Читаем без скачивания Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь - Диана Кирсанова

– Вот что. Устройте мне встречу с этим Бобуа, – попросила я, положив сверху оговоренной суммы еще несколько стодолларовых бумажек.

Он кивнул, аккуратно прибирая деньги.

И мы встретились. Мало того что встретились – мы отлично поняли друг друга. И еще поняли, что можем верить – он мне, а я ему. Иногда бывает так, что люди при первом же взгляде угадывают в незнакомце нового, но – надежного партнера.

Нами был разработан сложный и детальный план – его сложность сводила к минимуму риск разоблачения, и именно на этом строились наши надежды. Кто же знал, что все пойдет наперекосяк едва ли не с первой минуты!

Через месяц после того, как я целиком вошла в доверие Веры, Николай «инкогнито» позвонил самой ярой воздыхательнице Владика, Татьяне Сергеевне, и порекомендовал ей обратиться за разрешением своих проблем в «Нить Ариадны». Когда она ушла, чего только мне стоило уговорить Веру согласиться на авантюру с мифическим «сбором компромата» на Владика, разыграть сцену знакомства, убедить подругу, что заманить его в постель я должна именно в ее квартире! А когда это случилось – о, тогда я не могла отказать себе в удовольствии отдаться своей будущей жертве. Сладость этих минут – едва ли не самые лучшие мои воспоминания за все последние дни!

…Кажется, мы говорили что-то. Да, мы говорили, лепетали, шептали. Не знаю, как ему, а мне нужно было выразить словами весь тот ужас, восторг и стыд, особенно стыд, чтобы довести его до предела, убить и перешагнуть. «Ты хочешь меня?..» – «А ты?..» – «Возьми меня, хочешь?..» – «Да, а ты?.. Ты хочешь?..» – «Да! Да! Да!» – «А ты не боишься?» – «Нет!..»

Но говорили одни губы – когда они не были заняты, а вот руки были заняты, и грудь, и живот, и ноги, и они тоже говорили, но это было гораздо мучительнее, чем просто произносить слова. И глаза были закрыты, и тогда было светло, не просто светло, а невыносимо ярко, и мы открывали глаза, и темнота успокаивала, но ненадолго.

…И уже невозможно было терпеть, и сладость этих минут уже перестала быть препятствием – напротив! А потом он уснул и задышал во сне так ровно и спокойно, а я наматывала на руки шелковый шнур от старого абажура и смотрела на полукружия теней, падающих на его лицо от длинных ресниц, и знала, что сейчас убью… Убью его своими руками. Я едва не накинулась на него сама, без помощника – но вовремя спохватилась, что в одиночку не справлюсь с этим сильным телом.

Вера спала – еще бы, сама того не подозревая, она выпила такую дозу снотворного, которой можно было бы свалить и здорового, сильного мужчину, и я беспрепятственно вышла в коридор и запустила в квартиру Николая, который ждал за дверью. Он нарочно весь вечер вел себя так, чтобы Вере захотелось выставить его из дому без всяких объяснений.

Николай вместе со мной прошел с спальню. Владик оказался сильным, гораздо более сильным, чем можно было предположить, глядя на него – как только Николай точно рассчитанным движением накинул на его шею шелковый шнур, Владик сразу открыл глаза и захрипел, вцепившись в удавку. Они боролись, как два зверя, с хрипением, рыком, Владик съехал с кровати, они стали кататься по полу… Николай мог бы проиграть эту битву, даже очень бы мог – и проиграл бы, если бы я не внесла свою лепту в это торжество возмездия, обрушив на голову Владика тяжеленную чугунную пепельницу и попав ею прямо в висок…

Владик обмяк, потерял силу, но все-таки еще долго не умирал, выгибая свое сильное тело и стуча по половицам босыми пятками, одна его рука пыталась просунуться под удавку, а другая до последнего тянулась к горлу убийцы – к моему горлу… Но вот она опала, со стуком упала на пол, и глаза его остекленели… Мы поднялись, оглушенные. Теперь это было настоящим убийством.

– Его надо спрятать, – сказал Николай.

– Да.

– Помнишь, как мы договаривались?

– Да, да!

Мы перенесли тело в большую комнату и спрятали его в нишу складного дивана – с подогнутыми руками и ногами Владик занял совсем немного места. Затем мы вышли в кухню, еще раз проверить, спит ли Вера. Она спала… И потом Николай, осторожно вынув из ее сумочки ключи от квартиры, снял оттиски этих ключей на специально заготовленные восковые брусочки и вышел.

Мы сделали только одну ошибку: никто из нас не подумал, что вместе с телом в диван надо было запихнуть и Владикову одежду. Мы просто забыли о ней. Я чуть не упала в обморок, когда поняла это, – но было уже поздно…

Что было дальше – вы и сами прекрасно знаете. Мне не стоило большого труда разыграть перед Верой комедию безмерного удивления: из ее квартиры пропал мой голый любовник! Я все время бдительно смотрела за Верой: стоило ей поднять крышку дивана, и она умерла бы в ту же секунду. Но я не хотела этого! Это было бы слишком просто. Я желала, чтобы все для нее кончилось не так быстро, чтобы она помучилось…

Дальше все пошло по плану: мы с Верой поехали в офис, отсидели там положенные часы, а Николай в это время одевал и усаживал в кухне Вереной квартиры мертвое тело. Он успел как раз вовремя – даже пошутил напоследок, всунув в пальцы мертвого Владика сигарету. Я была уверена, что, увидев такое, Вера с криком кинется из квартиры, переполошит весь дом, соседи вызовут милицию, и остаток своей жизни она проведет на нарах в женской колонии, потому что какой же нормальный человек поверит, что можно обнаружить в своем доме незнакомого мертвеца? В случае чего, и обслуга, и посетители клуба «Наживка», где мы тусовались накануне, могли бы подтвердить, что эти двое были знакомы друг с другом…

Но Вера не закричала и не подняла панику. Она позвонила мне – мне! Я услышала ее голос в телефонной трубке ровно через пятнадцать минут после того, как на другом конце Москвы, в Митине, прозвучал выстрел, забравший жизнь другого моего врага – Бориса. Он зашел ко мне по телефонному звонку: я его попросила, сказала, что есть некое последнее, срочное дело. Он пришел, а потом умер, потому что Николай выстрелил в него едва ли не с самого порога.

Я забыла сказать, что утром этого дня моя дочь Лера улетела в Италию. Нам никто не мог помешать.

И когда раздался Верин звонок, мы едва успели подготовиться к ее приезду – усадить Бориса за стол, придать обстановке видимость прерванного внезапного чаепития, прострелить мой купальный халат, залить его на груди так кстати оказавшимся в холодильнике вишневым соком…

Если Вера не подняла крик и панику в первый раз, думала я, то она не сделает этого и во второй. И ни за что не подойдет проверить, а действительно ли я и Борис мертвы, – сделай она это, Николай убил бы ее, выйдя из-за портьеры, но она не подошла к нам. Я так радовалась этому! Нет, я не хотела, чтобы мать той, кто отняла у меня мужа, рассталась с жизнью с такой легкостью! Я хотела, чтобы она помучилась…

Ночью мы закатали тело в ковер и вывезли его за пределы города…

Одного я не учла и даже не могла себе представить: что Вера решит самостоятельно докопаться до истины. Я не сразу узнала об этом, а когда узнала, было поздно – Вера и так некстати подвернувшаяся ей Даша, знакомая Николая, сбежали из подвала! Когда их заперли там и Николай позвонил мне сказать об этом, я запретила ее убивать! Я не хотела, чтобы свет перед глазами той, кто родил на свет Анжелику, погас раньше, чем она увидела бы труп своей дочери или же узнала о ее бесследном исчезновении. Я так хотела, чтобы она помучилась!

Но обе пленницы сбежали – о, как страшно орал на меня Николай, когда стало известно об этом! Я не знаю, что он предпринял потом – смерть Даши, которую я совсем не знала, не на моей совести. Это вы даже не пытайтесь на меня повесить!

А на следующий день меня, равно как и Николая, не было в Москве. Случилось то, что мы не могли предвидеть: в «Голубой топаз» ворвался ОМОН, и Николаю пришлось бежать из столицы, чтобы сохранить свободу. Я улетела вместе с ним: ведь план мой не был до конца осуществлен, а без помощи Николая мне бы не одержать победу! Но перед тем как покинуть столицу, я отправила Анжелике конверт с билетом до Сочи – письмом, написанным от имени Бориса. Мой мертвый муж извинялся, что не уделил ей в эти два дня хоть сколько-нибудь внимания, и, чтобы «загладить свою вину», предлагал вместе отправиться в романтическое путешествие по Кавказу. Потом, уже из Сочи, Николай сам позвонил Анжелике и, искусно изменив голос, пообещал встретить ее в аэропорту…

И все пошло как по маслу, и девочка прилетела, и мы действительно ждали ее в аэропорту. Но нельзя было подойти к ней, не привлекая внимания, пришлось ждать, когда она, походив по залу, решится выйти из здания аэропорта. Задрав голову к небу, девушка говорила с кем-то по телефону – в этом была опасность! – но при этом она совершенно не замечала, что с другой стороны, из-за скрытых в ночи можжевеловых кустов, к ней приближается Николай. Потом она заметила его, но было уже поздно: ком ваты, пропитанной хлороформом, поглотил ее испуганный вскрик.

Когда Николай вынес к машине, которую так некстати осветила луна, обмякшее на руках тело, я впервые поняла, как эта девушка хрупка и беззащитна. Но я не жалела ее, нет! Я хотела, чтобы она получила по заслугам.