудить первобытные страсти, которые он обычно подавлял, держал в тугой узде, чтобы не шокировать очередную любовницу.

Но с ней ему не требовалось сдерживать себя. С ней все моральные преграды пали, и осталось лишь безграничное желание.

Она сама не знала, почему подняла ноги и обвила ими его бедра. И приняла его глубже. Еще глубже…

Пока он не почувствовал, что коснулся самого солнца.

Она со сдавленным криком забилась в конвульсиях наслаждения.

И увлекла его за собой. Мощная разрядка заставила его впервые в жизни почувствовать себя полностью и абсолютно свободным.

Барнаби не знал, сколько времени прошло, прежде чем он приоткрыл глаза и глянул на распростертую под ним Пенелопу. Ресницы веерами лежали на щеке, лицо было спокойным, если не считать сияющей улыбки, изогнувшей кончики губ.

Он ответил столь же восторженной улыбкой. И едва нашел в себе силы прижать ее к себе, молясь лишь о том, чтобы и она отдала ему свою душу. Так же безоговорочно, как он вручил ей свою.

Глава 14

– Спасибо, миссис Эппс. Я дам знать папе.

Гризельда с улыбкой отошла от пожилой леди, которая вот уже несколько минут настойчиво расспрашивала ее об овдовевшем отце.

Прекрасно играя свою роль, Стоукс недовольно заворчал: типично мужская реакция, означающая «может, хватит, наконец», хмуро кивнул миссис Эппс и, вцепившись в локоть Гризельды, потащил ее прочь.

– Спасибо, – улыбнулась Гризельда. – Я думала, что никогда от нее не отделаюсь.

– Я тоже.

Стоукс, продолжая хмуриться, огляделся. Хотя улица, по которой они шли, когда-то была вымощена по всей ширине, во многих домах имелись нависающие карнизы, почти у каждого крыльцо выходило прямо на мостовую. Вдоль стен было навалено столько ящиков и коробок, что улица превратилась в извилистую тропинку.

– Уверены, что нам нужно именно сюда?

Гризельда бросила на него веселый взгляд.

– Уверена. Совсем недавно я жила неподалеку отсюда.

– Недавно… это десять лет назад?

– Как вы тактичны! – улыбнулась. Гризельда. – Шестнадцать. Я ушла отсюда в пятнадцать лет, чтобы стать ученицей модистки, но достаточно часто навещала отца.

Стоукс покачал головой. Сам он давно перестал понимать, где именно находится, тем более что узкие извилистые улочки были погружены в густой смог. Зато он наконец узнал ее возраст: шестнадцать плюс пятнадцать равняется тридцати одному. Значит, она на несколько лет старше, чем он полагал. Превосходно, если учесть, что ему самому – тридцать девять.

Сейчас они уходили от центра города. Олдгейт и Уайт-чепел остались позади. Впереди был Степки. Они искали некоего Арнольда Хорнби. В пятницу, распространив объявления на Петтикоут-лейн и Брик-лейн, они отправились по адресам Слейтера и Уоттса и в каждом случае собрали достаточно сведений, чтобы убедиться: ни тот, ни другой не могут быть содержателями воровской школы.

Поэтому они углубились в самое сердце Ист-Энда – зашли на крайне опасную территорию.

Он глянул на Гризельду, но если она и нервничала, то не подавала виду. Несмотря на то, что оба были в своей «ист-эндской маскировке», все же в этих местах казались слишком хорошо одетыми.

Но она продолжала уверенно идти вперед. Он шагал рядом, постоянно оглядываясь и все больше настораживаясь.

При этом Стоукс прекрасно сознавал, что, будь он один, не испытывал бы ни малейших неудобств.