Читаем без скачивания Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1] - Константин Путилин

Как оказалось по справкам адресного стола, Гребенников проживал раньше на Знаменской улице, поэтому и можно было ожидать, что, получив деньги, он явится в один из тех трактиров, где был завсегдатаем.

Около семи часов утра, когда открываются трактиры, агент Б. и два его товарища явились на Знаменскую улицу. Пойти прямо в «Избушку» и ждать прихода Гребенникова или его любовницы Б. не решался из опасения, чтобы кто-либо из знакомых Гребенникова, узнав Б., не предупредил бы того, что в трактире его ждут.

Б. решил наблюдать за «Избушкой» из окон находившейся напротив портерной лавки, однако она еще не была открыта. Агенты стали прогуливаться в отдалении, не выпуская из виду «Избушку»'. Когда портерная открылась, Б., поместившись у окна и делая вид, что читает газету, не спускал глаз с трактира. У другого окна разместился еще один агент. Прошел час, другой, третий...

Приказчик начал недоверчиво посматривать на этих двух немых посетителей. На исходе второго часа в портерную вошел М. и немного спустя другой агент, явившиеся на смену первым двум, которые тотчас удалились. Это дежурство посменно продолжалось до вечера. На колокольне Знаменской церкви ударили ко всенощной...

Вдруг со вторым ударом колокола один из дежуривших вскочил как ужаленный и бросился к выходу... К «Избушке» медленно подходил высокий мужчина в сером цилиндре с трауром. Только он занес ногу на первую ступень лестницы, как неожиданно получил сильный толчок в спину, заставивший его схватиться за перила.

Озадаченный толчком Гребенников (это был он) в первый момент растерялся. Этим воспользовался Б. и обхватил его. Но Гребенников, увидя опасность, сильно рванулся и освободился от сжимавших его рук. Почувствовав себя на свободе, он бросился вперед, но сейчас же попал в руки Ю. Они схватили Гребенникова за руки. Видя, что сопротивление бесполезно, Гребенников покорился своей участи, произнеся с угрозой:

— Какое вы имеете право нападать на честного че­ловека средь бела дня, точно на какого-нибудь убийцу или вора? Прошу немедленно возвратить мне свободу, иначе я тотчас буду жаловаться прокурору! Не на такого напали, чтобы вам прошло это даром. Вы ошиблись, приняли, вероятно, меня за кого-либо другого. Покажите бумагу, разрешающую вам меня арестовать.

— Причину ареста сейчас узнаешь в сыскном отделении! — проговорил в ответ Б., не переставая вместе с агентом крепко держать за руки Гребен­никова. Затем все трое сели в проезжавшую мимо карету и привезли его в сыскное отделение.

Гребенников всю дорогу выражал негодование по поводу своего ареста и обещал пожаловаться самому министру на своевольные действия полиции.

В сыскном отделении Гребенников был обыскан. У него оказались золотые часы покойного князя Аренсберга и несколько французских золотых монет.

Таким образом, к вечеру второго дня после обнаружения преступления оба подозреваемых уже были в руках правосудия. Дальнейший ход дела уже не зависел от сыск­ной полиции, но тем не менее допросы происходили в нашем управлении.

Обвиняемые в убийсте князя Аренсберга Шишков и Гребенников не сознавались в преступлении, и это обстоятельство огорчало всех присутствовавших. Многие выражали мне свое явное неудовольствие на неспособность органов дознания добиться от преступников признаний. Ще­котливое положение, в котором я оказался благодаря упорному запирательству арестованных, за­ставило меня доложить обо всем происходившем моему непосредственному начальнику генерал-адъютанту Трепову.

Трепов тотчас же приехал в управление и вошел в комнату, где содержался Гребенников.

— У тебя третьего дня борода была длиннее, когда тебя видели в доме князя Голицына! — сказал генерал, в упор глядя на Гребенникова.

Гребенников, когда-то служивший письмоводителем у следователя, сразу понял, что его хотят поймать на слове, и, немного подумав, спокойно ответил:

— А где же этот дом князя Голицина? Как же могли меня там видеть, когда я и дома-то этого не знаю!

Этот допрос также не дал никакого результата. Шишков тоже не сознавался, отвечая на все вопросы или фразой: «Был выпивши, не помню, где был», либо молчал.

Прокурор, бесплодно пробившийся с Шишковым битых три часа, заявил мне, что ни ему, ни следо­вателю ни один из преступников не признался.

— Хотя для обвинения уже имеются веские улики, — сказал он в заключение, — но было бы весьма желательно, чтобы преступники сами рассказали подроб­ности совершенного ими убийства.

Моя задача, как я думал, была окончена с честью, а между тем я же должен был, как оказывалось, во что бы то ни стало добиться признания. Это было необ­ходимо для того, чтобы убедить австрийского посла в том, что арестованные были настоящими преступниками, о чем он торопился сообщить в Вену.

Убежденный, что общее мнение присутствующих не оскорбит меня подозрением в применении насилия для получения признания у обвиняемых и получив массу уверений, что успех, если он будет достигнут, будет отнесен к моему искусству в допросах, я решил приступить к окончательному допросу.

По воспитанию и по характеру эти два преступника совершенно не походили друг на друга.

Гурий Шишков, крестьянин по происхождению, совсем не отличался от общего типа преступников из простолюдинов. Мужик по виду и по манерам, он был чрезвычайно угрюм и несловоохотлив. Сердце этого человека, как характеризовали его потом его же родственники, не имело понятия о сострадании.

Товарищ его, Петр Гребенников, происходил из купеческой семьи. В семье он жил в довольстве и даже дома получил некоторое образование. Живя с отцом, занимался торговлей лесом. Он показался мне более развитым, чем Шишков, и более способным к порыву, если задеть его самолюбие — эту слабую струнку даже у закоренелых преступников.

Я решил быть с ним крайне осторожным в выражениях, главное, не быть гневным и устрашающим чиновником, а самым обыкновенным человеком.

— Гребенников, вы вот не сознаетесь в преступлении, хотя против вас налицо много веских улик, но это — дело следствия, — так начал я свой допрос.— Теперь скажите мне, неужели вы, отлично, кажется, понимая судебные порядки, неужели вы до сих пор не отдали себе отчета и не уяснили себе, по какому случаю эта торжественная, из ряда вон выходящая обстановка, при которой производится следствие? Вы видели, сколько там высокопоставленных лиц? Неужели вы объясняете их присутствие простым любопытством? Ведь вы знаете, что если бы это было простое любопытство, оно могло быть удовлетворено на суде. Собрались же они тут потому, что вас велено судить военным судом с применением полевых военных законов. А вы знаете, чем это пахнет?.. — не спуская глаз с лица Гребенникова, с ударением произнес я.