Читаем без скачивания Зулали (сборник) - Наринэ Абгарян

– Нели в туалете нет! – крикнула я.

– А во дворе ты искала?

– Сейчас!

Двойной забег вокруг школы не привел к утешительным результатам – Неля словно сквозь землю провалилась. Сторож тетя Сатик и буфетчица тетя Зина подтвердили – обратно в школу девочка не возвращалась.

– Сидите смирно, я сейчас буду, – велела учительница и побежала в кабинет директора – звонить Неле домой. Дома ее тоже не оказалось. Зато всполошенная звонком мама Нели за считаные минуты подняла на ноги весь городок. Через полчаса Нелю искали пожарные и милиция во главе с поисковой овчаркой Эльбрусом. Папа Нели, дядя Марат, бегал по окрестностям городка и, размахивая пистолетом и удостоверением военкома, заглядывал под каждый куст в поисках пропавшей дочери. Школа стояла на ушах – завуч с военруком ходили с большой связкой ключей, отпирали разные помещения и заглядывали во все углы. Учителя строили всевозможные догадки о том, куда могла подеваться Неля. Под подозрение попадали все – начиная от торговцев на базаре и заканчивая цыганским табором, который неделю назад собрал свои разноцветные шатры и отчалил в неизвестном направлении. Каким образом уехавший неделю назад табор мог увезти с собой Нелю, никого не волновало.

Наш класс распустили по домам. Я шла по дороге и обильно рыдала в портфель Нели – прихватила его с собой. На память. Представляла, как украшу его бумажными цветами и поставлю на полку – на веки вечные. Буду протирать пыль лоскутом ткани и вспоминать нашу безвременно оборвавшуюся дружбу. К счастью, рыдать мне пришлось недолго. Только я дошла до здания райкома, как навстречу мне вынырнула большая процессия. Впереди тарахтел милицейский трехколесный мотоцикл, в люльке мотоцикла важно восседал Эльбрус. Следом за мотоциклом, в сопровождении взволнованных родителей и прочих жителей нашего городка, шла заплаканная Неля. При виде меня она вырвалась вперед и побежала, размазывая слезы по лицу. Я стартовала к ней, размахивая портфелем.

– Ты где была? – выдохнула я, едва успев притормозить.

– Трусы на речке сушила! – крикнула Неля и впечаталась с разбега в меня.

Потом, спустя годы, когда по телевизору показывали рекламу пива с артистом Александром Семчевым, на вопрос «ты где был?» меня каждый раз подмывало вместо «пиво пил» ответить «трусы на речке сушил».

В тот злосчастный день Неля, неправильно рассчитав время забега, опростоволосилась буквально на подступах, буквально на пороге школьного туалета. Далее, смекнув, что в таком виде до дома не добежать – далеко и стыдно, зато до речки рукой подать, она рванула вниз по пригорку, к подножию Хали-кара. Через несколько минут она счастливо плескалась в реке, а простирнутые трусики и юбочка сушились на большом камне. Купание продолжалось до той поры, пока на трусы не вышел героический Эльбрус с неотступно следовавшими за ним по пятам жителями поднятого на уши городка. Во главе с размахивающим пистолетом и удостоверением дядей Маратом и заплаканной тетей Земфирой.

– Лучше бы я домой убежала, – жаловалась мне потом Неля, – тогда бы мало кто узнал, что я описалась. А теперь весь город об этом знает.

– Хорошо, что ты просто описалась, – дипломатично утешала я ее. – А представь, если бы обделалась!

Однажды мы с Нелей возвращались из школы. Весна была в самом разгаре, солнце уже грело вовсю – но еще не припекало, в тени клена, на низенькой табуретке, сидела древняя старушка и торговала зеленой алычой и щавелем. Не сговариваясь, мы порылись в карманах, наскребли 20 копеек, купили большой кулек алычи. Пошли дальше, поглощая ее и отчаянно гримасничая от кислинки. Я рассказывала о своей троюродной сестре Изольде, которая жила в далеком городе Тбилиси и приезжала к нам на летние каникулы.

Вообще-то Изольда была хорошей девочкой. Но очень любила меня поучать – не туда идешь, не так стоишь, зачем дождевого червя лопатой пополам разрезала. Зачем-зачем! Затем, что один червяк хорошо, а два – лучше!

Особенно меня раздражало то, как она, театрально сложив на груди руки, холодно прищуривалась и тянула на одной ноте: «Вайме, Наринэ, неужели трудно вести себя как городская девочка?» Каждая ее театральная эскапада заканчивалась дракой – мне было обидно, что она считает меня деревенщиной (коей я, говоря по правде, и являлась).

Изольда была старше меня на год и, несомненно, умнее: бегло говорила на трех языках – армянском, грузинском и русском, есть неспелую смородину с куста отказывалась, ходила с вздернутым носиком, распустив по плечам смоляные волнистые волосы. А еще она через слово повторяла это непонятное «вайме», чем доводила меня до белого каления.

Потому я все лето с ней собачилась и мечтала дожить до того дня, когда она отчалит в свой Авлабар, а после ее отъезда до следующих летних каникул отчаянно по ней скучала.

Позавчера, доведенная тоской до глухого отчаяния, я даже села сочинять ей письмо. Исписала тетрадный лист, нарисовала внизу букет гвоздик, речку и мост. Надписала конверт в лучших традициях Ваньки Жукова: «Изолде в город Тбылысы», – и кинула в почтовый ящик.

Утром следующего дня письмо обнаружилось на кухонном столе.

– Откуда оно тут появилось? – опешила я.

У мамы были подозрительно круглые глаза. Она всегда округляла их, когда старалась не рассмеяться. Вот и сейчас она посмотрела на меня своими честными круглыми глазами и ответила:

– Почтальон тетя Рипсик принесла.

– Почему?

– Потому что ты на конверте не указала адрес Изольды. Ни улицы, ни дома, ни квартиры.

Я молча убрала письмо в ранец. Спросить, каким образом почтальон тетя Рипсик вычислила автора письма, не догадалась. Впрочем, вычислить меня было очень просто – тетя Рипсик жила через два дома от нас и отлично знала, у кого в «Тбылысы» имеется сестра «Изолда».

И сейчас, хрустя алычой, я рассказывала Неле о своем фиаско в эпистолярном жанре. Она слушала меня, деликатно сплевывая косточки в ладошку.

– Покажешь письмо?

После недолгих колебаний я достала из ранца конверт.

– Только никому не рассказывай.

– Ладно.

Неля выкинула под придорожный куст косточки, развернула письмо и громким шепотом принялась читать:

– «Дарагая Изолда. Мне семь с палавиной лет, можыт быть чють меньше. Яучюс в 1-А класе школы № 2. Кагда приедишь, я многа чиво тибе разскажу. у нас на дворе растут цвыты. назваится адуванчыки».

– На нашем дворе тоже растут одуванчики, – шмыгнула носом Неля.

– У вас их даже больше, чем у нас! – великодушно согласилась я.

– Ну да, – не стала возражать Неля и продолжила чтение: – «Мы стабой сорится нибудим. Мы будим играть в приятки и купаца в речки. У вас в Тбылысы есть речка? А у нас есть!» Если даже у них есть речка, то наша все равно лучше, – засварливилась Неля.

– Наша глубокая, и в ней много рыбы, – поддакнула я.

– А помнишь, как Кристина сандалии утопила?

Мы умолкли, вспоминая, как объясняли маме Кристины, почему она должна нам отдать сменную обувь дочери. Мама Кристины какое-то время хватала ртом воздух, потом вытащила из обувного ящичка туфли и поспешила с нами на реку. Всю дорогу она причитала, что сандалии были импортные, кожаные, их Кристинкин папа из Праги привез.

– И где я этой балбеске вторые такие сандалии достану? – ругалась Кристинкина мама.

Она так неприкрыто горевала, что Неля решила утешить ее:

– Тетя Света, Кристина сандалии топить не собиралась. Она оставила их на берегу, а сама полезла в речку – топить дневник. А то сегодня «кол» по чтению получила, боялась, что вы ее накажете. Сандалии просто нечаянно рекой унесло, а она догнать их не смогла!

– Мхм, – отозвалась тетя Света и добавила ходу.

– Вы только не говорите ей, что мы вам про «кол» рассказали, – спохватилась Неля.

– Мхм, – дыхнула огнем тетя Света.

Кристинка ждала нас на берегу. Издали углядев выражение лица матери, полезла в речку – топиться. Вслед за своими чешскими сандалиями. Но тетя Света умереть дочери не дала – она выволокла ее за шиворот из водоворота и вывернула наизнанку уши. Сначала правое, потом левое. А потом надавала тумаков – за сандалии, за «кол», за дневник. Кристинка молча вытерпела экзекуцию, надела туфли, и они с тетей Светой пошли домой. Мы с Нелей почтительно глядели им вслед – у тети Светы на попе боевито топорщилась юбка, а Кристинка пламенела ушами.

– Хорошо, что Кристинка не стала на нас обижаться, – шмыгнула я носом.

– А ведь могла, – вздохнула Неля и вернулась к моему письму: – «У Погосяна Гарика ис 2-Б вчира порвалис штаны. И фсе видыли ево трусы. Я тожы видыла. Но я нисмиялас. Мне была жалка ево. А другие смеялис». Я тоже не смеялась, – встрепенулась Неля.

– А чего смеяться, трусы как трусы! – пожала плечами я.

– Угум, – согласилась Неля и снова уткнулась в письмо: – «Ищо у нас был град. Все яблаки упали. Прабабужка праклинала пагоду. Такие дила, заканчиваю свае писмо. Этат красивы рисунак длятибя. Низабуд приехать вгости».