Читаем без скачивания Лекарство от одиночества (СИ) - Юлия Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пошатываясь, наклоняюсь, чтобы поправить простынь, как раз тогда, когда Жорка открывает глаза, почувствовав чье-то присутствие. Застываем, глядя друг на друга. Глаза у Бутенко черные, как два омута — затягивают поневоле.
— Что такое, Эль? Плохо? — моргает, разрывая контакт.
— Нет. Наоборот. Я Мишку проверить. Извини, что тебе пришлось с ним возиться.
— Мне в радость.
Бросаю на Жорку полный сомнения взгляд. И тут у меня предательски начинает урчать в животе.
— Та-а-ак, кажется, кто-то проголодался. Пойдем.
Бутенко решительно встает, отбросив в сторону простынь, и только потом вспоминает, в каком он виде. Я тоже пораженно застываю. Почему сейчас? Я ведь однажды уже видела его голым. Но как-то тогда я его не рассмотрела совсем. А сейчас, вот, неловко пялюсь. Он в одних боксерах — реплике на Келвин Кляйн, плохо скрывающих утренний стояк. Да и как тут скроешь, когда природа его настолько щедро одарила? От этой мысли к остывшим было щекам приливает горячая кровь. Я отворачиваюсь, чтобы Бутенко ничего такого обо мне не подумал. Устремляю взгляд в окно, но вместо пейзажа вижу его кряжистую массивную фигуру в отражении.
— Пойдем, поешь. Я сварил бульон.
— Разве тут были продукты?
— Нет, я заказал их доставку.
Здесь напрашивается вопрос, почему Жорка, собственно, не заказал готовое блюдо, но ведь ответ понятен. Он хотел обо мне позаботиться сам…
На столе передо мной материализуется парующая тарелка с бульоном, щедро притрушенным зеленью.
— Жора, спасибо, — шепчу, облизав губы. — Ты меня опять спас.
— Да погоди, тебе до выздоровления еще неделю болеть. Это пока температура спала, но она скоро вернется.
— Ты понимаешь, о чем я.
Он садится напротив, опираясь широкой ладонью на стол, а я, поддавшись какому-то совершенно необъяснимому порыву, тут же накрываю ее своей. И замираю, опасаясь, что он как-то неправильно это расценит.
— Да, понимаю.
— Я так тебе благодарна! Ты будто мой ангел-хранитель.
— Эля, — вздыхает он. — Мне не нужна твоя благодарность.
— А что нужно? — шепчу, отведя взгляд.
— То, что ты, наверное, не захочешь мне дать.
— Откуда ты знаешь?
— А если захочешь, то руководствуясь вовсе не теми чувствами, которые мне бы хотелось видеть.
Он прав. Он чертовски прав… Я ведь просто использую его любовь ко мне как инструмент, позволяющий выбраться из-под навалившегося на меня ощущения ненужности и бессилия. Ну, или как подпорку в новой жизни. А Жорка… Он и правда достоин большего. Как никто достоен.
— Прости меня, — повторяю в который раз. На глазах, устремленных к тарелке, собираются слезы.
— Ты ж не виновата, что я так вперся.
А ведь это первое его признание — вдруг понимаю я. Такое нескладное, но от этого как будто еще более наполненное. Смыслом. Чувствами. Истиной, как она есть.
— А давно ты… — замолкаю, потому что мне, опять же, потешить самолюбие, получается, надо, а ему… зачем вспоминать? — Прости, — прячу лицо в ладонях.
ГЛАВА 22
Бутенко, конечно же, оказался прав. Колбасило меня еще неделю. И это было особенно обидно, потому что неделя эта была последней неделей лета.
— Давай, беги, не мерзни.
Киваю, наклоняюсь к Мишке, чтобы еще раз потискать сыночка.
— Спасибо, Юра, что помог с ним, — бормочу, осторожно захлопывая дверь. Поднимаю глаза и ловлю на себе пристальный взгляд мужа. Точней, мужчины, который им вскорости перестанет быть, а я все никак не привыкну.
— Эля, он мой сын. Конечно, я буду помогать. Во всем. Можешь на меня рассчитывать.
И нет лжи в чистых Юркиных глазах. Они такие искренние, в них столько боли, что мне ему все на свете простить хочется. И мысли мелькают всякие… трусливые, приспособленческие. О том, что он был несколько не в себе, когда мы поссорились. А значит, я с большим пониманием должна была отнестись к его метаниям. Лояльнее. В конце концов, для Юры эта история с тестами стала и впрямь огромной трагедией. А я, получается, не нашла в себе сил его поддержать.
— Тогда я заберу Мишку из сада.
— Не надо. Отдыхай. Я попрошу за ним заехать маму. Она страшно по вам скучает.
— Когда успела-то? Вчера только заглядывала с котомками, — усмехаюсь, глядя куда-то поверх Юриного плеча. В глаза не могу. В их глубине тает моя решимость.
— Ты всех нас напугала своей болезнью.
— Обычная простуда.
— Обычно ты не болеешь, — возражает Юра. И мне на это нечего ответить. Ведь я действительно крайне редко простуживаюсь. А тут, вероятно, на нервной почве произошло ослабление иммунитета. Что же мы с нами сделали? Хочется сказать себе: «Стоп! Хватит…». Я даже к нему шагаю, но тут противно пищит домофон, дверь в подъезд открывается, являя миру расфуфыренную Елену, и я шарахаюсь в сторону, проклиная себя за слабость. Но так же понимая и то, что мой порыв все отыграть назад, наверное, далеко не последний…
— Ладно. Пойду.
И я сбегаю, опасаясь обернуться и прочитать в Юркиных глазах интерес к другой. В конце концов, всему можно найти оправдание. Всему, кроме его измены. Может, если вспоминать об этом почаще, искушение его простить со временем сойдет на нет? А пока это такая борьба с собой! Каждодневная изнуряющая борьба. Хватит ли на нее моих сил? Я не знаю. И надо ли бороться с собой?
Поднимаюсь в квартиру. Готовлю кофе из капсул, которые позавчера мне привез Бутенко. Я, конечно, возмутилась, что сама могу купить нам с Мишаней все необходимое. Вот только чуть лучше станет! Но Георгий съехал на то, что машина у него редкая, и капсулы на нее довольно трудно найти. Может, и так, конечно, откуда мне знать? Я же их еще не искала. Но говяжья вырезка, которую он притащил вместе с капсулами, в числе дефицитных продуктов точно не числилась. Как и овощи, продающиеся в палатках на каждом шагу. Я открыла было рот, чтоб поспорить, ну или, на худой конец, договориться о компенсации затраченных на нас средств, но Бутенко, не иначе как прочитав мои мысли, так зыркнул, что я тут же затолкала кошелек обратно в сумочку.
Так и жила. Отвлекаясь на редких гостей, сына и полоскание горла. И с виду, наверное, казалось, что я держусь огурцом. Вряд ли кто догадывался, что со мной происходит на самом деле. Скольких сил мне стоит даже просто встать утром с кровати.
