Читаем без скачивания Дмитрий Медведев: двойная прочность власти - Рой Медведев

Без сходной системы высокооплачиваемых и практически несменяемых высших чиновников не могли бы работать государственные машины Италии или Японии, где частая смена министров и премьеров – почти национальная традиция.

У России была иная история, чем и США или у Западной Европы, поэтому в России сложились иные традиции. Сильная централизованная власть стала для нашей страны исторически необходимой еще в раннее Средневековье. Россия была большой по территории, но бедной ресурсами страной, не имевшей естественных границ ни на западе, ни на юге, ни на востоке. У Соединенных Штатов не было внешних врагов, и на территорию США никогда не вторгались с целью захвата другие страны. Но российская история – это история беспрерывных войн.

Можно вспомнить учебник: русско-турецкие войны, русско-шведские, русско-японские, монгольское нашествие, нашествие поляков и нашествие Наполеона, войны с германцами и с Германией, Кавказская война, Крымская. Защищаясь от угроз, Россия и сама прибегала к экспансии и к завоеваниям. Она завоевала Сибирь и Дальний Восток, Кавказ и Среднюю Азию, присоединила к своим землям Северное Причерноморье, а на западе большую часть Польши, Финляндию и Молдавию. Управлять этой многонациональной империей без императора было невозможно.

Дворянская молодежь начала XIX века выступала против самодержавия, против крестьянского рабства, за большую свободу и прогресс, за «вольность». Но разве декабристы выступали против самого существования Российской империи?

Мы все знаем о судьбе и творческой эволюции Пушкина. Это он написал оду «Вольность», ему принадлежат слова о «тиране», чей «трон он ненавидит». Но Александр Пушкин неслучайно после встречи с Николаем I, состоявшейся в Москве, написал «Стансы» (1826), а позднее «Друзьям» (1828) и «Клеветникам России» (1831). Пушкин отнюдь не испугался царя, уже после встречи с ним он написал свое знаменитое послание декабристам – «Во глубине сибирских руд» (1827). Однако во взглядах и поведении А. Пушкина многое изменилось, так как царь предложил ему взглянуть на империю с точки зрения человека, который правит.

Только при крайней централизации власти и при разделении страны на генерал-губернаторства, а не на свободно управляемые штаты Российская империя могла сохраниться. Так считали все российские цари, и российское общество XIX века с этим соглашалось.

В XX веке в СССР царей сменили вожди и генсеки, однако никто из них не собирался отказываться от предельно возможной централизации власти. Жалкие попытки демократических реформ, которые были предприняты весной и летом 1917 года, привели к распаду армии, полиции и всех других институтов власти. Эта анархия только облегчила и ускорила установление в стране новой диктатуры, которую взявшие власть большевики открыто провозгласили как диктатуру пролетариата.

Полномочия и власть Сталина намного превосходили полномочия и власть российских царей, и для крутых реформ 1920–1930-х годов подобная централизация власти была необходима. Это, конечно, не оправдывает чудовищных злоупотреблений власти, которые были допущены Сталиным и его режимом.

Оправдывая свою единоличную власть, Сталин прямо ссылался на исторические традиции России. «Вы, мама, помните нашего царя?» – спросил Сталин свою мать-грузинку, которая никак не могла понять, что это такое – «секретарь ЦК». «Как же, помню», – ответила Екатерина Джугашвили. «Ну вот, я вроде царь», – пояснил ей сын.

Н. С. Хрущев отказался от тоталитарного режима в стране в пользу более мягкого авторитарного. Однако при этом были сохранены все главные элементы жесткой централизации власти. Л. И. Брежнев также сделал много уступок во внешней и во внутренней политике, но он не собирался менять основы режима. «Конечно, я царь, – говорил он в узком кругу. – А кто же еще».

Крайне неумелые, поспешные попытки демократизации и внедрения в России «западных ценностей» и капитализма были отчасти инициированы извне, и они привели нашу страну в 1990–1993 годах к такому экономическому краху и политической анархии, что Б. Ельцин принял решение разогнать российский парламент с помощью танковых орудий.

В Российской Федерации была подготовлена и введена новая Конституция, которая давала президенту особые и почти монархические полномочия. Даже такие либеральные лидеры, как Борис Немцов, называли Б. Ельцина «добрым царем», а оппоненты – «одиноким царем в Кремле». Однако при всех своих полномочиях Б. Ельцин, как ранее Михаил Горбачев, хотя и по другим причинам, обнаружил полную неспособность управлять такой страной, как Россия. Как монарх Борис Ельцин сам подбирал себе преемника, и нет смысла обсуждать в данном контексте все обстоятельства и мотивы этого выбора.

В любом случае, В. В. Путину досталось столь тяжелое наследство, что без укрепления и усиления всей вертикали власти и всех государственных структур обойтись было нельзя. Кое-где пришлось применить и военную силу. В полном объеме даже эти первые задачи стабилизации и создания разумных систем управления страной еще не выполнены. Для этого восьми лет не хватило, хотя положение дел почти на всех направлениях значительно улучшилось.

Не решены еще многие важные проблемы не только в управлении экономикой, но и в сфере отношений собственности. В таких условиях отказаться от не противоречащих Конституции элементов «просвещенного авторитаризма» и всего того, что одни называют «ручным управлением», а другие личной властью, было бы крайне опасным.

Еще в самом начале 2000 года, говоря об очень больших полномочиях, которыми Конституция России наделяет президента, Владимир Путин заметил, что он считает такую концентрацию власти вполне естественной для нашей страны.

«Россия, – сказал В. Путин, – с самого начала создавалась как суперцентрализованное государство. Это заложено в ее генетическом коде, в традициях, в менталитете людей» (От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным. М., 2000, с. 167–168).

То же самое, хотя и другими словами, сказал и Дмитрий Медведев. «Парламентская республика, – отметил Д. Медведев, – разрушит Россию, которая может управляться лишь при помощи президентской власти. Нет никаких двух, трех или пяти центров. Во главе России – президент, а он по Конституции может быть лишь один. Если Россия превратится в парламентскую республику, она исчезнет. Это мое личное глубокое убеждение… Россия всегда строилась вокруг жесткой исполнительной вертикали. Эти земли собирались веками, и по-другому ими управлять нельзя. Иного не дано» («Версия», 25 февраля – 2 марта 2008 года, с. 12).

В современной России управление страной должно быть не только централизованным и твердым, но и очень осторожным, так как и несущие конструкции, и фундамент российской власти все еще хрупки. В Советском Союзе власть была более прочной. Как известно, все «внешние» структуры советской власти, включая и Совет министров, опирались на всепроникающую систему партийных организаций и комитетов КПСС, которые в свою очередь опирались, претендуя на власть, на марксизм-ленинизм, объявленный Конституцией «руководящей и направляющей силой».

В новой России все эти партийные, а также советские структуры были разрушены, но они не заменены новыми и достаточно эффективными системами власти и управления. Это хорошо понимают и В. В. Путин, и избранный недавно третий президент России Дмитрий Медведев.

Самый острый период всеобщего кризиса в России остался позади. Однако и с социально-экономической, и с политической точек зрения российское общество пока еще нельзя назвать вполне здоровым. Слишком слабым является у нас средний класс. Но ведь как раз самодостаточный средний класс заслуженно считается наиболее прочным стержнем современного демократического общества. Недостаточно развитым является в стране и малое предпринимательство.

Рабочий класс и крестьянство деморализованы и неорганизованны. Профессиональные союзы практически незаметны и не имеют авторитета. Политические партии новой России не прошли еще начальный период формирования и не выработали ясных идеологических позиций и систем.

Но и крупный российский бизнес трудно считать состоявшимся. Группа из примерно 100 долларовых миллиардеров и около 500 человек, имеющих состояния, превышающие полмиллиарда долларов, которая образовалась в России в последние 15 лет, – это еще не национальная российская буржуазия, и ее нельзя даже сравнивать с национальной немецкой, шведской, японской, а тем более американской буржуазией.

Российский крупный капитал не прошел через исторический опыт трудного предпринимательства и первоначального накопления. Он образовался по преимуществу через присвоение государственных активов и в результате полулегитимных форм приватизации или финансовых спекуляций. Верхушка богатого класса в России обременена многими комплексами неполноценности, и это мешает развитию здесь понятий о национальной и социальной ответственности и даже чувства классовой солидарности. Эти люди часто ведут себя неадекватно.