Читаем без скачивания Ужас приходит в полнолуние - Сергей Белошников

Вой затих.

И тогда, обмирая от леденящего душу ужаса, я отчетливо поняла, что это кричал мой таинственный ночной преследователь. И еще одно я тогда поняла: чудовище нашло свою жертву. Буквально несколько минут назад.

Надо было немедленно убираться отсюда, скорее бежать домой, в спасительный свет и привычный уют, но я стояла, словно зачарованная, и напряженно вслушивалась в ночную тишину, которую теперь нарушал только отдаленный лай собак. Вот тут-то меня и затрясло. Я обхватила себя руками, чтобы хоть как-то успокоиться. И почувствовала, как вдоль позвоночника скатываются холодные капли пота.

Я все еще чего-то ждала, но сама не понимала — чего?

Прошло, наверное, всего несколько минут. Мне же показалось, что миновала целая вечность, что время остановилось, замерло вместе со мной.

Краем глаза я внезапно уловила еле заметное движение справа вверху. Я повернулась: беззвучно взмахивая крыльями, над черными кронами деревьев промелькнула распластанным киношным силуэтом одинокая летучая мышь.

И тогда, наконец очнувшись, я развернулась и со всех ног бросилась по улице к своему дому. Я неслась, не чуя под собой земли, не оглядываясь, только ветер свистел в ушах. Добежав до калитки, я нащупала щеколду, повернула ее и, спотыкаясь, понеслась по дорожке к дому, сияющему огнями, словно новогодняя елка.

Кажется, я окончательно потеряла рассудок и ожидала от этой кошмарной ночи всего, чего угодно, вплоть до того, что сейчас из кустов роз протянутся жуткие длинные лапы и вцепятся в меня мертвой хваткой.

Входная дверь была не заперта.

Задыхаясь, я ворвалась в холл и захлопнула за собой дверь. Отшвырнула в сторону пакет и фонарик и, не мешкая ни секунды, стала запирать дверь на все три замка. Руки меня не слушались, тряслись, пальцы срывались с холодного металла задвижек. Наконец я повернула последний запор. Затаив дыхание, прильнула к двери ухом и прислушалась.

За дверью было тихо. Ни звука осторожных шагов, ни жадного сопения, ни приглушенного рычания.

Ничего и никого.

— Стася, что здесь происходит? — раздался у меня за спиной недоумевающий голос мамы.

Краем глаза я видела в зеркале на стене свое белое, перекошенное лицо. Я медленно повернулась к маме, не отнимая ладоней от теплого дерева двери, и посмотрела на нее непонимающим взглядом. Я действительно не поняла, о чем она спрашивает. Да я и не услышала ее толком.

Мама ошеломленно охнула и схватилась рукой за горло.

— Стася!.. Что с тобой случилось! Стасечка?!. Отец! Отец, да быстрее же иди сюда, быстрей! — закричала она, не сводя с меня перепуганного взгляда. — Стася!..

— Ничего, мама, ничего, я сейчас, — пробормотала я, сама не понимая, что говорю. Мне сейчас было не до материнских истерик — надо было попытаться справиться с подступающей собственной.

Наконец я с трудом заставила себя оторваться от двери и обессиленно опустилась на стоявший у вешалки стул. Из гостиной послышались торопливые шаги, и в дверях прихожей появился папа с «Коммерсантом» в одной руке и кружкой чая — в другой. Он непонимающе переводил взгляд с меня на маму. За его спиной маячила перепуганная не меньше мамы, растрепанная Ксюша в застиранном байковом халате: мамины крики явно выдернули нашу домработницу прямо из постели. Мама вдруг встала передо мной на колени, взяла мои ладони в свои и ласково, стараясь говорить по возможности спокойно, спросила:

— Что случилось, доченька, что?.. Скажи, тебя кто-то обидел?..

Я только и сумела, что отрицательно помотать головой.

— Расскажи, что случилось. Тебя кто-то напугал, да, деточка? Ведь что-то случилось, да? — твердила мама. — Случилось, Стася?..

— Да, мама, случилось, — наконец выдавила я из себя и тихонько заплакала, уткнувшись в пухлое мамино плечо, обтянутое темно-малиновым атласом халата.

Сквозь слезы я увидела, как мама, по-прежнему ничего не понимая, но чувствуя, что со мной произошло нечто ужасное, сделала подошедшей Ксюше страшные глаза и прошептала:

— Принеси валерьянки, быстро!..

Только минут через десять, когда я выпила разбавленной водой валерьянки, когда родители заботливо отвели меня в гостиную и уложили на диван, стоящий в углу комнаты, только тогда я почувствовала, что немного успокоилась. Я по-прежнему не отвечала на тревожные расспросы родителей, только пробормотала, что лично со мной ничего не случилось и повода для беспокойства нет. Я полулежала, укрытая пледом, и держала в еще трясущихся ладонях большую кружку горячего чая, который на счет раз приготовила Ксюша. Уставившись в потолок, я молчала. Дрожь в руках постепенно унималась, но внутри себя я все равно ощущала мертвящий холод и в ушах по-прежнему слышались недавние жуткие вопли — и первый, и второй.

Ночной кошмар никуда не исчез. Он просто затаился.

Перепуганные родители и Ксюша ходили на цыпочках и шепотом переговаривались, ничего, конечно, не понимая. Но сейчас мне было не до их переживаний.

Способность рассуждать здраво все-таки стала возвращаться. Медленно, но возвращаться. Только я не знала, что теперь делать. Конечно, можно было позвонить дежурному в милицию и рассказать… Но про что? Про то, как за мной гнался по лесу кто-то ужасный, кого я и в глаза не видела; вроде бы он бежал за мной, а потом я услышала какие-то странные крики?.. И якобы мне показалось, что только что в поселке кого-то убили? Да, показалось. И все? Да меня на смех поднимут с этими надуманными страхами. Кто мне поверит? Кто?..

Я посмотрела на трубку радиотелефона, лежащую на журнальном столике у дивана, и вдруг ясно поняла, что надо сделать. Я схватила трубку (пальцы опять задрожали, но уже от волнения) и, не сразу попадая на нужные кнопки, набрала номер того единственного человека, который мог мне сейчас поверить. И помочь.

— Стасечка, кому ты звонишь? — осторожно спросила мама, появляясь в дверях. — Ведь уже так поздно…

Я не стала ей отвечать. Сейчас я думала только об одном — чтобы мне ответили на том конце провода. Но в трубке пока слышались бесконечно длинные монотонные гудки. Наконец все же что-то щелкнуло и сонный голос Антона Михайлишина сказал:

— Участковый Михайлишин. Слушаю вас.

— Антон, это я, — быстро сказала я враз севшим от волнения голосом. — Скорее приезжай ко мне домой. Прошу тебя, скорее…

— Что с тобой случилось? — заорал он. Судя по такой реакции, сон у него как рукой сняло. — Что?!

— Скорее приезжай. Я все тебе расскажу, — сказала я и нажала кнопку отбоя.

С улицы донесся рокот автомобильного двигателя, свирепо взвизгнули тормоза, и через минуту, топая ножищами, к нам в дом не здороваясь (что на него совершенно не похоже) ввалился Антон Михайлишин. По всему было видно, что одевался он впопыхах: поверх полурасстегнутой клетчатой рубашки — старая короткая куртка из плащевки, вылинявшие домашние джинсы и кроссовки на босу ногу. За узкий кожаный ремень джинсов был заткнут пистолет. Пистолет поразил меня больше всего.

Выражение Антонова лица не предвещало ничего хорошего.

— Где она? — рявкнул он с порога гостиной, озираясь по сторонам.

— Я здесь, Антон, — проскрипела я.

Михайлишин, мгновенно оценив обстановку, шагнул к дивану и наклонился надо мной:

— Кто?

— Что — кто? — не поняла я.

— Кто на тебя напал? — спросил Антон.

— Почему это ты думаешь, что на меня напали? — слабо удивилась я.

— А что я, по-твоему, должен думать, если ты мне звонишь, причем в полночь, да еще таким голосом…

— Каким — таким?

— …и просишь о помощи? — закончил, не обращая внимания на мою реплику, Антон. И снова спросил: — Так что случилось?

— Почти ничего…

— Что значит — «почти»?

Я нашла взглядом маму, которую обнимал за плечи папа:

— Мама, выйдите все, пожалуйста. Мне надо наедине поговорить с Антоном. Пожалуйста.

Мама, поколебавшись, подчинилась. Они с папой вышли из гостиной. Ксюша ушла следом за ними и закрыла за собой двустворчатую стеклянную дверь. Я повернулась к Михайлишину и посмотрела ему прямо в глаза:

— Дай мне слово, что не будешь смеяться над тем, что я тебе расскажу.

— Даю, — серьезно ответил мне Антон.

Глава 26. ТЕРЕХИН

Сегодня вечером, а точнее уже ночью, я снова никак не мог уснуть, твою мать. Вторую ночь подряд! Но при всем при этом мой организм, как ни странно, вполне нормально держал нагрузку. Что со мной происходило, я по-прежнему не знал, да и знать не хотел. И, понятное дело, опять валил все свои заморочки на бессонницу и полный замот на работе. Плюс на сегодняшний безрезультатно прошедший день: почти двадцать четыре часа уже пролетело с момента убийства — и ни черта. Ноль. Ничего, зато я знал, что пройдет еще день, максимум — два, и все войдет в норму. Это я знал прекрасно. А на неведомые поганые процессы, происходившие в моем организме под воздействием полнолуния, плевать я хотел. Да и не до того мне было, чтобы еще и думать о загадках и странностях влияния на меня долбаного земного спутника. Тут на грешной земле такие странности творятся, что впору свихнуться.