Читаем без скачивания Я, Елизавета - Розалин Майлз

– Я помню о воле отца и о цене, которую заплатит всякий, кто решится ее нарушить.

– Да, мадам. Они все поплатились жизнью. Никак не меньше.

Есть ли на свете мужчина, который стоил бы такой цены?

Теперь я узнала о смерти Екатерины из его собственных бесстыжих уст; в пространных посланиях ко мне он изливал свое горе. Он просил меня помолиться о нем в этот тяжелый для него час так, словно между нами никогда ничего не было.

А неподалеку от меня нашелся еще один человек с такой же короткой памятью. Когда я уже лежала в постели, ко мне вошла Кэт, ее голубиная грудь вздымалась, губы торопливо складывали слова:

– Мадам, потрясающая новость!

Я не видела ее такой взволнованной с тех пор… с тех пор…

О Боже Всемогущий! На свете есть только один человек, способный заставить так порозоветь ее щеки.

Она была похожа на маленькую девочку, которой не терпится поделиться своей тайной.

– Мадам, я сегодня слыхала, что после смерти королевы не отослали никого из ее дам и кавалеров, горничных или стражи. Разве это не доказательство, что милорд Том собирается жениться на леди королевского достоинства, которая будет держать такой же двор, как покойная королева. Задумайтесь, мадам! – продолжала тараторить она. – Кто это может быть?

– Кто? Да мне-то какая разница?

– Кроме вас некому! Он снова свободен, и теперь он может жениться на вас! Подумайте об этом, мадам!

Подумать? Нет, эта мысль была мне ненавистна!

– Кэт, опомнись! Ты забыла его предательство, как будто ничего и не было?

– О, миледи! – Ее глаза были полны слез. – Что же еще оставалось милорду делать?

Она плакала о нем. Мой гнев был безграничен. Я завопила от ярости и выставила ее из комнаты. Пришлось позвать за доктором и аптекарем – облегчить последовавший приступ. Но Кэт знала, что его вызвало, и больше на эту тему не заговаривала. И хотя я была так больна, что меня тошнило несколько дней без передышки, но я снова чувствовала себя хорошо.

Ибо я была свободна от него, свободна от коросты этой глупой первой любви, этой жажды прикосновений и поцелуев, этого сладкого томления в крови, и в сердце, и в самых мягких и тайных глубинах женского существа.

Не знаю, как это случилось – его жена умерла в горячке, и я едва не последовала за ней, – но кризис миновал и жар испепелил недуг. Я корчилась от боли при мысли, что потеряла его и что потеряла его так. Я горела в огне, как Анна Эскью, и ни она, ни я, не заслужили этой муки. Но, благодарение Господу, в один прекрасный день эта любовь прошла без следа, и ни воспоминания о нем, ни его почерк на конверте, ни даже запах мускуса не волновали меня ни капли.

– Ваша королевская милость!

Парри подкараулил меня, когда я шла по парку. Земли Чешанта лежат в укромной долине, широкие прогулочные дорожки вокруг дома укрыты тенью дубов и берез даже в декабре, когда деревья стоят голые. Парри поцеловал мне руку, и я почувствовала, что он дрожит.

– Ну, так какие вы привезли новости, сэр? Мы едем ко двору?

Он покачал головой, и при этом его пальцы теребили казначейскую цепь.

– Мадам, я сделал все, что было в моих силах! Но лорд-протектор…

– ..этого не пожелал.

Итак, это правда. Как я и боялась, у Эдуарда нет власти. Страной правит лорд-протектор.

– А что насчет Хэтфилда?

– Вы можете возвратиться туда, когда пожелаете. Совет дал вам на это свое разрешение.

Ну что ж, хоть это хорошо. Дома я снова буду сама себе хозяйка. Поблагодарив Парри, я поклонилась и повернулась, чтобы идти. Но тут его прорвало:

– Мадам, брат лорда-протектора, милорд Садли…

Черт бы его побрал!

– ..просил вам кое-что передать. Он приказал мне сказать, что он предлагает свои услуги по обустройству земель, что оставил вам отец. Некоторые из них лежат по соседству с его, и большую их часть можно…

– К чему это вы клоните? Парри выдавил из себя:

– Милорд предлагает, чтобы его и ваши владения, лежащие по соседству, управлялись как одно. Весьма лестно получить такое предложение от брата лорда-протектора, столь влиятельного и могущественного джентльмена… – Он теперь прямо лучился от восторга. – Возможно, за ним последует другое, очень важное для вас!

Итак, и Парри попался на удочку моего лорда! Неужели он кому угодно может пустить пыль в глаза?

Я прямо-таки взвилась от ярости:

– Как это любезно со стороны милорда, так заботиться о моем наследстве! Теперь ему остается только соединить наши владения в одно!

– А если он это сделает, миледи? Если он изыщет способ соединиться с вами как со своей женой, что скажет на это ваше высочество?

После всего, что случилось, он все еще надеется, что я выйду за него?

Теперь, словно при вспышке молнии, озарившей темное небо, я увидела всю картину целиком. Сначала он женит Эдуарда на своей воспитаннице Джейн, а потом дернет за цепь, на которой, как он считает, он все еще держит меня, и женится на мне. Таким образом он станет опекуном жены мальчика-короля и мужем его сестры – вот тут-то он поквитается с братом, которого, я знала, он ненавидел с такой силой, с какой никогда не любил и сотню сопливых девчонок, вроде меня.

Поистине присутствие духа не изменило гордому Тому, когда он послал моего же слугу добиваться моего расположения. Со стороны Парри даже слушать эту чушь было безумием. Меня бросало то в жар, то в холод. Чей-то неприкаянный дух проходил над моей могилой. Чем больше мы говорим… ибо при одной мысли об этом вокруг нас разбегались круги смерти.

Я пристально всмотрелась в сияющее лицо Парри.

– Сэр, напрасно вы суетесь, куда не следует. Вы можете накликать беду на всех нас. Ибо подобные вопросы находятся в ведении короля и совета, даже за пустячную болтовню можно поплатиться жизнью. Я не желаю об этом слышать ни сейчас, ни потом!

Я хлопнула в ладоши, чтобы позвать слугу. У Парри, как у кролика, от страха дрожали веки. Он не желал мне зла – наоборот. Я улыбнулась ему в знак того, что прощаю.

– Если нам разрешили уехать в Хэтфилд, то поедем поскорее! Считайте это женским капризом – я хочу встретить Рождество дома и прошу вас об этом позаботиться.

Он поспешил повиноваться.

– Мы справим его ничуть не хуже, чем при дворе. Нам будет так весело, что даже сверчки за камином будут благословлять имя Елизаветы!

Мы уехали из Чешанта в спешке, как и приехали, но на душе у нас было куда веселее. Я приказала Парри от всей полноты его валлийского сердца написать милорду холодный ответ и отказаться от всех его предложений. Такой же ледяной отпор я продемонстрировала моему хозяину, сэру Энтони, в надежде, что он передаст своим друзьям при дворе, какое отвращение внушило мне это гнусное предложение. Мы расстались добрыми друзьями, и я не сомневалась, что на этом инцидент исчерпан.

Я-то не сомневалась, но кто мог поручиться за него?

Как он осмелился снова подступиться ко мне? Я не знала и не желала знать. В сердце у меня теперь был лишь Хэтфилд, и я никак не могла дождаться, когда же снова увижу свой дом.

Декабрь, когда дни коротки, и даже самые отчаянные грачи предпочитают не покидать насиженных мест, – не самое лучшее время для путешествий. Но после ясной осени дороги остались сухими, и мы ехали на редкость резво. Нам всем не терпелось поскорее добраться до Дома, и даже мулы, казалось, налегали сильнее, когда мы двигались к западу, где лежал Хэтфилд. Рядом со мной ехала Кэт, чуть позади Парри, мой Джеймс, мой Ричард, Чертей, Вайн и все остальные, и впервые после смерти отца я снова стала самой собой и обрела душевное равновесие.

Хэтфилд предстал передо мной, как любимый, возвратившийся из дальних странствий, знакомый и в чем-то новый, еще прекраснее, чем я его помнила. Как я веселилась в те Святки! Прослышав о моем возвращении, люди за много миль вокруг приходили поприветствовать меня. Все двенадцать дней Рождества мы поутру отправлялись на охоту или верховую прогулку, а вечером играли в камешки или устраивали представления. И когда в последнюю, двенадцатую ночь Кэт подоткнула мое одеяло и вышла из комнаты в слабом свете бледного серпа луны, я чувствовала себя самой счастливой девушкой на свете.

Я вспоминала свою утраченную любовь, Серрея и Сеймура без злости и тоски, решив с нового года начать все сначала и забыть о прошлом.

Даже при мысли о смерти Екатерины слезы не наворачивались на глаза, как обычно. Я представила ее на небесах рядом с Пресвятой Девой, баюкающей в яслях младенца Христа. Теперь она вечно будет вкушать блаженство материнства. И с этим видением перед глазами я уснула, и сны мои были полны покоем и довольством.

Вот тут-то жизнь и преподала мне еще один урок: в самые безмятежные минуты нашей жизни надо более всего быть настороже. Пренебрегать обороной – значит приглашать врага, самого страшного врага на свете – завистливую судьбу.