Читаем без скачивания Муж, жена, любовница - Олег Рой

— А что из-за этого гада с нами будет через десять лет? — не выдержав, перебила его Юлия. — Сойдем с ума? Рехнемся? Или нас уже вообще не будет на этом свете?

— Юля, у нас завтра самый трудный день, мы идем в логово врага. Все эмоции надо отключить. А то сделаем что-нибудь не то, и придется жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Если будешь продолжать в таком же духе, не возьму тебя с собой.

— Все, все, — вздохнула она. — Беру себя в руки. Мне кажется, я никогда не чувствовала себя такой злой и такой кровожадной… Так что ты предлагаешь?

И Владимир изложил ей свою идею "бескровной кровной мести". Он убедительно заявил, что убийство человека — не ее, да и не его жанр. Месть заключалась в том, чтобы навредить преступнику как можно сильнее, пользуясь его собственными ценностями, тем, чем он сам дорожит. Как именно — сориентируются на месте. Их задача: довести преступника до такого состояния, чтобы он сам себя наказал.

— Заразил. Отравил. Пришел с покаянием к властям… Что угодно сделал, — настаивал Владимир. — Но только чтобы сам, понимаешь? А не мы. Мы должны дать ему понять, что все знаем о его преступлениях, и пусть этот мерзавец сам себя казнит.

Да, план Владимира был одновременно и прост, и опасен. Прийти с приветом от бывших коллег — как вчера; представиться семейной парой, заговорить, запутать Питера, не давая опомниться. Постараться, чтобы он не узнал их сразу, а потом, по ходу дела, выложить карты…

С такими намерениями они и отправились на следующий день по прокаленной солнцем дороге к дому Петрушевских. На трассе быстро поймали машину, назвали адрес — и вот они опять у ворот зеленого сада, где вдали белеют колонны уютной виллы.

Дверь открыл сам хозяин. Они представились, и Питер широким жестом пригласил их войти. В гостиной стоял полумрак: жалюзи были опущены, и прямые лучи солнца в комнату не проникали. В углу работал большой телевизор — похоже, перед их приходом Питер смотрел новости.

— Проходите, пожалуйста, — несколько смущенно улыбнулся он, видимо, гостей не ожидал. — Как хорошо, что вы снова пришли! Жена рассказала мне о вашем вчерашнем визите, но я не смел и надеяться, что вы еще раз выберете для нас время… Хотите кофе? Чаю? Валерия скоро выйдет к нам; она сегодня плохо спала, уснула только к утру, и теперь ей надо прийти в норму.

Войдя в дом, Юлия не стала снимать солнцезащитные очки и соломенную шляпку с большими полями, прикрывавшими ей пол-лица. Ей не хотелось, чтобы Питер ее сразу узнал.

— Ну мы ведь обещали вашим друзьям разыскать вас. Как же можно не сдержать слова?… И я с удовольствием выпью с вами кофе, — подхватил разговор Владимир.

— А вам что налить? — гостеприимно обратился Питер к Юлии.

— Мне тоже кофе, — сказала она как можно безразличнее, поправляя шляпку и стараясь не выдать себя взглядом или движением. Господи, он, он, это действительно он! Она чуть не застонала от бессильной ярости, и все внутри закипело, сжалось от злого волнения.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил их Питер. — Я действительно несказанно рад вашему приходу. Сейчас приготовлю кофе…

Как только он вышел из комнаты, Юлия нервно зашептала Владимиру:

— Он нас не узнает, ура, удача!

На что Владимир, покашливая, отозвался:

— Да, Юлечка, только спокойней, спокойней…

Вернувшийся с кофе хозяин дома был явно настроен на долгую беседу. Откинувшись в кресле, он стал спрашивать, что они знают о Петербурге, об институте, об общих знакомых. Владимир с явным удовольствием стал перечислять:

— Знаете, Питер, всех ваших здорово разбросало по свету, кого куда. Саша Томилин в Италии, Юра Огнев — в Голландии, Славик Медведев — в Шотландии… Ну просто по всему земному шару. А в Палермо, в Институте мозга, работают аспиранты из группы Ирины Бадмаевой. Эти еще совсем молодые, новенькие, вы их не знаете. Да и мы тоже не очень, мы ведь из Москвы. Наши с вами знакомые узнали, что будем в ваших краях, и просили обязательно зайти к вам, передать поклон от коллег. Они вас помнят, ценят, все рассказывали о каких-то ваших уникальных опытах на животных…

— Ох и молодцы ребята, вот молодцы! Надо же — помнят обо мне! Действительно, институт-то у нас был небольшой совсем, все друг друга знали… И нб тебе — по всему свету рассыпались! — Чувствовалось, что эта тема задела Питера, находящегося в весьма сентиментальном настроении, он расслабился от приятных воспоминаний, на гостей почти не смотрел и выглядел сейчас совсем милым, домашним, ничуть не опасным человеком…

"Потерял бдительность?" — пронеслось в голове Юлии. От Питера попахивало спиртным — и это в полдень! Если он еще и пьет, то тогда понятно, откуда этот благостный настрой, слезное умиление. Юлия внимательно смотрела на Питера. Он не только опростился, он слегка одичал, покруглел, потолстел за год. В нем и следа не осталось от петербургского интеллигента — теперь он выглядел каким-нибудь среднеевропейским рантье. И по мере того как он расходился и мягчел на глазах, становилось все более заметно, что он впадает в эйфорию, какая обычно настигает сильно пьющих людей даже после малой дозы спиртного.

Поговорив с гостями о том о сем, Питер пригласил их остаться на обед. Валерия к столу не вышла. Наблюдая, как им прислуживает все та же молодая мулатка, хозяин перешел к рассказам о местной жизни. Он стал в лицах изображать местных аристократов, богатых выходцев из Франции, живущих постоянно на Сен-Бартельми. Зло смеясь над ними, жалуясь на ограниченность и чванство своих соседей, он не сумел скрыть, насколько глубоко его гордость уязвлена тем, что эта среда не принимает его. Дома, в России, он привык быть первым и лучшим. Но для старой французской аристократии, несмотря на его приличные доходы, он все равно не был ровней.

— Ну и что ж такого, что сейчас я работаю гидом, но я же профессор, у меня десяток книг, около полусотни статей… — горячился Питер. — Все равно я для них пролетарий. Пролетарий умственного труда… — По его речи, по жестам становилось все более заметным, что он стремительно пьянеет.

Юлия подумала, что, если бы Валерия сидела с ними за столом, такого Питера они бы не увидели. А хозяин тем временем уже разговаривал сам с собой.

— Да, было дело, ушли молодые времена, я уж и вспоминать перестал про те годы. А сейчас вы мне напомнили, и заныло сердце… — Он залпом допил очередной бокал и мутными глазами посмотрел на гостей. — Ну а вы как? Как отдыхаете? Хотите, я покажу вам все самое-самое, что здесь только есть? Яхты, пляжи, суперэлитные отели… Могу провести внутрь. Увидите, как живут самые крутые богачи в мире. Хотите, правда? Я проведу вас бесплатно… Как вы тут отдыхаете? — Он начинал повторяться, становился навязчивым, неприятным — алкоголь делал свое дело.

И он все еще ничего не подозревал. Просто русские — пришли передать привет, пообщаться. Он рад. Ему здесь скучно, на этом райском острове. Он почти не смотрел на гостей из Москвы, и разговор превратился в его бесконечный монолог. После обеда, как и полагалось, они пили ликеры, потом опять кофе, потом чай. А Питер все говорил и говорил.

И вдруг внезапно, как это бывает только близ экватора, наступила темнота. Жара начала спадать, Юлия предложила мужчинам выйти на воздух, и все вместе перешли на открытую веранду, где уселись в плетеные кресла. Мулатка и сюда снова подала чай, включила красивые фонарики в саду. Где-то кричали птицы, шершаво шелестели жесткие листья огромных пальм…

Юлия подошла к перилам и посмотрела на черное небо, усеянное крупными сверкающими звездами. Ей хотелось как-то дать знать Владимиру, что пора наконец приступать к тому главному, ради чего они затеяли всю эту историю. Она уже устала. Давно подолгу не сидела в гостях, не слушала таких дурацких разговоров и самовлюбленных выступлений. Скоро мужчины окончательно побратаются, подумала она, анекдоты будут рассказывать и песни петь. Однако до анекдотов в тот вечер дело не дошло.

— Скажите, пожалуйста, Питер, у вас не найдется случайно камфары? — обратилась Юлия к изрядно захмелевшему хозяину как ни в чем не бывало. — У меня от этого климата что-то начались перебои с сердцем, пульс неровный, а вы ведь биолог, медик, у вас должна быть такая редкость.

Питер рассеянно посмотрел на Юлию. А она продолжала, чтобы не оставалось уже никаких сомнений:

— Вы знаете, камфара — это мое самое любимое лекарство. Вот уже больше года я ничего не признаю, кроме старой доброй камфары…

Питер застыл, вглядываясь в нее теперь уже хищно, внимательно, как будто не веря своим глазам. На его лице промелькнуло выражение испуга, потом досады, и он махнул на гостью рукой, как будто отгоняя неприятное, надоедливое видение.

— Да тьфу на вас, что вы такое говорите? Что вы придумали? Какие перебои, какая камфара? Давайте-ка я вас проконсультирую, по старой памяти… м-м-м, ну хотя бы завтра. Хорошо? Завтра утром приходите ко мне в клинику. Сдадите анализы. Ах да, у меня же здесь нет клиники… Вы знаете, я так привык к тому, что я всем могу помочь, всем друзьям, знакомым…