Читаем без скачивания Так далеко, так близко… - Барбара Брэдфорд

Элфред с отцом тихо о чем‑то переговаривались. О чем, мне не было слышно. Они не хотели, чтобы я слышал.

Она умерла. И они не хотят мне об этом говорить. Я опять заплакал. Прижал к мокрым глазам стиснутые кулачки.

— Сейчас же прекрати, Джек, — резко сказал Себастьян. — Что за великовозрастный младенец!

— Она умерла.

— Нет, она жива. Она без сознания.

— Я тебе не верю, — хныкал я.

— Все хорошо, Джек, — пробормотала Антуанетта, открывая, наконец глаза и глядя прямо на меня. И только на меня. — Не плачь, милый. Я всего‑навсего упала. Все хорошо, правда, ангел мой.

Ноги не держали меня, и я опустился на траву.

— Ты ничего не сломала, Антуанетта? — спросил отец, вглядываясь ей в лицо. — Можешь вытянуть ноги?

— Попробую, — ответила она и вытянула обе ноги.

— Вам где‑нибудь больно, миссис Дилэни? — спросил Элфред.

— Нигде. Я немного ушиблась, вот и все.

— Давай‑ка мы поможем тебе подняться, дорогая, — сказал Себастьян. — Сесть ты сможешь? — спросил он, озабоченно глядя на нее.

— Конечно, смогу. Помоги мне, пожалуйста.

Он помог ей сесть. Она повернула голову налево, потом направо, вытянула вперед руки.

— Кажется, все цело. — Она опять вытянула ноги. — Просто ушиблась, — добавила с легкой улыбкой. — Хотя наверное, растянула лодыжку. Мне вдруг стало больно. Помоги мне встать, Себастьян.

И вот моя любимая Антуанетта, моя Необыкновенная Дама стоит передо мной. Живая. Не мертвая. Слезы мои тут же высохли, как только она посмотрела на меня и взъерошила мне волосы.

— Видишь, Джек, милый, все в порядке.

И все‑таки лодыжку она растянула. Она сказала, что неважно себя чувствует. Отец взял ее на руки и понес на ферму.

Отнеся ее в спальню, он вышел оттуда сразу же и послал Бриджет помочь Антуанетте раздеться. Потом приехал доктор Симпсон осмотрел ее ногу.

— Просто убедиться, что она не сломана, — сказал отец Люси и мне. — И что она не повредила себе что‑нибудь еще.

После ужина я пошел к Антуанетте. Постучал в дверь. Открыл отец. Он не дал мне войти и пожелать ей доброй ночи.

— Антуанетта отдыхает, — сказал о, — Увидишься с ней завтра, Джек. — И не добавив больше не слова, захлопнул дверь у меня перед носом.

Я сел на пол рядом с дедушкиными часами, стоящими в углу верхнего холла. Я решил подождать, пока он уйдет. Пока не ляжет спать. Тогда я прокрадусь в комнату, поцелую ее в щеку и пожелаю спокойной ночи.

В холле было довольно темно, и я уснул. Разбудили меня какие‑то звуки. Стоны. Вздохи. А потом сдавленный крик. Тут же я услышал голос Антуанетты. «О Боже! О Боже!» — восклицала она. — А потом коротко вскрикнула: «Не надо…» Остальную часть фразы заглушили.

Я вскочил, пробежал через холл. Ворвался в спальню. Там был полумрак. Но при свете лампы, горевшей рядом с кроватью, я увидел отца. Он был обнажен. Он лежал на Антуанетте. Сжимая руками ее голову. Он делал ей больно. Я это понял.

— Перестань! Перестань! — закричал я. И бросившись на него, схватил за ногу.

Отец был сильный, атлетически сложенный человек. Он сделал быстрое движение. Соскочив с кровати, он сгреб меня в охапку, поднял и вынес из комнаты. Я оглянулся. Антуанетта накрывала простыней свое обнаженное тело.

Она заметила, что я смотрю на нее, и послала мне воздушный поцелуй.

— Ложись спать, милый. Вот славный мальчик! — она ласково улыбнулась. — Приятных снов!

Я плакал, пока не уснул. Я был всего лишь ребенком. Восьмилетним мальчишкой. И не мог помочь ей. Не мог защитить от своего отца. Он вернулся к ней и опять делает ей больно. А я ничего не могу предпринять.

На другое утро Антуанетта, как всегда, спустилась к завтраку. Мне показалось, что она никогда не была так хороша. Она была спокойна. Занята своими мыслями. Всякий раз, когда я смотрел на нее, она улыбалась своей особенной улыбкой. Отец поглядывал на меня сердито из‑за своей чашки кофе. Я ждал, что он будет ругать меня за мое ночное поведение, но ничего не произошло. Он даже не упомянул об этом.

Потом, когда мы остались одни, Антуанетта заласкала меня. Она поцеловала меня в макушку и сказала, что я самый хороший мальчик в мире, ее мальчик, и что она очень меня любит. Она попросила меня помочь ей нарезать цветов, чтобы поставить их в вазы, и мы пошли в сад и все утро провели вместе.

Я прищурился и глубоко вздохнул. Кэтрин легким галопом подъехала к забору.

— Что с тобой? — спросила она, наклонясь и глядя на мен поверх головы Черного Джека.

— Ничего. А что?

— У тебя какой‑то странный вид, вот и все.

— Нет, ничего. — Я поднял бутылку. Жаль, что я был так неловок и уронил ее. — Оливье создал замечательное вино, — сообщил я. — Может, даже выдающееся. В 1986 году погода была прекрасная. Виноград очень удался. Я хочу, чтобы ты попробовала его. Но, кажется, я его подпортил. Грохнул бутылку.

— Все равно, давай попробуем, — ответила она. Широко улыбнувшись, она спешилась, отдала мен честь и добавила: — Увидимся через пару минут.

Я шел к замку, все еще думая об Антуанетте и Себастьяне. Об этом ужасном случае я не вспоминал с тех пор. Он спал в моей памяти двадцать два года. Но теперь, вспомнив его, я все понял. Понял, что именно с этого дня я возненавидел своего отца.

19

А через неделю я пережил настоящее потрясение.

Я вернулся в шато после обычной утренней прогулки по лесу. В кухне увидел Симону, экономку. Она ставила на поднос завтрак для нас с Кэтрин. Обменявшись с ней парой слов, я понес завтрак в библиотеку.

С тех пор, как в мою жизнь вошла эта женщина, я всегда завтракаю здесь. Мне это нравится. Комната очень красивая, из окон виден лес. Кэтрин она тоже нравится. Она работает здесь над своей книгой, за большим столом у окна.

Кэтрин еще не спустилась вниз. Я налил себе кофе с молоком, взял из корзинки свежую булочку, намазал маслом и домашним вареньем из клубники.

Я приканчивал булочку, когда вошла Кэтрин.

— Прости, что опоздала. А, ты уже начал. — Она села рядом со мной у камина. Налила себе кофе.

Потом спросила:

— Хорошо прогулялся, милый?

— Да.

— Как там сегодня?

— Солнце. Как видишь. Не так мягко, как вчера. Но день славный. Для хорошего галопа очень годится.

— Вряд ли я поеду верхом, — произнесла она. — Вряд ли верховая езда полезна для младенца, верно? — и поставила чашку. И посмотрела на меня.

— Младенца? Какого младенца?

— Нашего, Джек, — она откинула свои струящиеся рыжие волосы и сияюще улыбнулась. — Я хотела сказать тебе вечером, за обедом. Но вот не удержалась. Всю прошлую неделю я подозревала, что беременна. А врач в Экс‑ан‑Прованс вчера это подтвердил.