Читаем без скачивания Том 1. Стихотворения 1838-1855 - Николай Некрасов

1841

Табак*

Табак не признан модным франтом,Но человек с прямым умом,Писатель с истинным талантомЖивут, как с другом, с табаком.Нос образованный и дикийЕго издревле уважал,И даже Фридрих, муж великий,Табак в карман жилетный клал.Наполеон пред жарким боемИм разгонял свою тоску,И вряд ли б он прослыл героем,Когда б не нюхал табаку.Табак смягчает нрав суровый,Доводит к почестям людей:Приятель мой через _бобковый_Достиг _известных степеней_.Табак, наш разум просветляя,Нас к добродетели ведет;И если, трубку презирая,Весь свет понюхивать начнет,Добро, как будто в мире горнем,Здесь процветет с того числаИ на земле табачным корнемИскоренится корень зла.

Актриса*

На сцене я для всех загадка:Иначе действую, хожу,Смотрю так весело, так сладко,Что хоть кого обворожу.Но посмотрите за кулисы,Там изменяюсь я тотчас —Театр, актеры и актрисыНе то на деле, что для глаз!

Что вас в театре занимает,Что вас из кресел и из ложТак веселит, так поражает —Всё подражание, всё ложь!У нас поддельные картины,Умны мы — от чужих речей,Природа наша — из холстины,А солнце наше — из свечей.

Рассчитаны движенья наши.Суфлер — вот наше волшебство,И сами мы, кумиры ваши, —Актеры, больше ничего!За нами можно волочитьсяВ честь нашей славе и красе,Мы даже любим тем гордиться —Мы те же женщины, как все.Поклонников у каждой вволю,На сцену явится едва!И на мою, признаться, долюИх также есть десятка два!

Они болтливы все, любезны,И даже остры на полдня,Притом они мне и полезны:Они так хвалят все меня!В честь мне дрожат в театре стеныОт их здоровых, крепких рук,А я за то порой со сценыИм глазки делаю — всем вдруг!

1842

Песнь Марии*

Из драмы «Материнское благословение»

В хижину бедную, богом хранимую,Скоро ль опять возвращусь?Скоро ли мать расцелую любимую,С добрым отцом обнимусь?Бледная, страшная, в грезах являласяМать моя часто ко мне,И горячо я с мечтой обнималася,Будто с родимой, во сне!..Сколько, я думаю, к горю привычная,Мать моя слез пролила…Если б отсюда она, горемычная,Речь мою слышать могла,Я закричала б ей, — пусть не пугается:«Жизнь для меня не тошна.Матушка! дочь твоя с горем не знается:Замуж выходит она!»

«Внизу серебряник Чекалин…»*

Внизу серебряник ЧекалинСвои изделья продает,А наверху Земфира Пален,Как милый розанчик, цветет.

1843

Портреты*

1

Суд современный, грешный суд —В нем судьи слепы, словно дети,Он то решает в пять минут,На что потребно пять столетий!Людей-гигантов каждый годУ каждой множество эпохи,А как потомство наведетСвои правдивые итоги —Увы! огромная толпаРедеет, чуть не исчезает!..Судьба на гениев скупа,Она веками их рождает!..

2

Подчас войдет случайно в модуПоэт, актер иль музыкант,Который сам не думал сроду,Что дал господь ему талант.Но вот о нем все закричалиИ докричались до того,Что бюст счастливца изваяли,Великим прозвали его…А он? Он с бюстом чудно сходен:Он так же точно, как и бюст,Формально никуда не годен,Ни в чем не грешен, тих и пуст!

3

С кого не пишем мы портретов?..Богач, без мозга, без души,Нам задал несколько обедов —Скорей портрет с него пиши!Тотчас чудес о нем наскажут,Опишут жизнь его в два дниИ исторически докажут,Что он Горацию сродни.Полна хвалами биографья,Где строчка каждая ложнаИ где жена его АгафьяАгатой важно названа…

4

Иной полвека делал зло,Труслив, бессовестен, продажен,Но счастье плуту повезло,И вдруг он стал спесив и важен.У всех поклонников своихНа стенках тщательно повешен,Он на портрете добр и тих,Как агнец, кроток и безгрешен,Но разгляди его вполне,В оригинале — не в картине:Ему б висеть не на стене,Ему висеть бы на осине!

5

Иной, напротив, щедр и знатен,Прилично вел себя всегда,И  громких дел, и черных пятенРавно душа его чужда.Он добр и пуст, и слава богу!Ему зевать бы да толстеть,Но и к нему нашло дорогуЖеланье — в рамке повисеть.Занятий не берет он в руки,Чужим умом дела ведет,А сам от праздности и скукиСвои портреты издает…

6

Какой-нибудь писатель странныйВо сне увидит сгоряча,Что он из тысячи избранный,И ну писать, писать с плеча!Почуяв лавры над главою,Тотчас он тиснул свой портрет,С улыбкой гордою и злою,«Как Байрон, гордости поэт».Но байроническою минойОн никого не удивил…Он поросенка в коже львинойНапомнил всем — и насмешил!

7

В иной актрисе нет приметыУма, таланта и души,Но пишут все с нее портретыЗа то, что глазки хороши.Актер на сцене фарсирует,А в частной жизни с ним сойдись —Облобызает и надует,А ты ему же подивись!Вот он: портрет его так важен!Вообразить не станет сил,Что и душою он продажен,Да и способностями хил!

8

Суд современный, грешный суд —В нем судья слепы, словно дети,Он то решает в пять минут,На что потребно пять столетий!Людей-гигантов каждый годУ каждой множество эпохи,А как потомство наведетСвои правдивые итоги —Увы! огромная толпаРедеет, чуть не исчезает!..Судьба на гениев скупа,Она веками их рождает!..

Кабинет восковых фигур…*

Из Вены, в человеческий рост,

Содержащий более 125 частию вращающихся фигур

Или автоматов, групп и изображений

Предметов исторических и мифологических,

Из коих многие целые из воску.

Каждый день с 4 до 9 часов пополудни

Показываются публике

При великолепном освещении

Кто не учился в детстве в школах,Историй мира не читал,Кто исторических героевВ натуре видеть не желал,И кто в часы уединенья,В часы вечерней тишиныНе рисовал воображеньемКартин геройской старины?Чтоб оживить свои идеи,О чем мечтала старина,Так вы идите в галерею,Идите в дом Осоргина.Там всё, что умерло и сгнило,Мы оживили навсегда.Оно и дешево и мило:Ей-ей, смотрите, господа!Чем вам по Невскому слоняться,Морозить уши и носы,Идите с прошлым повидаться,Смотреть истлевшие красы.Там целый ряд былых деянийЛюдей умерших и живыхПредстанет в пышных одеяньяхВ лице героев восковых.Вы их с вниманьем рассмотрите, —Довольны будете собой,Притом художнику дадитеЗа труд награду с похвалой.Взойдете — прямо перед вамиСтоит задумавшись один,Тальма, прославленный людями,Французской сцены исполин.Его французы все любили,Он их героев представлял;Как мы их лица оживили,Так он их страсти оживлял.Иван Иваныч Штейнигер-сС саженной бородою,Он был в немецком городе-сКогда-то головою.А вот Вильгельм ВасильевичТель, парень молодой;Он славно дрался с немцамиЗа город свой родной.Он — штука не последняя —В историю попал,Хоть в жизнь свою историиНи разу не читал.А жил-то он в ШвейцарииВ то время, когда тамЖил Геслер, злой правитель их,Всех щелкал по ушам.Там этому-то ГеслеруТель как-то нагрубил.У Теля сын был маленький,Отец его любил.Ну, Геслер и велел ему,Чтоб в сына он стрелялИ яблоко с главы егоСтрелой своею снял.С тоскою Тель прицелился,Вдруг воздух завизжал,Все вскрикнули от радости —Он в яблоко попал.Всё это здесь представлено,Всяк сделан как живой:Сам Геслер, Тель, жена его,И сын, и тесть седой —Картина интересная.Да что тут толковать,Придите, так увидите —Мы рады показать.Вот лорд Кохрен, британец храбрый,Одет в пурпуровый мундир;И с ним Миаули отважный,Известный греков командир.И предводитель фильелинов,Искавший счастия людейИ храбро дравшихся за грековДля славы собственной своей;Фабвье, полковник знаменитый,Порядку греков он учил,От императора французовОн крест французский получил.Встречался с турками он редко,Да больно турок не любил,Хотя и редко, да уж меткоПри каждой встрече колотил.К ним турка смуглого с посланьемПаша египетский прислал,Тот турок, полн негодованья,Вождям посланье отдавал.А здесь рожденный для короны,Еще в младенческих летах,Представлен сын НаполеонаУ юной мамки на руках.С дитяти глаз она не сводит,Его лелеет, веселит,С ним на руках весь день проводит,Всю ночь у ног его сидит.Смотрите больше на ребенка:Печать несчастия на нем,Рейштадтским герцогом он умер,Родился римским королем.А здесь царевна молодаяВо всей красе, во цвете лет,С тоскою взоры устремляетВ последний раз на божий свет.Пред нею, преклонив колена,Стоит Мельвиль, седой старик,Товарищ гибельного плена,Главою грустною поник.Вокруг, в тревожном ожиданьи,С слезами фрельны на глазахСидят, прощаясь до свиданьяВ блаженной жизни, в небесах.Вот графы Кентский и Шревсбури,И мрачен их печальный взор,Они несут, как тучи бурю,Царевне грозный приговор.Еще вблизи от эшафота,С улыбкой зверства на устах,Стоит отверженец народа,Палач с секирою в руках.При первом взгляде на картинуВсе фибры сердца задрожат,Ведь это страшная кончинаНесчастной Марии Стюарт!!!Ах, вот еще про этого,Совсем было забыл,Когда взойдете в двери вы,Тут немец прежде был,Сидит он, как оглянетесь,Весь в черном, небольшой,Так вы ему не кланяйтесь,Он мертвый, восковой.Знать, это Шульт, хозяин сам,Сначала думал я,Да что-то больно пристальноОн смотрит на меня.Тут я и образумился —Знать, это не живой,Взглянул тотчас же в книжечку:Ах точно, восковой.Он Пальмом прозывается,В Нюрнберге прежде жил,Да книжечку какую-тоПро немцев сочинил.Книжонка-то пустячная,Да франков он ругал,Так автора несчастногоФранцуз и расстрелял. —А вот, пленительна как счастье,Стройна как дикая сосна,Царица неги, сладострастьяСидит, детьми окружена.Она бела, как снег ваш хладный,Как ваши зори, румяна,Как летний вечер ваш отрадна,Как цвет полуденный, нежна.Кто молод, в ком бушуют страсти,Кто их не в силах победить,Кто любит негу сладострастья,Кто может пламенно любить, —Вы не ходите в галерею,Не пробуждайте сердца сон,Не оживить вам Галатею,Как оживил Пигмалион.Венера сердцем овладеет,Все чувства страсти пробудит,Она и старость разогреет,А юность? — в прах испепелит.А здесь две старушоночкиТанцуют менуэт.Величиной с котеночка,А 70 лишь лет,И рожицы умильные,Улыбка на устах,Старушки щепетильные,Смешны ну так, что страх!Ну вот и Кант, философ славный,А вот и Лютер, Меланхтон,Вольтер, писатель презабавный,Сатирик злой и атеист.А здесь сидит его патрон,Великий Фридрих, бич австрийцев,Король, писатель и артист.О вы, седые дипломаты,О вы, читатели газет,Есть и для вас в моей палатеПрезанимательный предмет.Сюда, сюда, Кузьма Петрович,Сюда, сюда, почтенный Шпак,Взойдите прямо и смотрите,Немного вправо, точно так:Преинтересная картина —Пред вами рядышком стоятИ черноокая Христина,И черноусый Фердинанд. —Хотите видеть в отдаленьиОт пулей, ядер и огняКартину грозного сраженьяИ смерть французского вождя, —Смотрите: бледный, помертвелый,На трупе бранного коняЛежит Моран, беспечно смелый,Средь грозной битвы и огня.Он был убит под Люнебургом,Который храбро защищал,И эту сцену в ПетербургеТеперь кто б видеть не желал?Смотрите ж, вот она: всё мрачно,Вождя любимого всем жаль,На лицах воинов бесстрашныхИ безнадежность и печаль,А их доспехи боевыеСребром и золотом горят,Все эти лошади — живые,Все эти люди говорят!А здесь Махмуд, султан турецкий,Среди наложниц молодых,И азиятских, и немецких,И итальяночек живых.Потом Антония-девица,Она с усами, с бородой,Хотя с усами не годитсяХодить девице молодой.А вот и тот, кто целый мирГеройской славой изумил,Пред кем Европа трепетала,Чье слово чтилось как закон,Чье имя храбрых ужасало,Кто прежде был Наполеон.Но смерть героя не щадила,Как он при жизни не щадил, —Она великого сразила,Как он всю жизнь свою разил;Под пышным черным балдахиномЛежит герой Наполеон,Вокруг его стоят унылоМаршал Бертран и Монтолон,Вокруг развешаны знамена,Трофеи славы и побед,Под ними меч Наполеона,Который знает целый свет.Кто ж это в бархатной скуфейке,С крестом французским на груди,Сидит так смирно на скамейке,На гроб так пристально глядит?То славный Гете современник,Писатель с чувством и умом,То славный веймарский советникВиланд, вы знаете об нем;Виланд и Гете нам знакомы,И город Веймар нам сродни,Под сенью царственного домаОни так пышно расцвели.Как сердцу русскому не биться,Припомнив город нам родной,Его державная царицаБыла российскою княжной.А здесь Франклин — в года былыеОн много истин нам открыл,Открыл отводы громовыеИ молний злобу усмирил.Кто это кроткое созданье,Кто эта дивная жена,За что на горе и страданьеОна судьбой обречена?Каким небесным выраженьемГорят прекрасные глаза,В чертах и кротость, и смиренье,С ресницы катится слеза;Вблизи страдалицы прекраснойИстлевший череп и земляНапоминают ей всечасноТщету земного бытия.Ее назвать я вам не смею,Она не здешняя жена,Пред нею мир благоговеет,Она для неба создана! —А это просто чучело,Стоит такой смешной,В старинной шапке с бантиком,С небритой бородой.Стоит да ухмыляется,Как лошадь на овес,Да так и заливается,Такую дичь понес.Какой-то вальс чувствительныйОрган его поет,Ну просто так разительно,Что всякого проймет;Из воску весь составлен он,А как живой стоит,Одно мне в нем не нравится —Совсем не говорит.Приятно б побеседовать —Он много, чай, видал,Когда с своей шарманкоюВ Неметчине гулял.Известно, что в НеметчинеНе то, что на Руси,И бабы словно барыни,Поди-ко расспроси!Да вот хоть эта барыня,Ведь с прялкою сидит,А тоже, смотришь, в чепчике,Да как еще вертит.Смешная, но преумная,Уж видно по глазам,Читает, верно, книги всё —Да только по складам.А вот еще компаньица,Прекраснейший народ,Картежники да пьяницы,Один из них урод,Не знает он приличия,Зевает за столом —Но, верно, невоспитанный.И платье-то на немНе то, что на хозяине.Вот этот так дантист,Носина преогромнейший,Должно быть что артист.Одет весьма прилично он,Да только без очков:Известно, что красавицыНе любят старичков.А он вот с этой девушкойНу, знаете, тово. —Да кто не куртизоловал?Так это ничего.На свадьбе же серебрянойНе всё ведь только есть,Жена, старушка дряхлая,Успела надоесть.Да к ней же подбираетсяКакой-то там чудак,Хоть стар, да, впрочем, кажется,Что парень не дурак,Он с розочкою аленькойИзволит подходить,А женщине, да старенькой,Ведь можно всем польстить.Проклятые картежники —Отдельный уж народ,Один из них хоть седенький,А видно, что урод.К себе он карты лучшиеИзволит подбирать,Товарищ же вполпьяна, —Так выгодно играть. —А… баум, ну точно наш,Такая же битка,Как липочку ощиплет вас,Проворная рука.Вот здесь так чудо-девушка,Бела и румяна,Да что-то крепко спит она,Должно быть что пьяна.Как смотришь, так и хочетсяСмотреть, не свел бы глаз,Ведь этаких красоточекУж не найдешь у нас.Хоть есть, конечно, славные,Да знаете, не так,Не слишком образованы,Не скажут слова в смак.А брат-то у красавицыУж парень пожилой,Должно быть, из Японии,Костюм такой смешной.Халат на нем поношенный,Из толстого сукна,Веревкой подпоясанный,Как сторы у окна. —А вот еще оказия,Ну кто б подумать мог,Ренель, старушка дряхлая,Родила разом трех.Мадам Капель из АвстрииШесть разом родила —Да, впрочем, баба крепкаяЛет в 30, не стара;Все мальчики смирнехонькоНа столике лежат,У столика их матери,Как есть, они сидят. —Вот штука любопытная,А страшно посмотреть,Такой ужасной смертиюНе дай бог умереть. —А рожи все прегадкие,Смотреть — так страх берет,Так, кажется, и броситсяДа кожу обдерет.Ужасная история:Какой-то граф веснойОтправился в ГерманиюСо всей своей семьей,Наследство пребогатоеОн ехал получать.В корчме остановилисяОт бури ночевать.Давно уж все по комнатамОсобым разошлисьИ спать, когда всё стихнуло,Покойно улеглись;Вдруг страшные разбойникиНапали на корчму,Сам грозный Гран-Диаволо,Нет спуску никому!!И старого, и малого,И женщин, и мужчинКолотят напропалую,Не спасся ни один.Всё живо так представлено,Так жалостно глядятВсе графские дитяточки,И видно, что кричат.Граф, стиснутый злодеями,Стоит уж чуть живой,Слуга его валяетсяС разбитой головой.Тут сам и Гран-Диаволо,Сердито так глядит,Он держит нитку жемчугуИ спрятать норовит,А может быть, и четки то,Известно, что бандитСначала богу молится,А после уж кутит, —Ба, ба, а это что за рожи,А это что за генерал?Зачем себе и адъютантуОн сажей рожу замарал?Ах нет, да как бы вам не сажей,Его уж бог так уродил,Ведь это Гейнрих, царь ДомингоЧто после сам себя убил. —Bonjour, madame Шарлота Гаген,И вы, которой целый мирС таким усердьем восхищался,Вы, улетевший наш кумир,И вы, краса, с подмосток сценыВ такое общество пришли,И вы, прекрасная сирена,Среди великих сей земли!Вот герцог Брауншвейгский Карл,Он целый век пропировал.Здесь Карл X, добрый царь,Недолго был он на престоле,На нем он с честью восседал,Его оставил поневоле.Леон XII, он добрыйБыл церкви западной главойИ замечателен своеюНеобыкновенной красотой.А это что за старичок,Танцует с бабой молодою?То Жак, тирольский мужичок,С своей девятою женою.Здесь жертва варварства и зверстваВеликой нации детей,Погибла средь своей столицыОт рук подвластных ей людей.То рень Мария Антоанета,Ее убили в цвете лет.Почтеннейшая публика,Уж дали вы два рублика,Так что и толковать,Как гривны-то не дать?А фокусы отличныеПредставит жид смешной,Ну точно как естественный,А он ведь не живой.Да вам уж эта нацияИзвестна наперед:Хоть мертвый жид, а за поясОн всякого заткнет;Уж так они рождаются,С такою головой, —Другой жиденок маленький,А вострый ведь какой.Наш жид ужасный фокусник,Творит он чудеса,Как будто бы колдун какой,Отводит всем глаза.Он сделает вам яицаИз ягод и плодовИ превратит крыс маленькихВ огромнейших котов;Придите, так увидите,Ужаснейший он плут,Лимоны, сливы, яблокиВ руках его растут.Пред ним фигурка славнаяНа столике стоит,Как кончит, так хозяинаЗа труд благодарит.Но я обязан в заключеньеПочтенной публике сказать,Я сам германец, не умеюСтихов по-русски написать,Просил об этом я другого,А сам осмелюсь вас просить:Мои фигуры восковыеБлаговолите посетить.Когда угодно приходите,Мы будем рады завсегда,Собак лишь только не водитеДа не курите, господа.Шинели, зонтики и палкиПрошу в передней оставлять.Потом всяк может объективноПо нашим комнатам гулять,На всё смотрите субъективно,Прошу руками лишь не брать.От слишком частых потрясенийИ кукла может пострадать.Теперь скажу вам со смиреньем:Мне честь вас видеть дорога,Я остаюсь с моим почтеньем(Жан Шульт), Покорный ваш слуга.

1843–1845