Читаем без скачивания Орел и Ворон - Даниил Сергеевич Калинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грохот стоит страшный! Артиллерия Оранского все ещё долбит головную терцию, её же атаковала наша кавалерия и первая линия пикинеров. Неудачно! Испанская терция не просто так прославилась по всему миру своим мужеством и стойкостью… Наш аввнгард увяз, а на помощь испанцам пришли солдаты второй терции. В свою очередь, Оранский также ввел в бой вторую линию — отступать принц не собирается!
Вскоре к двум бьющимся терциям Альбрехта присоединилась третья. Голландские рекруты, сражаясь с ожесточением, неведомым германским ландскнехтам, умирают на месте, не отступив и шагу назад… А вот наших всадников, потерявших разгон и натиск, и разрядивших все пистоли, испанские пикинеры просто истребляют! Ещё чуть-чуть, и конница авангарда побежит; кровь течёт с дюн ручьями, щедро пропитывая песок…
Наконец, испанцы атаковали кавалерией левый фланг Оранского, уверенно переламывая ход битву в свою пользу… Но мы упорно деремся, пусть и держась из последних сил!
…Острое предчувствие опасности словно обожгло спину! Рефлекторно я вжал голову в плечи, одновременно подавшись вперёд. А в следующий миг на затылок словно полено обрушилось — и в глазах потемнело от боли… Однако, скользнув по гребню бургиньота, вражеский клинок не прорубил сталь шлема, выйдя не точным из-за моего рывка. Не дожидаясь второго удара, я пришпорил коня, посылая его вперёд — и тут же натянул поводья, разворачивая скакуна навстречу противнику. Тот устремился вдогонку, занеся палаш над головой для повторного рубящего удара — и я воспользовался оплошностью испанца, выбросив вперёд руку с райтшвертом в длинном выпаде! Острие клинка впилось в лицо врага… А рядом пал под копыта лошадей соратник сраженного мной испанца, убитый пулей солдат Соединенных Провинций.
Ненавижу рубку!
— Держитесь, рейтары! Подкрепление на подходе! — командиру все-таки удалось перекричать шум боя. Обернувшись назад, я действительно увидел всадников Оранского, численностью не менее двух корнетов. Обогнув нас по широкой дуге, они дали залп в упор — после чего на разгоне врубились во фланг испанцам, смешавшихся под свинцовым ливнем!
Обескураженный враг подался назад, ослабив напор на горстку уцелевших рейтар. Не теряя времени, я принялся быстро перезаряжать пистоли, памятуя, как изменчива фортуна в бою…
— Себастьян, ты как? — Лермонт, пропавший в бою из поля зрения, поравнялся со мной, участливо заглянув в глаза.
Подавив невольный смешок, я продолжил сноровисто забивать пулю шомполом в ствол пистоля.
— Живой, как видишь. Сам как? — я попытался улыбнуться, но по лицу Джока понял, что вышло не очень. Впрочем, приглядевшись, я понял, что взгляд друга устремлен куда-то вправо — но прежде, чем я бы прослелил его направление, Джок оглушительно завопил:
— Испанцы дрогнули!
От неожиданности я чуть пистоль не выронил…
Но действительно, за спинами сражающихся впереди я разглядел, как пятится конница Альбрехта. А по центру начали отход непобедимые испанские терции эрцгерцога!
…Я выпустил вдогонку врагу две пули, после чего устало протер кровь с лица и обессиленно распластался на холке жеребца. Руки налились свинцом, глаза начали слипаться; мне нестерпимо захотелось спать…
— Себастьян! — кто-то трясет меня за плечо.
Ну кому ещё я понадобился?! Могу я хоть секунду отдохнуть после битвы?
Однако, озвучить свои возмущения я не успел, как не успел и отмахнуться свисающей к земле рукой. Кто-то снова требовательно потряс меня за плечо:
— Себастьян?! Я знаю, что ты не спишь! Не притворяйся!
Виктория?!!
Я открыл глаза. Хотел подняться, но не смог. Рука свисает с кровати, а тело очень сильно затекло.
— Фон Ронин, ты неисправим!
Девушка мягко улыбнулась, склонившись ко мне; её вьющиеся волосы водопадом спадают на высокую грудь, волнующие поднимающуюся при каждом вздохе красавицы… Я невольно залюбовался ею — в то время как тело стало понемногу обретать чувствительность.
— Нет, нет, нет! Даже не думай!
Фройлейн Айхен верно угадала мои мысли, не удержавшись от игривой улыбки:
— Я тебя очень хорошо знаю. По глазам видно, когда ты хочешь напасть, хищник лесной!
— Я не виноват, что ты безнадежно прекрасна, дорогая. Это сильнее меня.
Руки сами собой легли на осиную талию возлюбленной.
— А я сильнее Этого! — Виктория решительно шлепнула по моим ладоням, наградив наигранно негодующим взглядом. Впрочем, весёлые огоньки в её глазах выдают девушку с головой!
— Ты уже забыл? Нам сегодня ехать.
С такими снами забудешь обо всем…
Я глубоко вздохнул.
Виктория настояла на том, чтобы проводить меня — а потому в Бремен мы приехали вместе. Видит Бог, этот путь был чудесным! Мы наслаждались вкусом вина и выдержанных сыров, сладкими поцелуями, от множества которых болели губы — и обществом друг друга, особенно желанным в преддверии будущего расставания… И потому дорога пролетела неоправданно быстро. Причём каждый день пути, приближающий расставание, обострял наши чувства и эмоции, оголяя душу и отпечатывая в памяти каждый миг близости! А теперь сердце мое рвёт на куски, хоть я и стараюсь не подавать вида.
Уже сегодня ночью мой корабль отплывает в Швецию…
— Может не стоит тебе ехать в порт? — я поцеловал щиколотку красавицы.
— Ты думаешь, я проделала такой путь ради того, чтобы на последнем шаге отступить? Себастьян, скажи честно, ты хочешь умереть именно от моей руки?!
Виктория напускно грозно прищурилась — и это выглядит так комично, что я невольно рассмеялся.
— Это было бы прекрасно! А еще прекраснее умереть глубоким стариком раньше тебя.
— Почему раньше? — девушка удивленно посмотрела на меня.
— Во-первых, я бы все равно не пережил твою потерю. А, во-вторых, я бы разузнал как там все, — я показал пальцем в потолок, — и встретил бы тебя достойно!
— Это самая милая и самая странная вещь, которую я когда-либо слышала!
Красавица накрыла мои губы жарким поцелуем, на который я тотчас поспешно ответил, крепко обхватив стан возлюбленной, привлекая её к себе.
В этот раз Виктория уже не сопротивлялась…
— Может, тебе все-таки стоит остаться, фон Ронин? Ты никому ничем не обязан.
Уютно замерев на правой половине кровати, тесно прижавшись к моему боку, Виктория озвучила те слова, кои не могла не озвучить. При этом посмотрев на меня с той щемящей сердце нежностью, какую только может подарить отчаянно влюбленная женщина…
И моё сердце конечно же вновь защемило, стиснуло в груди. Может действительно бросить все?!
И стать нахлебником у отца Виктории? Чтобы тот мог хвастаться, что допустил до руки дочери голозадого дворянина, нищеброда наёмника, ничего не добившегося в этой жизни? Моя любимая фройляйн может этого не видеть и не понимать — но её отец отнюдь не рад моему присутствию в их семье, терпя меня ради дочери.
