Читаем без скачивания Русская мафия 1988-2007 - Валерий Карышев

– Можно мне еще раз посмотреть постановление об обыске? – спросил я.

– Конечно, держи! – И он протянул мне листок. Я увидел надпись: «Прокурор города Москвы. Постановляю: произвести обыск у активного члена преступной группировки... проживающего по адресу... для выявления предметов, относящихся к орудиям преступления».

Но там ничего не было сказано про Сашку. Значит, мы – преступная группировка? Ладно, посмотрим, кого еще они арестуют... Главное – не паниковать.

Тем временем оперативники начали обыск. Они подошли к видеотехнике, стали снимать панель с видео, с телевизора, думая, что там находится оружие. Еще один начал тщательно изучать шкаф с одеждой. Третий зашел на балкон... «Все, – думаю, – еще пять минут – и ствол найдут!»

Я бросил взгляд на оперативника, находящегося на балконе. Кузьмичев, видимо, заметил это и понял как опытный сыщик, что у меня там что-то есть.

– Стоп! – сказал он и обратился к оперативнику на балконе: – Внимательней посмотри, что там лежит. Клиент занервничал!

На балконе у меня было немного – два колеса с покрышками от старой машины, коробка с картошкой, в которой и находился пистолет, и еще одна коробка, с инструментами. Оперативник вначале занялся инструментами. Он внимательно просмотрел все внутри, но ничего там не обнаружил. Потом он подошел к коробке с картошкой и начал шарить в ней рукой.

Сердце у меня бешено заколотилось. Мне казалось, что сейчас он разгребет небольшой слой картошки и вытащит оттуда полиэтиленовый пакет с пистолетом «ТТ»...

Оперативник ничего не нашел. Он подошел к покрышкам, начал их трясти. Потом он спустил воздух из одной покрышки и стал тщательно прощупывать ее. Он, наверное, посчитал, что именно в покрышках у меня что-то спрятано – оружие, наркотики или деньги. Он даже затащил покрышку в дом. Я не отрываясь смотрел на него. А Кузьмичев пристально смотрел на меня.

Оперативник начал разбирать покрышку, отделяя ее от камеры.

– Погоди, – сказал ему Кузьмичев, – давай лучше ее возьмем с собой. Запиши в протокол: изымается покрышка, мобильный телефон, три записные книжки, сумма денег... Какая там сумма?

Оперативник стал подсчитывать деньги, лежащие у меня в бумажнике. Тут я вспомнил, что под кроватью у меня лежит коробка из-под обуви, набитая деньгами, привезенная нами с рынка... «Все, тю-тю мои денежки, – подумал я. – Сейчас они и коробочку найдут!» Но оперативники даже не приблизились к коробке.

Через несколько минут на меня надели наручники и повезли на допрос.

– А куда вы меня везете? – спросил я.

– В Центральный округ, допрашивать, – ответил Кузьмичев.

Когда мы сели в машину, рядом со мной сел Кузьмичев. Он традиционно надел один наручник на мою руку, второй – на свою. Всю дорогу мы молчали. Я гадал, куда меня везут. Три варианта – на Петровку, где находился МУР, на Шаболовку, где находился московский РУОП, а могли отвезти и на Лубянку, где находилась ФСБ. Но машина направилась в сторону Петровки. Неожиданно мы свернули направо и поехали в сторону. Странно, куда же мы едем? Ясно, не на Петровку...

Вскоре машина пересекла Октябрьскую площадь, и мы въехали на Шаболовку. Знакомый адресок – Шаболовка, 6, московский РУОП...

Машина остановилась. Кузьмичев сказал:

– Выходи!

Я вышел из машины. Войдя в небольшой дворик, мы подошли к трехэтажному зданию. Я знал уже, что это здание московского РУОПа.

Мы прошли мимо дежурного милиционера на первом этаже, сидящего около небольшого столика, и меня оставили у первой двери. Кузьмичев застегнул на моей руке второй наручник и сказал:

– Ты пока постой тут, поскучай, а мы тебя позовем. – И вошел в первую комнату.

Я огляделся. Уже было около десяти вечера, народу вокруг не было, только милиционер одиноко стоял у стола. Сзади него находились стеклянные двери, которые легко открывались. Коридор был пуст. «Так, – подумал я, – а если попробовать сбежать? Шанс есть! И я свободен! Никого ведь вокруг нет! А если это сделано специально, чтобы я побежал, а они в это время начнут стрелять, а потом скажут – попытка к бегству... Что же делать?»

Неожиданно из ближней двери вышел оперативник в темных брюках и такой же темной рубашке, перепоясанной специальной кобурой, из которой торчал «макаров». Он обратился к дежурному:

– Иди, скажи этим гаврикам, чтобы хотя бы машину выключили!

– А что такое? – удивился милиционер.

– Да они сидят, ждут, а выхлопные газы из машины прямо к нам в окно! Мы же задыхаемся!

Дежурный вышел и что-то крикнул сидящим в машине. Оттуда вылезли несколько оперативников. «Слава богу, – подумал я с облегчением, – что я не поддался этому соблазну, не побежал! Сейчас бы выскочил – и сразу тепленьким к ним! Меня тут же и пристрелили бы...»

Наконец в дверях появился Кузьмичев.

– Олег, заходи, – сказал он и пропустил меня в комнату.

Я вошел. Это было что-то типа фотолаборатории. Меня поставили к стене и стали фотографировать – сначала анфас, потом в профиль, на фоне специальной длинной линейки, которая показывала мой рост. Дали в руки табличку, где уже были набраны мои фамилия, имя, стоял какой-то номер.

Затем другой оперативник взял видеокамеру и стал меня снимать, заставляя поворачиваться. После этой процедуры у меня сняли отпечатки пальцев. Пальцы стали грязными. Мне бросили какую-то серую тряпку:

– На, вытрись!

– Ну что, Олег, процедура закончена, теперь пойдем на разговор, – сказал Кузьмичев и вытолкнул меня в коридор.

Мы поднялись на второй этаж. Остановились перед дверью, на которой висела табличка с номером какого-то отдела. Все отделы там были обозначены лишь цифрами – пятый, шестой, седьмой и так далее. Нумерация отделов говорила об их секретности. «Интересно, какой же номер отдела, где меня будут допрашивать? – думал я. – Может, по нему я что-то вычислю... Хотя что сейчас гадать, все равно будут задавать конкретные вопросы, и выяснится, что от меня хотят...»

– Итак, – сказал Кузьмичев, – хочу сразу тебе сказать, что сейчас между нами просто беседа, разговор по душам. Никакого протокола мы вести не будем, потому что завтра тебя будет допрашивать следователь, и он будет вести протоколы.

– Завтра же суббота, – уточнил я.

– Да, действительно, суббота, – улыбнулся Кузьмичев, – но, учитывая особую опасность вашей банды, в субботу мы вынуждены будем работать с тобой и с твоими людьми.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – сказал я.

– Сейчас узнаешь. Итак, меня интересует вот что. Скажи мне, пожалуйста, просто ради любопытства, – Кузьмичев придвинул свой стул ближе ко мне, – что вы хотели на рынке сделать? – И он назвал рынок. – Какие проблемы решить?

После первого же вопроса мне все стало ясно. Значит, Сашка все же ничего не сказал.

– О ком вы говорите, я не понимаю...

– Ну как же? О твоем земляке, Александре, который находится в розыске. Ты, надеюсь, в курсе, что он задержан и тяжело ранен? Кстати, он во всем признался.

– Но если он признался, зачем тогда вы меня спрашиваете?

– Мы обязаны тебя спрашивать, хотя бы для уточнения фактов, которые он нам выдал.

– Вы задавайте конкретные вопросы, – сказал я, – на которые я буду отвечать. Ничего лишнего рассказывать вам не буду, потому что ничего лишнего нет.

– Послушай, – неожиданно обратился ко мне Кузьмичев, – ты видел, мы тебя снимали на «трубу»?

– На какую «трубу»?

– На видеокамеру. Ты что, хочешь, чтобы мы тебя завтра по телевизору показали во всех передачах? Чтобы на тебя сразу много пострадавших заявы написали? Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы твое уголовное дело было напичкано множеством эпизодов? Ради бога, мы это обеспечим!

– Что вы предлагаете?

– Мы предлагаем тебе написать чистосердечное признание, и ты пойдешь только по одному эпизоду. Хочешь – наркотики, хочешь – оружие, – сказал Кузьмичев.

– Погодите, какое оружие, какие наркотики? Вы же у меня ничего не нашли!

– Это же не значит, что мы и при повторном обыске ничего не найдем...

– А какое право вы имеете проводить повторный обыск, если меня задержали?

– Ну, это уже наши проблемы, – усмехнулся Кузьмичев. – Есть у нас такая возможность. Ну, решай!

– Ничего я говорить не буду, – сказал я. – За мной ничего нет.

– Зря ты так считаешь, – сказал Кузьмичев, подойдя к небольшому столику, на котором стоял видеомонитор. – Смотри, что мы тебе покажем! – Он включил запись. Я увидел лежащего на больничной койке под капельницей перевязанного человека. Это был Сашка. Он слабым голосом говорил: «Я, такой-то, признаюсь в совершении преступлений и убийстве вора в законе Грома, уголовного авторитета Барона, а также... – и назвал еще какую-то фамилию. – Все эти убийства совершены мною».

Кузьмичев нажал на кнопку. Запись остановилась.

– Вот видишь, твой приятель и сообщник уже во всем признался!

Я понимал – если они показали мне не всю пленку, значит, кроме этого признания, больше ничего у них нет, а тем более обо мне в записи не упоминалось.