Читаем без скачивания Ленин: политический портрет. Кн. 2. - Дмитрий Волкогонов

Ленин, как всегда, категоричен: он знает, что его гражданская война справедлива, что если она справедлива, то "гибель сотен тысяч" — это чуть ли не достижение Русский писатель, посмевший высказать свою точку зрения на происходящее, сразу же становится "жалким мещанином".

Ленин далее утверждает, что "интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно".

Вот так цинично и плоско вождь русских большевиков оценил интеллигенцию своего отечества. Это не поразительная историческая близорукость, а "слепота классовых очков". К тому же, повторю, я глубоко убежден, прочитав множество документов о Ленине, — он никогда не любил Россию, как и ее интеллигенцию.

В конце письма Ленин не упускает, конечно, возможности нанести хлесткий удар и самому Горькому: "Не раз и на Капри и после я Вам говорил: Вы даете себя окружить именно худшим элементом буржуазной интеллигенции и поддаетесь на ее хныканье… Вполне понимаю, вполне, вполне понимаю, что так можно дописаться до того, что-де "красные такие же враги народа, как и белые" (борцы за свержение капиталистов и помещиков такие же враги народа, как и помещики с капиталистами), но и до веры в боженьку или в царя-батюшку. Вполне понимаю.

Ей-ей погибнете*, если из этой обстановки буржуазных интеллигентов не вырветесь! От души желаю поскорее вырваться.

Лучшие приветы.

Ваш Ленин".

Письмо, коряво написанное в истинно ленинском духе, выносит приговор российской интеллигенции. Раз она смеет сомневаться, даже быть "околокадетской", то какой же это мозг нации, это просто "г…о". Классовый скальпель Ленина безжалостен; мозг нации поврежден. На долгие десятилетия. Но это, так сказать, частное письмо, которое выражает прежде всего мировоззренческую установку самого вождя по отношению к интеллигенции, не принявшей революцию. Возможно, это так бы и осталось личным делом Ленина, не будь он главой советского правительства и признанным лидером большевиков. Ведь было ясно, что он просто не доверял интеллигенции. Вождь давно уже говорил, что "литературное дело должно стать составной частью… партийной работы". Разумеется, партийно-большевистской.

Уверовав раз и навсегда, что абсолютной истиной является марксизм, а затем большевизм, Ленин отказывал всем, абсолютно всем, иметь право на другую точку зрения и считать ее верной… На примере ленинского ума, мощного, сильного, но закованного в латы ортодоксального догматизма, можно проследить драму его политизации в такой степени, что мироощущение вождя превратилось в выражение светской религии, каковой стала идеология большевизма. В ленинской нетерпимости к инакомыслию есть нечто от средневековой инквизиции: вполне так можно дописаться до того, что-де "красные" такие же враги народа, как и "белые". Ленин не может даже теоретически допустить, что может быть прав кто-то, кроме "красных". Это ум религиозного фанатика, который не хочет в цепи рассуждений и аргументов даже допустить доводы иного плана. Ленин верит и требует, чтобы так верили и другие.

Все дело в том, что Ленин мог действительно требовать, ибо он был первым властным человеком в октябрьском эксперименте, облечен правами главы ордена диктатуры пролетариата. Поэтому другое его письмо, точнее, пространная записка, написанная Сталину, носит характер категорической директивы по отношению к инакомыслящей интеллигенции.

"т. Сталин!

К вопросу о высылке из России меньшевиков, народных социалистов, кадетов и т. п. я бы хотел задать несколько вопросов ввиду того, что эта операция, начатая до моего отпуска, не закончена и сейчас.

Решено ли "искоренить" всех этих энесов? Пешехонова, Мякотина, Горенфельда? Петрищева и др.?

По-моему, всех выслать. Вреднее всякого эсера, ибо ловчее. Тоже А.Н.Потресов, Изгоев и все сотрудники "Экономиста" (Озеров и мн. мн. другие). Меньшевики Розанов (врач, хитрый), Вигдорчик, Мигуло или как-то в этом роде, Любовь Николаевна Радченко и ее молодая дочь (понаслышке злейшие враги большевизма); Н.А.Рожков (надо его выслать; неисправим); С.Л.Франк (автор "Методологии"). Комиссия под надзором Манцева, Мессинга и др. должна представить списки, и надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго.

Насчет Лежнева (бывший "День") очень подумать: не выслать ли? Всегда будет коварнейшим, насколько я могу судить по прочитанным его статьям.

Озеров и все сотрудники "Экономиста" — враги самые беспощадные Всех их — вон из России. Делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов — выезжайте, господа!

Всех авторов. Дома литераторов", питерской "Мысли"; Харьков обшарить, мы его не знаем, это для нас "заграница". Чистить надо быстро, не позже конца процесса эсеров.

Обратите внимание на литераторов в Питере (адреса, "Новая Русская книга", № 4, 1922 г., с.37) и на список частных издательств (стр.29).

С коммунистическим приветом Ленин".

Полицейское распоряжение Ленина, бессвязное, но написанное на одном дыхании, химическим карандашом, — беспощадно, жестоко по своему содержанию. Безусловно, это послание вождя адресат расценил как директиву, начертав в верхнем углу: "Т. Дзержинскому, с возвратом. Сталин".

Мы долго, более четверти века, размышляли после XX съезда партии, откуда пришла к Сталину беспримерная жестокость по отношению к своим соотечественникам. Не было и намека даже подумать (автор настоящей книги в том числе), что отцом внутреннего терроризма, беспощадного и тотального, был сам Ленин. Другое дело, откуда у Ленина эта страсть. Он не бегал из тюрем и ссылок, как деклассированный революционер Джугашвили, а спокойно проживал в благополучных странах и городах…

Думаю, все это от усвоенной Лениным философии "революционного права и морали" — все дозволено во имя достижения цели. Макиавелли не мог и предположить, что в истории будет столь прилежный интерпретатор его теории. Помните, как в своем "Государе" выдающийся мыслитель эпохи Возрождения писал: "О действиях всех людей, а особенно государей, с которых в суде не спросишь, заключают по результату, поэтому пусть государи стараются сохранить власть и одержать победу. Какие бы средства для этого не употребить, их всегда сочтут достойными и одобрят…"

Фанатичная вера в то, что история оправдает любые его шаги и меры, если цель будет достигнута, окончательно поселилась в сознании Ульянова-Ленина, когда власть (довольно неожиданно и для него самого) оказалась в руках большевиков.

Я бы назвал это явление якобинством души. Лидер партии, как глава специальной службы, показывал пример чекистам, как нужно "заботиться" о выполнении "спущенных" партией директив. Уже в конце 1922 года Ленин вновь возвращается к теме высылки. Он диктует по телефону Фотиевой записку для Сталина еще об одном вольнодумце, Н.А.Рожкове:

"…Предлагаю: первое — выслать Рожкова за границу, второе — если это не пройдет (например, по мотивам, что Рожков по старости заслуживает снисхождения), то… послать, например, в Псков, создав для него сносные условия жизни и обеспечив его материально и работой. Но держать его надо под строгим надзором, ибо этот человек есть и будет, вероятно, нашим врагом до конца.

Ленин".

Так Ленин вносил личный вклад в реализацию своей зловещей формулы: "Очистим Россию надолго". От интеллектуальной совести. Ленина не останавливало, что его указание "перстом вождя" на жертвы — глубоко аморально. Ведь он лично был знаком с большинством тех, кому он предписывал: Зон из России". Если письмо к Горькому — суть выражения умонастроения Ленина по отношению к интеллигенции, то записка, адресованная Сталину, — конкретная директива, требующая быстрого исполнения.

К слову, не без ленинского влияния Политбюро ЦК в августе 1922 года приняло еще одно решение, расширяющее круг репрессий против интеллигенции, коллективный мозг" постановил "одобрить предложения т. Уншлихта о высылке заграницу контрреволюционных элементов студенчества. Создать комиссию в составе Каменева, Уншлихта, Преображенского". Большевики, ведомые Лениным, смотрели вперед; отрывали от родной почвы не только зрелых людей, но и зеленую поросль.

Таков был Ленин: он мог из безопасной Швейцарии заклинать социал-демократов в России идти путем революции, спокойно проживая при этом царскую пенсию матери и ее доходы с аренды поместья. Он мог, демонстрируя приверженность высшим принципам нравственности, протестовать: кто "солгал или кто интриговал в изложении частной беседы между мною, Мартовым и Старовером" (А.Н.Потресов) — и решительно предлагать высылку из отечества того же Потресова, которого знал с самого порога века… У Ленина "комплексов" не было; когда речь заходила о политике — для морали места не оставалось. Двойной стандарт в морали он считал естественным для себя.