Читаем без скачивания Русский язык на грани нервного срыва. 3D - Максим Кронгауз

К примеру, я задаю написать краткий пересказ современного романа, причем на первом этапе – одного и того же. Проблемы начинаются сразу с выбора романа. Оказывается, что не существует такого современного романа, который бы прочли все мои слушательницы. Точнее говоря, самым современным таким романом оказывается “Война и мир”, и то условно. Кто-то прочел, но не целиком, кто-то целиком, но частично забыл. А перечитывать, естественно, никто не хочет. Но “Война и мир” и меня не устраивает, по разным причинам, в том числе и связанным с современностью. Но подсознательно сильнее давит отказ самого Толстого пересказывать “Анну Каренину” в ответ на вопрос, о чем роман, точнее, готовность в качестве пересказа повторить роман от первой строки до последней.

В отличие от Толстого и в силу своего лингвистического образования я как раз считаю пересказ одним из основных литературных жанров (входящих как составная часть во многие другие жанры), да к тому же еще и важнейшим диагностическим критерием понимания текста (того, который пересказывается). При всем при этом в прямую дискуссию с Толстым предпочитаю не вступать. В том смысле, что на его тексты не покушаюсь и его творчества не трогаю.

В результате сошлись мы на “Мастере и Маргарите”, задание выполнили трое (остальные сослались на чрезмерную занятость по другим дисциплинам). В двух пересказах первый эпизод на Патриарших занимал половину (на что я, впрочем, и рассчитывал), а остальная половина состояла еще из пары эпизодов и истории Иешуа и Пилата. Третий, к сожалению, был безупречен и потому безнадежно непоучителен. Увы, так бывает всегда. Какова бы ни была молодежь, найдется один такой ее представитель, который безупречно выполнит данное ей задание. А значит, и учить этого представителя нечему.

Все прочие задания выполнялись в том же ключе, вследствие чего мне пришлось полностью переключиться с анализа творчества моих подопечных на анализ уже существующих текстов.

Чтобы не казаться старомодным, я приготовил для изучения тексты следующего рода: рецензии на кинофильмы из многократно мной цитируемого журнала “Афиша”, модного и вместе с тем не бессмысленного. Среди различных заданий было, в частности, как мне казалось, достаточно простое – квалифицировать рецензию как положительную или отрицательную и подтвердить свое решение фрагментами из текста рецензии.

Проблемы начались с первой же рецензии (на фильм Мартина Скорсезе “Банды Нью-Йорка”, автор С. Зельвенский). Были выловлены противоречащие друг другу фразы: одни содержали положительную, а другие отрицательную оценку.

Например, в первой части рецензии:

Романтическая линия на фоне грандиозных исторических событий. Три часа действия… Ребята, извините, я ошибся дверью. Мы с девушкой купим попкорна и отправимся на “Любовь чего-то там” с Хью Грантом.

И во второй:

Все, решительно все говорит о том, что на “Бандах Нью-Йорка” ловить нечего. Между тем посмотреть их совершенно необходимо. Во-первых, этот фильм – настоящее большое кино. Веха, извините. Когда через десять лет люди будут вспоминать, чем отличились мастера экрана в 2002 году, они вспомнят “Банды” (ну и еще “Особое мнение”). Во-вторых, этот фильм, несмотря на продолжительность, – дико увлекателен. Там действительно неизвестные страницы, массовки и костюмы. Но вот вам зуб: как сядете в кресло – так и будете сидеть не шевелясь, пока свет в зале не зажгут.

И далее:

Кино Скорсезе – не любовная интрига на фоне исторического процесса и тем в корне отличается от стандартного голливудского эпоса. Скорсезе интересует именно что исторический процесс: не вереница дат, заученных к экзамену, а плоть и кровь.

Так все же романтическая история или исторический эпос, скучно или безумно увлекательно? Кстати, при чем тут попкорн и Хью Грант?

В процессе анализа текста было высказано предположение, что автор сначала хотел написать отрицательную рецензию, а потом по каким-то причинам оторвался от нее (устал, заснул, напился…). Вернувшись же к ней, то ли забыл первоначальный замысел, то ли передумал и завершил ее нейтральной или даже слегка положительной оценкой. Сначала я поразился неожиданной для меня иронии моих подопечных, но потом понял, что эту гипотезу они рассматривают всерьез, просто потому что никаких других у них нет. Я пытался спорить и приводить разные доводы. Например, что, кроме отвлекшегося автора, существует редактор, который едва ли пропустит такую отрицательно-положительную рецензию, содержащую внутренние противоречия. Впрочем, фигура редактора никого не убедила, поскольку если уж автору нет дела до его собственной рецензии, то редактору и подавно.

Я также пытался обратить внимание на контекст: отрицательное мнение высказывается в контексте попкорна и Гранта. Значимо ли это? И так далее. В конце концов, по-видимому, чтобы от меня отвязаться, рецензию сочли отрицательной. Мотивы? Ну, во-первых, вначале она все-таки отрицательная, а первое слово дороже второго. Во-вторых, в ней сказано слишком много гадостей и в том числе просто неприятных слов типа пахан, подыхать и т. п. А Хью Гранта рецензент действительно за что-то не любит, и зря…

В ответ на такое решение проблемы я еще раз произвел анализ текста и, на мой взгляд, доказал “положительность” рецензии. Действительно, отрицательная оценка фильма либо исходит от “ложного автора”, специально порожденного персонажа-обывателя, любителя попкорна и Хью Гранта, либо как бы уравновешивает положительную. Таков стиль “Афиши” – не говорить одни комплименты и т. п. Мой анализ был благосклонно, но молчаливо принят. Впрочем, девочки заметили, что на фильм этот они все равно не пойдут, как бы он ни понравился рецензенту.

Анализ других рецензий проходил в том же духе. Если в рецензии встречались такие “приятные” слова, как снег, природа, любовь, рецензия расценивалась как положительная (даже несмотря на прямое утверждение о скучности и тягомотности фильма). Наоборот, если в положительной рецензии содержались грубые и резкие слова, она расценивалась как отрицательная. При этом мои ученицы хором утверждали, что такой фильм они ни за что смотреть не будут.

Я пытался возражать, говоря, что они не понимают намерений автора рецензии, что такое восприятие текста слишком импрессионистично, и был поражен полнейшим равнодушием своих слушателей. Ну не понимаем, ну и что? Зачем нам его понимать?

Должен признаться, что я последовательно прошел три стадии, соответствующие трем упомянутым выше интерпретациям произошедшего.

Сначала я побрюзжал на молодежь. Потом осознал, что молодежь тут, вообще говоря, ни при чем, такая же реакция могла бы быть у людей любого возраста.

Затем я перешел к критике образования. Школьная традиция преподавания русского языка состоит в том, что в гораздо большей степени изучаются слово и грамматика, а не текст, его семантика и коммуникация. По существу, школа учит (отдельный вопрос – удачно или неудачно) грамотно писать, то есть орфографии и пунктуации, избегая при этом обсуждения сложных проблем даже в этой области. Грубо говоря, если навыки речи мы бы усваивали только на школьных уроках русского языка, мы бы не умели ни говорить, ни понимать. В лучшем случае мы бы умели записывать фразы Маша ела кашу, Мама мила раму и чуть более сложные и расставлять в них знаки препинания. Это даже не критика школьного курса, это констатация факта. Просто в школе учат тому, а не этому.

Попытки движения к тексту и коммуникации начались в школе в постперестроечное время, но столкнулись с определенными проблемами. Оценивать результаты такой работы гораздо труднее, чем оценивать тривиальную грамотность, а в нашем образовании главной целью по-прежнему является оценка. Ориентация на оценку не всегда бессмысленна, но некоторые виды деятельности губит на корню. Например, сочинение. Если ученик в своем сочинении свободно рассуждает на определенную тему, то это замечательно. Но так не бывает. Во-первых, за сочинение ставится оценка, во-вторых, сочинение многие годы является ключевым экзаменом, часто определяющим судьбу человека. Это значит, что сочинение должно понравиться либо конкретному учителю, либо неконкретному экзаменатору. Отсюда возникновение множества шаблонов, следование которым почти обязательно, поскольку индивидуальное творчество опасно. Опасно даже не с идеологической точки зрения, как в советское время, а просто с практической: оно, конечно, может понравиться неизвестному экзаменатору, но, скорее всего, активно не понравится, в отличие от некоторого стереотипного изложения, которое вряд ли сильно понравится, но и не вызовет сильных отрицательных эмоций, важных при проставлении оценки.