Читаем без скачивания Простить и поверить (СИ) - Вера Эн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лена усмехнулась, соглашаясь с последним предложением. Однако тут же возразила.
— Мягкий человек — плохой руководитель! — уверенно заявила она. — Сядут на шею и свесят ножки. А дело вообще развалится!
— А от деспота — сбегут, — отбил подачу Дима. — Ты же не единственный на свете работодатель. А создать новую рабочую команду куда сложнее, чем удержать старую.
Лена поджала губы: корниловские нотации стали ее утомлять. Она вообще не любила, когда ей указывали на ошибки. И чувствовала, что начинает заводиться.
— Было бы кого удерживать! — огрызнулась она. — От одного разит, как из окна вытрезвителя! Второй опаздывает каждый день! Третья глазки клиентам все время строит!..
Наверное, она и еще припомнила бы грешки за собственными безответственными сотрудниками, но под непонятно тяжелым взглядом Димки осеклась. Внутри в секунду стало тошно, и она сорвала с низко наклонившегося клена прошлогодние «вертолетики» и принялась крутить их в руках.
— Лен, ты можешь, конечно, сердиться и считать, что мне по кайфу возить носом по асфальту начальство в твоем лице, — довольно жестко проговорил Дима и не дал ей возможности возразить. — Но с моего места кое-что лучше видно. Миланку ты, например, совершенно напрасно окрестила вертихвосткой. На самом деле у нее просто дар чувствовать клиентов и говорить им ровно то, что они хотят услышать. На нее, насколько я знаю, ни одной жалобы не было, в отличие от ее сменщицы, которая глазки не строит. Мишка — да, пьет: у него жена два месяца назад умерла, вот он и не может никак в себя прийти. Но на работе всегда как штык: ни разу никого не подвел. Что касается Гришки — ты же на него за опоздания взъелась? — тут да, есть за ним такой грешок. Зато парень сайт для твоего автосервиса отгрохал — просто так, на голом энтузиазме. Ни копейки за работу не попросил: говорит, интересно ему. Милосердов, кстати, за такую инициативу премию обещал ему выписать…
— А мне ни про сайт, ни про премию ничего не сказал, — пробормотала Лена и глубоко медленно вздохнула. — Только про опоздания.
Что же получалось: Николай Борисович подставить ее решил? Сам за своих сотрудников горой, а новую начальницу выставляет в их глазах мегерой и самодуром? Чтобы она поскорее с места свалила — или чтобы развалить предприятие, прикрывая иные преступления?
— Ну, может, он вспылил по какому-то поводу, а тут Григорий под горячую руку попался, — пожал плечами Дима и подал ей руку, помогая подняться через бортик на тропинку. Зачем они на нее свернули, Лена не знала, но в Димкины пальцы вцепилась так, словно они были единственным ее спасением из болота. — Вот он и нажаловался тебе, не думая, что ты человека не знаешь и в разнос пойдешь. Ну добро хоть не уволила: а то есть у тебя такая привычка, — уже с добродушной улыбкой закончил он, и Лена, фыркнув, кинула в него «вертолетиками».
— Жаль, что не шишка! — угрожающе заявила она, а Димка в ответ неожиданно развернулся, обхватил ее за талию и, легко оторвав от земли, усадил на толстую выгнутую ветку дерева — так, что ноги болтались в воздухе. Усмехнулся и сделал шаг назад, зная, что сама Лена ни за что не слезет. — Димка! — возмущенно взвизгнула она, но он только покачал головой.
— А теперь, Елена Владимировна, поговорим серьезно, — глядя на нее веселыми глазами, сообщил он. Она тут же вздернула подбородок и отвернулась, всем своим видом давая понять, что разговаривать с ним после столь вопиющего безобразия не намерена, и Диму так и потянуло соразмерно ответить на эту провокацию. Уселся бы рядом верхом на ветку, стиснул бы Ленку в объятиях так, что она даже пискнуть бы не сумела, и впился в эти игриво надутые сладкие губы. Какой там серьезный разговор, когда все мысли только о том, есть ли у Ленки кто-нибудь и остались ли у нее чувства к нему, Корнилову? А тело и вовсе сошло с ума, возомнив, что его владельцу снова восемнадцать и что оно должно совокупляться хотя бы каждые два часа. Вот только не с кем угодно, как в лихой юности, а только вот с этой — хрупкой, бледной, усталой, растерянной, но самой желанной девчонкой на свете. Дима хотел ее с их первой репетиции. И, как оказалось, только нагуливал аппетит. — Вы, на ясене сидючи, с чем гамбургер предпочитаете: с мясной котлетой али с куриной? — поблагодарив мысленно другой голод, поинтересовался он. — Тут, в парке, выбор невелик. Или могу за чем-нибудь менее вредным сгонять, но тогда тебе долго на ветке куковать придется.
Лена изумленно моргнула, мигом забыв все обиды: и настоящие, и шуточные. Едва не отказалась с ходу, подумав о том, что зарплата охранника вряд ли позволяет тратить лишние деньги на бывших подруг, особенно когда в одиночку поднимаешь ребенка. Но Димкина фраза про «сраную жалость» вовремя всплыла в памяти, оградив от невольного оскорбления. В конце концов, если он считал возможным угостить ее гамбургером, не ее дело заглядывать в его кошелек.
Тем более что в желудке ощутимо подсасывало.
— Как себе возьми, Дим: помнится, раньше наши вкусы совпадали, — улыбнулась она и с удовольствием увидела улыбку и на его губах. Он похвалил ее вкус и посоветовал не перебивать аппетит «вертолетиками», а Лене оставалось только смотреть в его удаляющуюся спину и ждать его возвращения, удивляясь собственным абсолютно не рациональным мыслям.
Ну кто, спрашивается, позволяет себе в тридцать лет такие чудачества? Она и в восемнадцать-то безбожно стеснялась, когда Димка пытался вытащить ее из непробиваемого кокона приличий и развести на какую-нибудь шалость, а сейчас и вовсе должна сгорать от стыда и судорожно оглядываться, чтобы никто — особенно подчиненные — ее не заметил и не поднял на смех. Она же взрослая серьезная женщина с двумя высшими образованиями и кандидатской за плечами. Она директор автосервиса, в конце концов, пусть временный, но это ничего не меняло.
А Лене было наплевать. Она ждала Димку с его гамбургерами и волновалась перед его возвращением, как девчонка на первом свидании. Волновалась из-за него: из-за его веселых глаз, из-за его сильных рук, из-за его широких плеч, из-за его низкого и какого-то крепкого голоса, по которым она уже скучала. Словно не было этих двенадцати лет, и она
