Читаем без скачивания Здравствуй, Галактика! (сборник) - Владимир Рыбин

— Чего это? — равнодушно спросил Чуприн.

— Такая жидкость. Она в камне содержится. Стали, значит, они ее добывать…

— Контрабандно?!

— Как вам сказать? Дело в том, что эрба людям совсем ни к чему, они даже и не знают о ее существовании. А на Земле ее больше, чем воды в океанах.

Чуприн начал соображать, чего на Земле больше, чем воды, и ничего не придумал. Разве что самой земли?

— О базальте слыхали? — спросил Иван Иванович. — Все, что на поверхности планеты — и моря, и поля, и горы — на нем лежит.

— И города?

— И города. Базальт — это вроде как фундамент всему.

— Как же его можно ковырять, фундамент, да еще без спросу?

— Я ж и говорю: много его на Земле. Стали они добывать эрбу, превращать ее в излучение и отправлять в космос…

— Воровски как-то. Чего ж не по-человечески? Связались бы с властями, так, мол, и так, вам вроде ни к чему, а нам позарез…

— А вы вот лично можете отдать то, что вам не нужно? — неожиданно спросил Иван Иванович.

— Пожалуйста. — Чуприн пожал плечами и принялся ощупывать себя. Но все вроде было на месте, все нужно.

— Билет автобусный у вас в левом кармане. Отдайте его мне.

Пошарив в кармане, Чуприн и верно вынул билет. Вспомнил, что еще на прошлой неделе ездил с Нюрой в кино. Сам, как положено, без билета в автобусе ехал, а на Нюру взял. И сунул в карман, поскольку билет был «счастливым»: номер — сплошные пятерки. Счастья он ему, правда, не принес: Нюра в тот раз ушла рано, сказав, что кино она и дома может посмотреть по телевизору.

Чуприн разгладил билет на ладони, снова подивившись такому редкому номеру — из одних пятерок, и вопросительно посмотрел на Ивана Ивановича.

— А зачем он вам?

— Вот видите? Самому не нужно, а отдать жалко. Вы думаете, один такой?

— Да не жалко! — растерянно сказал Чуприн. — Я и нужное отдам, если надо. Но ведь интересно же узнать…

В этот момент за зеленым забором что-то зашумело, словно там вдруг высыпали на железный лист целый кузов шлака. Чуприн оглянулся, и показалось ему, что труба качнулась. Звездочек в небе никаких не было, но, как и позавчера, запахло послегрозовой свежестью, а собака во дворе уже не завыла — зашлась на самой неистовой тоскливой ноте.

«Э-э, непорядок!» — подумал Чуприн и пошел к забору с намерением теперь же перелезть через него. Но вдруг остановился от неожиданной мысли: «Откуда этот странный сегодняшний Иван Иванович узнал про билет в кармане?»

Он резко повернулся, но никого не увидел. Стояли под скамьей одни только галоши, и от них шел белый дымок, как от сухого льда у знакомой мороженщицы на вокзале. Галоши быстро таяли, исчезали, не оставляя луж.

— Э-э! — сказал Чуприн и бессильно опустился на то место, где только что сидел Иван Иванович. И тут же вскочил, принялся хлопать себя по штанам: скамейка была нестерпимо горяча.

За забором тем временем все утихло, и собака успокоилась. Чуприн в растерянности постоял перед скамьей, подумал и решил, что надо теперь же идти к начальнику и… как когда-то говорил принц Гамлет, — «была не была»…

— А, ты-то мне и нужен! — воскликнул начальник, едва младший лейтенант переступил порог. — На-ка прочти.

Он протянул через стол знакомую по небольшому формату городскую газету и многозначительно улыбнулся. Чуприн аккуратно развернул ее. Внизу, где обычно печатались «Шутки деда Егора», увидел большой заголовок: «Чей завод?» И, не читая, все понял.

— Я так и думал? — радостно воскликнул он. И посерьезнел, наткнувшись на суровый взгляд начальника.

— Нет, это я так и думал. А вы вместо того, чтобы досконально знать, что творится на вашем участке, несли мне какую-то чушь о саморастворяющихся гражданах. А на вашем участке вопиющая бесхозяйственность. Оказывается, какая-то организация еще несколько лет назад начала строить этот завод безалкогольных напитков…

— Я же только год… — вставил Чуприн.

— Начала строить этот завод, — возвысил голос начальник, недовольный тем, что его перебили, — потом заморозила стройку, поскольку с кем-то укрупнялась, а потом почему-то самоликвидировалась. Документы о заводе путешествовали-путешествовали по организациям и, наконец, утонули где-то в архиве. Газетчик раскопал все это, газетчик, а не вы, который должен был видеть непорядок и доложить. Что я теперь скажу в горисполкоме? Покажу ваш бумажник?..

Он крутнулся на своем стуле, не глядя, привычно попал ключом в скважину сейфа, дважды повернул. Из сейфа дохнуло запахом озона. Начальник сунул руку в темную глубину и сразу же выдернул ее.

— Вот, черт, жжется!

— Ага! — обрадовался младший лейтенант. — Я тоже ожегся. Вчера о столб, а сегодня о скамейку. Как пропадает, так сразу горячо становится.

— Пропадает?

Начальник заглянул в сейф, осторожно, чтобы не ожечься, пошарил там. Бумажника не было. Сначала он подумал, что бумажник почему-то сгорел. Но все другие бумаги были целы. И он в недоумении уставился на подчиненного.

— Что это значит?

— Пропал? — участливо спросил Чуприн.

— Я спрашиваю, что это значит?! — рассердился начальник. Недоумение, с которым не знал, что делать, сменилось привычным гневом за нерадивость подчиненного, принесшего этот самоисчезающий бумажник. Дело осложнялось тем, что находку успели заактировать, и как теперь отчитываться о пропавших деньгах, он не имел понятия.

— Иван Иваныч вот так же пропал, — посочувствовал Чуприн. — Одни галоши остались.

— При чем тут Иван Иваныч?!

— Так ведь пропал.

— Ну и что?

— Непорядок.

То ли подействовал привычный термин, то ли факт пропажи еще чего-то, кроме бумажника, что могло помочь ему объяснить таинственное исчезновение ценной находки, только начальник вдруг успокоился.

— Надо было не допустить, раз непорядок. Человек не бумажник. Теперь что же, объявлять всесоюзный розыск?

Чуприн переступил с ноги на ногу. До этого он как-то не додумался. Но, с другой стороны, разве только Иван Иваныч пропал? А верная подруга Нюра? А неизвестный гражданин, обронивший бумажник? Если все они пропали, чего ж об этом никто не заявлял? Может, они и не пропали вовсе, может, это ему померещилось?

«И бумажник тоже померещился? — спросил себя Чуприн. — Сразу двоим? Что это — коллективная галлюцинация?..» Ему стало легко от мысли, что он не одинок, и подумалось, что уж лучше пусть медкомиссия признает его ненормальным, чем всю жизнь ходить с тяжкой верой в нечистую силу. От галлюцинаций врачи знают, как лечить. А поди-ка попробуй доказать, что все виденное правда. Свихнешься только от того, что все тебя будут считать свихнувшимся.