Читаем без скачивания Чужая дуэль - Игорь Астахов

Селиверстов, что-то увлеченно строчивший в отдельной комнате, выторгованной у хозяина постоялого двора, изумленно выкатил глаза:

— Ты?!

— Нет, тень отца Гамлета, — с раздражением огрызнулся я. — За три дня так изменился, что не узнать? Или не вовремя? Могу уйти, если теперь знать не хочешь.

— Что ты, в самом деле?! — полицейский отложил ручку и поднялся из-за стола. — При чем тут — вовремя, не вовремя? И когда я тебя знать не хотел? Мне вообще Шепильская строго-настрого запретила тебя еще минимум неделю беспокоить. А тут ни с того заявляешься и с порога лаяться начинаешь. Я-то тебе что-то дурное сделал?

Нотки неподдельной, даже какой-то детской обиды, прорезавшиеся в его голосе, моментально остудили гнев. Сдувшись, словно шарик, из которого выпустили воздух, я, с трудом переставляя ноги, добрел до стула и рухнул на него, закрыв лицо ладонями.

— Попал я, Петя, как кур в ощип. Влип, по самые уши.

Околоточный молча вернулся к столу, небрежно сдвинул бумаги в сторону, погремел ящиками, поочередно извлекая на свет початый штоф и две граненые стопки. Налил по самый рубчик и приказал, как отрезал:

— Пей.

Степлившаяся водка неприятно обожгла пищевод, оставив во рту противную горечь. Селиверстов дождавшись, когда я, скривившись и шумно выдохнул, брякнул пустую посудину на стол, опрокинул свою. Занюхал согнутым указательным пальцем, откинулся на стуле и закурил.

— Отпустило?.. Тогда рассказывай.

Я не смог удержаться от усмешки. На глазах растет, молодчина. Профессионально релаксирует. Не забыл, как самого после пожара в чувство приводили. И ощущая разливающееся внутри тепло, не столько от водки, сколько от дружеского участия, приступил к печальному повествованию.

Выслушав, в общем-то, недолгую и незамысловатую историю, Селиверстов не стал никак ее комментировать, а лишь тяжко вздохнул.

— Схорониться тебе, Степан Дмитриевич, нужно. И чем быстрее, тем лучше.

— Думаешь? — озадачено почесал я в затылке.

— Уверен, — твердо ответил полицейский и в упор тяжело посмотрел на меня.

Не выдержав, я отвел глаза и промямлил:

— Ладно, подумаю. Утро вечера мудренее. Переночую на постоялом дворе, а завтра-послезавтра в столицу, наверное, подамся… У тебя там, кстати, никого нет, на первое время перекантоваться?

Селиверстов продолжал сверлить меня взглядом:

— Не завтра-послезавтра, а немедля. И никаких столиц. Сейчас пошлю за твоими вещами, и поедешь в одно укромное местечко. Там точно никто не найдет. Отсидишься, пока все стихнет, а там поглядим… Все, не вздумай высовываться, пока не вернусь, — и он выскочил за дверь.

Мне же оставалось нервно курить и мерить шагами комнату, уныло размышляя об идиотской ошибке, которая, если смотреть правде в глаза, несомненно, изменит мою и без того непростую судьбу далеко не в лучшую сторону…

ГЛАВА 12

— Эй, любезный! — очнувшись от безрадостных мыслей, окликнул я с головой закутанного в засаленный тулуп возницу. — Ты куда, собственно, меня везешь, а?

Легкие санки с черепашьей скоростью пробирались по засыпанной снегом дороге, все глубже забираясь в ночной лес. Мороз чувствительно щипал открытую кожу и выжимал из глаз тут же намерзающие на ресницах слезы.

— Куда приказано, туда и везу, — глухо прозвучало с облучка.

Я обомлел от такой откровенной дерзости и уже набрал в грудь воздуха, чтобы примерно отчитать наглеца, когда тот обернулся. Надо сказать, что грузится в транспорт пришлось впопыхах, и мне было совсем не до личности какого-то там кучера. А сейчас на меня смотрел довольно щерящийся Андрюха Стахов.

С момента нашей последней встречи он разительно изменился. Вечно растрепанная борода аккуратно подстрижена, физиономия сыто округлилась и даже пропали отечные мешки под глазами. По всему было видно, что мой осведомитель если и не совсем отказался, то, во всяком случае, значительно сократил потребление горячительных напитков.

— Здравия желаю, барин! Уж и не чаял встретиться. Слухи ходили, угробили тебя оборотни, те, которые себя за полицаев выдавали.

С остервенением растирая перчаткой щеки, я пробурчал, с трудом двигая костенеющими на холоде губами:

— Что ж вы все меня хоронить торопитесь?.. Ты-то как здесь оказался?

Андрюха шлепнул вожжами по крупу, горяча еле-еле переставляющую ноги лошадь и вновь обернулся ко мне:

— А это все Петра Апполоныча, заслуга. Век добрым словом поминать буду. Я ж, когда от тебя денежки-то в остатний раз получил, грешен, запил по-черному. Вот по этому-то делу в историю и вляпался. Повязали меня дюже хмельного при облаве на хате, битком набитой барахлом краденным. А там кто-то из корешей, язви их в душу, на дознании стукнул, мол, это все моя работа. Короче, как ранее судимому, годков пять рудников мне корячилось, к бабке не ходи, если бы не господин околоточный, дай Бог ему здоровья, — Стахов с чувством перекрестился и с гордостью продолжил. — Во всем ведь разобрался, всех истинных жуликов на чистую воду вывел. Потом, опять же участие поимел. Вот возничим служить на станцию пристроил. Да не на сдельщину, а за оклад твердый.

«Ну, Селиверстов, ну, сукин сын! — восхищенно подумал я. — На ходу подметки рвет. Не успел глазом моргнуть и считай, без агента остался», — а вслух спросил:

— Так ты что ж, получается, совсем пить бросил?

Андрюха замялся, нерешительно пожевал губами, затем, нехотя, выдавил:

— Ну, не то чтобы совсем. В праздник, допустим, отчего ж себе не позволить?

Я понимающе усмехнулся:

— Все с тобой ясно. Черного кобеля не отмоешь добела… Доберемся-то скоро? А то так и околеть не долго, на улице чай не май месяц.

— Скоро, барин, скоро, — успокоил Стахов, размахивая кнутом над головой. — Почитай уже и приехали…

Развалившийся по разным сторонам забор казалось, удерживался на весу, только наметенными под него сугробами. Неказистый домик притулился в глубине когда-то отвоеванного у векового бора квадрата двора, по колено засыпанного снегом. Лишь узенькие тропки вели к дровянику и покосившейся будке, предназначение которой не вызывало сомнения.

Обметя обувь брошенным у двери веником, мы, в клубах морозного пара с шумом ввалились в низенькие, темные сени.

Из-за двери в жилую половину испуганный женский голос спросил:

— Кто там?

— Не боись, свои, — ответил Андрюха и, оттерев меня плечом, первым дернул за ручку.

В жарко натопленной кухоньке, отделенной от комнаты массивной русской печью, стояла статная молодуха на сносях, бережно поддерживая огромный живот. Узнав Стахова, она облегченно улыбнулась:

— Это ты, дядько Андрий? Фу ты, божешь мой, напугал-то как! Я ж так поздненько и ни ждала никого.