Читаем без скачивания Ранняя история нацизма. Борьба за власть - Лев Гинцберг

Результат выборов превзошел самые пессимистические предположения: Людендорф собрал лишь 285 тыс. голосов. Во втором же туре нацисты призвали к голосованию за другого военачальника-монархиста — Гинденбурга, который был кандидатом всех реакционных сил страны; он и оказался избранным, что необычайно вдохновило всех сторонников реставрации монархии и установления «сильной власти». После избрания Гинденбурга деятельность всякого рода военизированных союзов, «патриотических» объединений и других реакционных организаций еще более активизировалась, причем целью большинства их руководителей, выступавших под монархическими лозунгами, было в действительности не столько возродить кайзеровский режим, сколько ввести в Германии диктатуру, пусть в более современной форме, но способную обеспечить ликвидацию буржуазно-демократических свобод и подавление рабочего движения.

В эти годы, когда собственно фашистские организации, как НСДАП, были существенно ослаблены, особенно активную роль на крайне правом фланге реакции играли такие милитаристские союзы, как «Стальной шлем», «Викинг», «Младогерманский орден», «Вервольф» и др. Наиболее крупным из них был «Стальной шлем», почетным членом которого являлся новый президент республики; численно этот союз вплоть до первых лет мирового экономического кризиса превосходил все остальные военизированные формирования, включая штурмовые отряды НСДАП. Следует отметить, что в последующем указанные организации с энтузиазмом приняли фашистскую диктатуру (глава «Стального шлема» Зельдте в течение всего существования нацистского режима был членом имперского правительства), что свидетельствует об их близком родстве с ней (хотя и не о полной идентичности). Все это объясняет, почему демократы квалифицировали «Стальной шлем», «Младогерманский орден» и подобные им союзы, как фашистские, и вели против них столь же решительную борьбу, как против НСДАП. В тогдашних условиях (о них говорилось), во всяком случае до 1929 г., было непросто определить, какая именно из реакционных организаций станет главным носителем фашизма в Германии.

Возвращаясь к президентским выборам 1925 г., следует сказать, что фиаско Людендорфа и «измена» нацистских лидеров вконец испортили взаимоотношения с генералом — их бывшим сообщником. Но это в конечном счете лишь было на руку нацистам, ибо генерал своими нападками на всех и вся, особенно яростной борьбой против «мирового заговора католической церкви», мог лишь помешать реализации планов привлечения на сторону фашизма самых различных социальных слоев вне зависимости от их принадлежности к той или иной церкви.

В первый период после возобновления легальной деятельности национал-социалистической партии, когда еще допускалось существование в ней различных взглядов, шла довольно оживленная дискуссия о возможных путях ее развития. Вывод, к которому пришла верхушка НСДАП, — необходимость ориентироваться прежде всего на ликвидацию Веймарской республики «изнутри». «Мы воткнем наши носы в рейхстаг, — говорил Гитлер Гессу. — Конечно, превзойти марксистов в численности голосов потребует больше времени (по его мнению, пять — семь лет. — Л.Г.), чем перестрелять их». Для многих сторонников нацистской партии (особенно людей без определенных занятий, профессиональных военных, не имевших гражданской специальности, деклассированных элементов) новая тактика была неприемлема. Их устраивала не долголетняя осада крепости, а только ее штурм. Нацистским главарям пришлось столкнуться с недовольством даже в своей «метрополии» — Мюнхене, где число членов партии, по некоторым сведениям, к осени 1926 г. упало до 700 человек. Частым случаем неприятия «нового курса» был довольно распространенный отказ от участия в выборах. Подобные настроения, как уже отмечалось, были сильнее всего на севере и северо-западе страны. Эти районы по своей экономической структуре и социальному составу населения существенно отличались от преимущественно аграрной в те времена Баварии. Рурская область, Гамбург, Средняя Германия — все это были важные индустриальные центры с многомиллионным рабочим классом, оплотом рабочего движения. Чтобы стать здесь твердо, фашизм должен был изменить подход к объектам своей пропаганды, подладиться к существующим условиям, играть в «левизну», пытаясь доказать, что за словечком «социалистическая» в названии партии действительно стоит какое-то содержание. Здесь-то и могли очень пригодиться Грегор Штрассер, а также его брат Отто и некоторые другие деятели нацизма, делавшие особенный упор на изощренной социальной демагогии, без чего нечего было и думать о завоевании рабочих. Еще в 1924 г. Тербовен (ставший позднее гауляйтером Рура) отмечал, что «здесь, в промышленном районе, чрезвычайно важно, чтобы материалы, публикуемые в нашей прессе, содержали меньше антисемитских тирад, применяя которые она нередко забывает, что мы являемся также социалистами». В отчете о совещании нацистов Шлезвиг-Гольштейна говорилось, что социальный вопрос «наиболее важен из всех проблем... ибо он в конечном счете является смыслом существования национал-социализма».

Можно полагать, что такого рода заявления в определенной мере отражали настроения рядовых сторонников партии, введенных в заблуждение лидерами. Что касается последних, то и некоторые из них видели, что завоевать рабочих при помощи традиционных лозунгов нацизма вряд ли удастся. Уже упоминавшийся выше Фольк подчеркивал: «Ввиду того, что рабочий чувствует себя носителем переворота [в ноябре 1918 г.], более того — рассматривает новый государственный строй как успех своих усилий, мы никогда не завоюем его доверие, если будем приписывать нужду и унижение только Ноябрьской революции». Такого рода высказывания далеко не единичны для того времени.

Руководство со стороны «директории» было, конечно, временным явлением: нацисты северо-западных областей, выступавшие против «Партии свободы», вынуждены были присоединиться к НСДАП. Это произошло уже в конце февраля 1925 г. благодаря усилиям Г. Штрассера. Ему удалось «обработать» соответствующих лидеров обещаниями о далеко идущей организационной самостоятельности. А в конце марта были назначены первые семь гауляйтеров НСДАП за пределами Баварии. Но воспользоваться обещанной самостоятельностью им так и не пришлось. Мюнхенская контора настоятельно запрещала гауляйтерам выдавать вновь принятым лицам партийные билеты, стремясь полностью присвоить себе эту прерогативу; высылка же этих билетов нередко затягивалась надолго. Из Мюнхена требовали также перечисления 1 марки с каждого вступившего в партию и 10 пфеннигов с каждого ее члена ежемесячно. Это вызывало сильное недовольство гауляйтеров, еще не знакомых с какой-либо централизацией. В апреле гауляйтеры Ганновера, Гёттингена, Гессена-Нассау и Шлезвиг-Гольштейна обратились с письмом в Мюнхен, добиваясь отмены указанных положений, но этот шаг не увенчался успехом. Иначе действовали гауляйтер округа Северный Рейн Кауфман и его заместитель Геббельс: они продолжали выписывать членские билеты, игнорируя центральные инстанции. Но это могло удаваться лишь до тех пор, пока мюнхенское руководство не начало всерьез «завинчивать гайки».

В свете данного эпизода понятно принятое в сентябре того же года решение ряда гауляйтеров создать «Рабочее содружество», которое могло бы стать некоторым противовесом «мюнхенским бонзам» — Эссеру, Штрейхеру, Боулеру и другим, которых считали ответственными за все одиозные мероприятия центрального руководства, упуская из виду или не желая сознаться себе самим, что в Мюнхене мало что делалось без одобрения или ведома Гитлера. Выступая в Хагене, где собрались гауляйтеры областей от Рейна на западе до Померании на востоке страны (включая Берлин и Гамбург), один из трех членов бывшей «директории», Хаазе, заявил, что он и его единомышленники не будут участвовать ни в каких выборах независимо от указаний, которые могут быть даны мюнхенским руководством. Собравшиеся приняли решение в подобном же духе и обратились за разъяснениями в Мюнхен. Устав «содружества» предусматривал занятие в случае необходимости единой позиции в политических вопросах, поддержание дружественных отношений между всеми гауляйтерами, установление единообразия в организации и пропаганде, обмен ораторами и т.д.

Организацию возглавил Г. Штрассер, а управляющим делами «содружества» стал Геббельс, сильно фрондировавший в то время и считавший себя, как видно из его дневника за 1925–1926 гг., «левым». Геббельса «открыл» Штрассер, сделавший его своим секретарем вместо Гиммлера, оставленного им в Баварии; местопребывание Геббельса — Эльберфельд — стало центром сообщества. Штрассер же обосновался в Берлине, где начал — в противовес «Фёлькишер беобахтер» — издавать «Национал-социалистические письма», позволявшие себе в некоторых вопросах, например во внешнеполитических, отклоняться от превалировавшей среди нацистов линии. В то же время деятели «Рабочего содружества» подчеркивали, что создание и публикация «Национал-социалистских писем» получили одобрение Гитлера. Было ли в этом противоречие? В литературе в течение долгого времени бытовало мнение, основанное на мемуарах и всей концепции О. Штрассера, что между Г. Штрассером, Геббельсом и другими нацистскими лидерами, действовавшими в то время за пределами Баварии, и мюнхенским руководством фашистов существовали едва ли не принципиальные разногласия. Документы опровергают это утверждение, что признает и ряд авторов, чьи работы вышли в последние годы. Но определенные различия во мнениях относительно тактических вопросов были: сказывались существенное отличие в объективных условиях между Северо-Западной Германией и Баварией, о чем уже упоминалось выше, честолюбивые стремления некоторых фашистских главарей, прежде всего Г. Штрассера, и некоторые другие факторы.