Читаем без скачивания Кронос. Дилогия (СИ) - Николай Шмелёв

— Это вызовет куда меньше недоумения, а смеха не вызовет совсем, — пояснил он свой поступок. — К тому же, придаст больше правдоподобности объявлению.

— Дальше по курсу следует ожидать вывеску «Непьющий сапожник», — добавил Дед. — У нас такая в одном месте висит. На ней мужик с молотком и гвоздями во рту. Нос красный, а глаз синий. Художники, наверное, прикололись.

— Ага! — поддержал его Доцент. — Туда ещё добавить — специалист, не ругающийся, как сапожник.

Кое-как доковыляв до базы, в которую превратили квартиру Крона, начали размещаться на ночлег. Комбат до кровати не дотянул и закатился под неё. Толку от него, всё равно, не было никакого, и общее собрание решило не производить эксгумацию до утра, справедливо полагая, что с рассветом он сам откопается. Связная нигде не просматривалась, и оставалось только гадать, на каком этапе они её потеряли. Также, товарищи заметили, что не наблюдается и ещё кое-кто, но озвучивать события не стали, обоснованно предположив, что к утру состав будет полным. Доцент, заглядывая под кровать, виртуально чокался с Комбатом, при этом приговаривая:

— Спи, Ком! Утром кошмар развеется… Вместе с последними надеждами…

— Это кошмар? — заплетающимся языком промямлил Почтальон, пытаясь выразить на лице подобие иронии, ровно настолько, насколько оно было способно на мимикрию.

В результате этого, его физиономия изогнулась в страдальческой гримасе, больше напоминающей болезненные симптомы «рожи».

— Это кошмар? — повторил Почтальон попытку. — Вот у меня приятель, покойный уже, подписался с товарищами тащить рояль на девятый этаж! Как они его волокли, это отдельное повествование, достойное любого пера, потому что пианино, по сравнению с ним — детская игрушка. Когда они донесли музыкальный инструмент до двери, наступила продолжительная пауза — их никто не встречал. Через час наступила нервозность, переходящая в лёгкую панику, ведь хозяин только за подогревом убежал. Это сейчас не восемьдесят восьмой год — всего навалом, а тогда, талон нужно было реализовать. Ещё через час объявился владелец инструмента: запыхавшийся, растрёпанный и с разинутым ртом. На вопрос: «Что — деньги потерял или отняли?» он ответил судорожными жестами. Оказалось, что в его отсутствие подъезды перепутали. Шурик сел и заплакал… А ты говоришь — кошмар! Да тут жить можно, не вылезая!

Дед подтвердил его слова молчаливым и восхищённым покачиванием головы. Осматривая такое богатство, кругом, где только можно, уложенное в штабеля, он никак не мог оторвать от него взгляд:

— Вы, я смотрю, тут время даром не теряли! Откуда такое изобилие? Товарняк, что ли, взяли?!

— Да нет, — ответил Доцент. — Крон вспомнил старую заначку, правда, похоже, не свою, но и это добро, как выяснилось — ничьё. Так выпьем за забывчивость!

Его взгляд упал на зелёный, окованный металлической лентой, сундук. Такие раритеты уже не встречаются в современной действительности, по причине полного прекращения выпуска. Доцент внимательно осмотрел творение неизвестных мастеров прошлого и предложил пари:

— Я угадаю, что лежит в этом ящике, с трёх стаканов!

— Угадывай…

Крон, проклиная всё на свете и Комбата в частности, тащил недвижимость в неизвестном направлении и, с неясными целеустремлениями, пока не опомнился, что не знает, куда доставить невесту незадачливого, и к тому же несостоявшегося жениха. Усадив невменяемое создание на лавку, и прислонив к её спинке, он долго соображал, что делать дальше. Бросать было нельзя, а куда тащить? Мысли посещали, одна нелепее другой, но они текли, и ничего с этим Крон поделать не мог: «Надо пьяных приравнивать к инвалидам, а их в вытрезвитель забирают. Утверждается, что это медицинское заведение. Разве можно инвалида вылечить? То-то и оно, а пьяных пытаются! Утром, вместо опохмелятора, дома скалка и лекционный зал, на работе телега!»

Крон походил кругами вокруг лавки, где почивала спящая красавица, и тут в его голове промелькнула здравая мысль: «Чего я мучаюсь? Надо было вместе со всеми идти, и теперь ещё не поздно. В конце концов, интим не запланирован!»

На базе повторно обнаружили пропажу, а если быть точнее, осознали сам факт исчезновения, но что предпринять — не знали. Призадумавшись, Почтальон сделал предположение:

— А может быть, они просто погулять пошли?

— Знаю я эти прогулки! — недовольно пробурчал Доцент. — После них, люди и женятся.

— Попытка склонить мужика к женитьбе, должна быть приравнена к попытке склонения к суициду и преследоваться, в уголовном порядке! — сделал Дед, своё заключение, видимо, вынашиваемое в течение всей жизни. — Бабам одним не спится, пока они не замужем, а потом всплывают все хронические болячки, в периодической последовательности и с завидной регулярностью; начиная с мигрени и заканчивая жидким стулом.

Открылась дверь, и появился странный тандем: усталый Крон и раненная в голову связистка. Во всяком случае, первое впечатление было именно таким. Её мотало из стороны в сторону, а взгляд отсутствовал напрочь, и если бы не поддержка попутчика, то ей бы не устоять. Не давая барышне грохнуться на пол, Крон уложил её на кровать, а сам присоединился к пирующим.

— Чем это вы там занимались? — спросил Доцент, хитро прищурившись.

— Да ничем! — усмехнулся Крон. — В моём возрасте и состоянии, без участия сексопатолога — делать нечего. При всём притом, что и жена не одобряет…

— А какая роль отводится сексопатологу? — уточнил Почтальон.

— Прямая — полное его участие, вместо меня!

— Наслышан, как они лечат! — вмешался Дед. — Видео, да бельё с рюшечками.

— Старо, — зевнув, опроверг дедовскую версию Крон. — Сейчас мужикам выдают трусы с надписью «Чужой», а женщинам подгузники с перлами «Новые ворота».

— В наше время, в специализированных магазинах, чего только нет! — со знанием дела намекнул Доцент. — Без нижнего белья рот разинешь — такие автоматы.

— А ты что, там был? — удивился Дед, поперхнувшись маринованным огурцом.

— Я нет, а вот корова Мурка, возвращаясь с сельскохозяйственной выставки, случайно заглянула в окно сексшопа и была настолько поражена увиденными размерами, что без доклада заявилась к председателю колхоза. Будучи не понятой последним, она собрала экстренное собрание племенного стада, на котором обратила внимание соплеменниц на то, что творится в городе. Бык Герасим жался в углу, виновато потупив взор в пол, и теребил копытом солому.

— Ну, хватит вам про это! — недовольно прервал его Крон. — Разговаривать, что ли, больше не о чем? Мы же дома, а не на работе.

— Может виски «Легендарной» попробуем? — предложил Доцент, разглядывая пёструю заморскую этикетку, за которой плескалась красноватая жидкость. — Шотландия, всё-таки!

— Пробовали уже, — сморщился Крон. — Самогон, настоянный на черносливе. Лучше уж «Скотч», он хоть обжигает. Нет, лучше ром кубинский подай!

Пропустив по рюмке, друзья сморщились, как весенние грибы, а лицо Доцента, и после запивки осталось похожим на сморчок.

— Качественное пойло! — оценил Крон запах далёкой юности.

— Обжигает — то, что надо! — подтвердил Дед.

— Сладкой не показалось, — согласился Почтальон.

Крон заулыбался, вспомнив давнюю историю, которой не замедлил поделиться:

— Жил-был толковый паренёк, и в результате своей толковости, водились у него деньжата, а где неучтённые деньги, там и неучтённое вино. Потихоньку втянулся он в это дело, пристрастившись к портвейну, и привкус горечи на губах стал неотъемлемой частью его бытия. Тут окружающие стали замечать, что пропадает пацан и нужно что-то делать! Самое гениальное решение лежит во французском ответе «Шерше ля фам», что и было осуществлено. Новая знакомая взялась за свою роль со всей энергией: водила его по кино, музеям и прочим культурным мероприятиям. Разумеется, что за его счёт. Прогуливаясь, как-то, в обычном режиме, они шли по центральной улице: баба что-то щебетала, он с тоской вспоминал вкус горького портвейна, и тут — она предложила купить мороженое. Сказано — сделано. Парень расплатился за покупку и, апатично откусив от своей порции солидный кусок, с размаха размозжил рожок об асфальт так, что забрызгал себе штаны, а ей колготки. Выпучив глаза, он с нечеловеческой тоской в голосе воскликнул:

— Оно же сладкое!

Дед окончательно подавился огурцом, а Доцент тушёнкой. Почтальон не помнил, как уснул…

Утренняя побудка носила хаотичный характер: связистка уже испарилась, Крон с тяжёлыми думами на лице сидел за столом, а Комбат выползал из-под кровати, тычась в металлическую сетку над головой, как слепой котёнок. Выбравшись на свет, он оглядел комнату, крутя головой на сто восемьдесят градусов во все стороны, ища товарищей по партии.