Читаем без скачивания Личное дело женщины-кошки - Дарья Донцова

– Отдел расчетов беспокоит. С вашего номера седьмого декабря звонили в Алехино.

– Ошибка вышла, – бойко ответила Шпынь, – восьмерка отключена.

– Девушка, – процедила сотрудница телефонной станции, – по талону звонили.

– И какие ко мне претензии? – обозлилась Рита. – Сами небось знаете, талон с заранее оплаченным временем берут. Или решили два раза поживиться? Больно расторопные, сначала вам за талончик заплати, затем еще и за сам разговор?

– Неча жульничать! – взвилась собеседница. – Думали, мы не заметим? Талон срок действия имеет, вы воспользовались им, когда он в пустую бумажку превратился!

– Еще чего! Заплатил и говорил, – обозлилась Рита, она сразу сообразила, что услугой воспользовался Богдан.

Сама Маргарита в Алехино не звонила, а из посторонних на второй этаж мог подняться лишь Ломейко. Наверное, пока она таскала пакеты с посудой, жених с кем-то болтал.

– Полаялись мы крепко, – вздыхала сейчас Рита, – я на бабу наорала! Больно она меня завела. И Богдан хорош! За чертом тренькать в Алехино, оно тут в двух шагах, поезжай по дороге и встречайся с нужным человеком! Все равно ему в ту сторону ехать. Да я бы этот разговор с телефонисткой давно забыла, но только швырнула трубку, а она снова на рычаге трясется!

Рита решила, что ее опять беспокоит настырная операторша, схватила телефон и заорала:

– Отстань, надоела!

– Маргоша, – прозвучал в ухе голос матери Ломейко, – горе у нас. Богдашу избили, он в больнице, очень тяжелый.

Глава 26

– Вы дружили с матерью Ломейко? – спросила я.

Рита пожала плечами.

– Мы не дуры, было понятно, что скоро с Богданом поженимся, зачем нам гавкаться? Елизавета Андреевна делала вид, что в восторге от выбора сына, а я с ней никогда не сварилась. Худой мир лучше доброй ссоры.

– Вы и сейчас перезваниваетесь?

Рита помотала головой.

– Нет, после похорон мы не виделись. Елизавета Андреевна за поминальным столом на меня налетела чуть ли не с кулаками, дескать, из-за меня Богдаша погиб, я у него денег на кафе клянчила, вот он и пошел в долг брать! Пришлось на место бабу поставить! Я ей заявила: «Не надо грязи! Ни копейки из вашей семьи я не увела, наоборот, помогала, кормила Богдашу бесплатно, ни рубля он за обеды не платил, а ел каждый день. И не он в долг брал, а ему деньги вернули». Не успела я договорить, как Елизавету Андреевну переклинило! Кинулась ко мне, облила водкой из стакана, завизжала: «Убийца!» Ну я и ушла! Сама понимаешь, после такого охота чай вместе пить отпала. И с чего она опсихела! В больнице нормально держалась!

– Богдан не сразу умер?

– Через сутки.

– Что-нибудь говорил перед смертью?

Рита грустно глянула в сторону окна.

– Хочется думать, что он меня узнал, да только это неправда. Глаза он открыл, я обрадовалась, схватила его за руку, талдычу: «Богдаша, Богдаша, любимый». А он вдруг сказал очень четко: «Морозко!»

– Тебе холодно? – засуетилась Маргарита. – Еще одеяло принести?

– Меня… убили… – по-прежнему четко сказал Богдан.

– Кто? – затряслась Рита. – Ты видел его?

– Морозко, – повторил Ломейко и замолчал.

– Милый, говори, – стала умолять Шпынь, – еще хоть словечко.

Но водитель больше не раскрыл рта.

– Бредил он, – завершила разговор Рита, – невесть что ему чудилось! При чем тут Дед Мороз? Хотя декабрь был очень холодный, Новый год подкатывал.

– Так он о Деде Морозе вспоминал? – решила уточнить я.

– Ну да!

– Пять минут назад вы говорили про Морозко.

– Это же одно и то же, – улыбнулась Рита.

– Не совсем, – покачала я головой.

– Да какая теперь разница, – махнула рукой Маргарита, – Богдаша давно в могиле, уже кости истлели, а я три раза замужем неудачно побывала!

– Скажите, Рита, Алехино отсюда недалеко?

– Летом да!

– А зимой? – удивилась я. – Разве дорога от времени года зависит?

Маргарита оперлась локтями о стол.

– Алехино на той стороне реки, за свалкой. Если по шоссе ехать, то это крюк в двадцать пять километров. Но можно пешком добежать, от моего кафе быстрым ходом полчаса напрямик. Только зимой не дойти. Надо через лес плюхать, а он густой, сугробов до неба навалено, да и речка до конца не замерзает, она быстрая слишком, а морозов теперь нет. Вот летом просто, по тропочке до оврага, а затем вброд. Раньше, когда химзавода не было, алехинцы так на рынок шастали, а потом городок вымер, немец фабрику построил, и людей на автобусе возить стали по шоссе. Мало кто про тропку помнит.

– Значит, зимой не пройти?

– Если снег лежит, то тяжело, впрочем, можно пробраться, да зачем? – пожала плечами Рита.

– Спасибо вам, – с чувством сказала я.

– Не за что, – ответила Маргарита.

– И последнее, не продадите мне ведро?

– Вот уж глупость придумала! – подпрыгнула Маргарита.

– Рита, вы хотите знать, кто убил Богдана?

– Ну… в принципе да, – осторожно согласилась Шпынь.

– Тогда продайте мне мусорку!

Маргарита встала и молча вышла, через пару минут она вернулась назад, грохнула на пол ярко начищенное ведро и сказала:

– Бери!

Я вынула кошелек.

– Сколько?

– Даром увози!

– Неудобно!

– На фиг оно мне, – нервно воскликнула Рита, – отпала охота его в туалете держать. И как я не догадалась! Несчастливое оно! Стоило сюда его принести – беды посыпались! Сначала Богдашу убили, потом замуж я неудачно выходила. На неудачу железка заговоренная, увози ее от меня!

Дом в Ложкине сверкал огнями, словно новогодняя елка. Не успела я войти внутрь, как Маруська выскочила в холл и зашептала:

– Муся, как ты долго! Все готово.

– Что? – изумилась я.

Маруська поманила меня пальцем.

– Иди сюда!

С загадочным видом Манюня привела меня в маленькую гостиную, расположенную в дальнем конце коридора, и спросила:

– Нравится?

– Замечательно, – покривила я душой, так и не понимая, почему должна испытывать восторг.

– Как живая, да? – ликовала Маня.

– Кто? – я перестала притворяться.

– Ничего не видишь?

– Нет.

Маруська принялась демонстративно кашлять.

– Кха, кха, кха…

На пятом приступе фальшивого коклюша занавеска зашевелилась, из-под нее выползла большая улитка и медленно двинулась в противоположный угол комнаты.

– Нашла брюхоногую! – возликовала я.

– М-да, – кивнула Маруся, – супер? Назвали ее Брунгильда! Мне имя понравилось, прикольное!

Внезапно улитка остановилась и упала на бок.

– Умерла! – испугалась я.

– Ира! – возмутилась Маруська, – сколько раз тебе говорить, не дергай леску.

– Она сама заваливается, – донесся голос домработницы.

Я завертела головой: где Ирка? Отчего ее не видно?

Драпировки на втором окне заколыхались, высунулась растрепанная голова Иры.

– Тама на паркете вмятина, – сообщила она.

– Пол ровный, – сердилась Маша, – ты просто резко леску подсекаешь, а надо плавно, нежно, не по-медвежьи!

– Если я Топтыгин, то сама ее тащи, – обиделась домработница.

– Брунгильда неживая, – с разочарованием отметила я.

– Плюшевая, – деловито уточнила Маня, – но если Ира аккуратно за леску потянет, Дегтярев примет ее за самую всамделишную улитку!

– Не прокатит, – скривилась я, – полковник не дурак!

Маруся прищурилась.

– Муся! Если мы не станем зажигать верхний свет, включим торшер, то классно получится. Ты сначала в Брунгильде не засомневалась!

– Пока она не свалилась!

– Вот! Очки Дегтярев потерял!

– Это я их спрятала, – призналась я.

– Классно! – одобрила Машка. – Полюбуется он на улитку и выгонит Марину.

– Она еще здесь?

– Ага, – с раздражением ответила Маня, – наглее никого не встречала! Прямым текстом ей сказала: «Убирайся прочь!» А она глазом не моргнула, развернулась и пошла наверх, как у себя дома. Ира! Лезь за занавеску, а ты, муся, тащи сюда полковника.

– Мы практически не пользуемся малой гостиной, под каким предлогом привести сюда Александра Михайловича?

– Придумай!

– Может, перенесем спектакль в столовую?

– Нет, – отказалась Маня, – там высокие подоконники и свет очень яркий. Мусечка, ты умная, сообразишь!

Как большинство людей, я легко становлюсь объектом манипуляций. Если кто-то начинает хвалить меня: «Ты храбрая, ловкая, смелая», то я готова выпрыгнуть из самолета без парашюта исключительно ради оправдания чужих ожиданий. Вот и сейчас, услыхав про свой редкостный ум, я помчалась в спальню к Дегтяреву и толкнула дверь.

Но, невиданное дело, она оказалась запертой, я удивилась – в Ложкине не принято закрываться.

– У тебя все в порядке? – крикнула я, дергая ручку. – Чего затаился? Ау? Отзовись! Сим-сим, откройся!

Дубовая створка слегка отошла от косяка, показалось востроносое личико Марины.

– Вы зачем шумите? – сделала мне замечание нахалка. – Саша отдыхает! Врач ему велел соблюдать полный покой!