Читаем без скачивания Расслоение. Историческая хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965 - Владимир Владыкин

Сталин отблагодарил Берию за успешное испытание атомной бомбы своей премией, так как любил воздавать людям справедливо по их заслугам…

Глава двадцать первая

После ухода Берии из кремлёвского кабинета, Сталин почувствовал облегчение. Впервые подобное с ним приключилось во время недавнего пятимесячного пребывания в Сочи. Тогда он проснулся с сильной головной болью, и только спустил с постели ноги на пол, как вдруг у него закружилась голова. А ночью во сне (он впервые неспокойно спал) ему привиделись все те соратники и бывшие противники, которые были уничтожены в сложный период борьбы за власть. Правда, Сталин не считал, что он вёл непримиримую борьбу именно за единоличную власть. Он всегда был весьма уверен, что ни один из его старых соратников: ни Молотов, ни Микоян, ни Каганович, ни Ворошилов, ни Будённый, ни Жданов, ни Андреев, ни Киров, не удержали бы власть, не подняли бы страну из разрухи, не сделали б её мировой державой, так как многие из его окружения не отказывали себе в тех удовольствиях, которые создавал себе человек хоть при социализме, хоть при капитализме.

Толпы людей, отправленных им на плаху, ему казалось, выходили из его души и строем двигались, как сомнамбулы, как призраки, не произнося ни слова. Они остановились, обступили Троцкого, который стоял на высокой остроконечной скале без своей кожаной фуражки и во весь голос вещал о перманентной революции, вождём которой он себя представлял и потому считал, что он по мировому положению выше его, Сталина: «Коба, Иосиф, сын сапожника и домохозяйки, – подчёркнуто истерично выкрикивал Троцкий, – а вовсе не Преживальского, лошадь которого тебе никогда не оседлать! Ты направил против меня ледоруба, но сам падёшь, раздавленный собственной гордыней. Тебе нет жизни без меня, я скоро призову все силы небесные, чтобы они сбросили тебя к подножию моего царского трона на этом свете. Я по всему миру со своим народом, а ты с чужим, которого никогда не любил. Твоя жалкая кровожадная сущность мне была всегда понятна и мерзка. И ты станешь её жертвой. Ты убил нас всех, но и сам падёшь, звезда Давида тебя достанет и загонит тебя в гроб не Господня, а дьявола, поскольку восстал против него, служа не ему…».

Сталин во сне почувствовал боль в груди, он явственно слышал душераздирающий хохот Троцкого, который кулаком бил его в грудь, потом по голове. И всё перед глазами завертелось, как на карусели; он проснулся от удушья, почувствовав запах «Герцеговины Флоры» – любимый его табак не давал ему покоя и во сне, Сталин сел на постели, став звать:

– Валюша, где ты сегодня была?

Он увидел, как в белой исподней рубашке появилась лёгкая женская фигура. На миг ему показалось, будто это к нему приближался Троцкий. От этого видения Сталин вздрогнул, выставил руки вперёд себя, почувствовав опять головокружение.

– Я никуда с дачи не уходила, Иосиф Виссарионович. – Вам плохо, воды принести? – она включила настенный светильник.

– Кто тут был сейчас? – спросил Сталин.

– Никого, я одна тут сплю рядом.

– Они приходят ко мне каждую ночь и требуют, чтобы я ушёл… к сэбе зовут…

– Кто, «они»? – испытывая страх, спросила Валентина.

– Мои бывшие враги. Я их ненавижу! Берия к тебе больше не пристаёт?

– Упаси боже!

– Ну, полежи со мной.

– Хорошо, – она видела его желтоватый цвет лица, располневшую за последние годы грузную фигуру. Хотя ел он не больше прежнего. Она сама ему готовила и давала распоряжения о доставке нужных продуктов к его столу. Он часто просил её обедать с ним вместе, чтобы она первая отведала пищу, что она покорно и выполняла. Хотя ей было не очень приятно сознавать, что он и её боится, невзирая на её заверения, что она предана ему. Она действительно научилась угадывать все его желания, что, правда, давалось не так-то легко. Он всегда принимал решения после тщательного обдумывания, но после этого ни за что не отступался от него и требовал неукоснительного его выполнения. Иногда он советовался даже и с ней, что Валентине было приятно. Так однажды Сталин спросил:

– Валюша, как ты думаешь, Вознесенский хорошо бы управлял страной? Не спеши с ответом, я тебя не тороплю…

– Не знаю, – робко проговорила она.– Но думаю, лучше вас никто не смог бы. Вот в этом я полностью уверена!.. А Вознесенский… Николай Алексеевич немного самоуверенный, может и похвалить себя…

– От кого же ты это слыхала? – Сталин пытливо глянул, пригладив двумя пальцами усы.

– Ни от кого. Мне так думается потому, что это чувствую по его лицу…

– Вот как! А что ты видишь на моём лице? – Сталин выжидательно лукаво улыбнулся.

– Большой ум и проницательность…

– Вот как, это хорошо! Ну, тогда ступай, Валюша, ступай! – Сталин расхаживал по кабинету. Он тогда и принял решение относительно судьбы Вознесенского. Не повлияла же на него сестра-хозяйка? Но в этом больше всех убедил Маленков, а потом и Берия. Впрочем, он и сам несколько сомневался насчёт преемника, что тот хоть и большой стратег-экономист, а управлять так же мудро, как он, Сталин, не сможет. Но и не это повлияло на него, а доводы по исчезновению секретных документов, что было сродни предательству, измене Родине. Сталин ненавидел в людях способность к предательству в угоду своим интересам, пренебрегая при этом интересами страны. А ещё он не прощал, когда ему перечили. Вознесенский в отличие от многих делал это самонадеянно, признавая себя за последнюю инстанцию.

И его суждения были хоть и безупречны и не подлежали пересмотру, тем не менее, говорили о его над ним превосходстве, чего Сталин также не терпел, так как мудрее его никого не должно быть. А Вознесенский очень заносился и потому терял чувство меры и приличия. Ему доложили о фразе Вознесенского, сказанной в домашнем кругу жене Марии Андреевне: «Вот кругом только и слышно: сталинские пятилетки, да, верно говорят, но кто их разрабатывал, планировал – не говорят». Но последнего слова Вознесенский не произносил, его ему приписали, с расчётом, что оно больно заденет Сталина за живое и он придёт в гнев.

Так что расчёт интриганов был верный. Сталин возмутился, что также сказалось на принятии ключевого решения. Ему казалось, что его заместитель по экономике и планированию чувствует себя обделённым. «Ничего, пусть отвечает перед судом, зачем допустил пропажу документов? Захотел славу найти на Западе?» – рассудил тогда Сталин.

И когда Вознесенский был расстрелян, как сторонник западной модели экономики и немецкий шпион, Сталин хоть и жалел его, но недолго. Правда, ему не хватало пытливого ума Вознесенского, а его последняя работа, настолько впечатляла, что он ясно видел, по какому пути должна идти наша страна и воодушевился написанием собственной работы, конечно, не без влияния теоретических посылов Вознесенского. Он почти всё основное заимствовал у него, тогда первое, что он почувствовал – это была потеря и беспомощность собственных взглядов на развитие экономики социализма, причём настолько ясно, что Сталин на заседаниях Политбюро стал поговаривать об элементах рыночной экономики, что его товарищи слушали не без доли удивления. Впрочем, боясь ему возразить, но и старались высказываться в поддержку, так как знали приём хозяина настраивать на острую, но в чём-то провокационную полемику, с помощью которой выявлял своих явных или тайных противников…

И вот этот, почти каждую ночь ясно повторяющийся сон, стал его затаённо пугать. Вот потому он решил ночью не спать, а приглашать на ближнюю дачу Маленкова, Берию, Булганина, Хрущева. А Ворошилов, Молотов, Каганович, Микоян по разным причинам были удалены из его ближайшего окружения. Но зачем же ему была нужна эта первая четвёртка, уже выше говорилось. Но прибавим, неужели только потому, что она сумела за короткое время внушить ему доверие? Он даже реже встречался со своим сыном Василием и дочерью Светланой, чем с ними. Сталин будто нарочно не хотел их знать, хотя к нему доходили их беспокойства, что отец им, своим детям, предпочитает сомнительного, одиозного Берию, который ещё с детства не внушал Светлане доверия. Она с робостью садилась к нему на колени, когда он брал её на руки. А Василий ненавидел Берию за тот надзор, который устроили над ним. Впрочем, и Власика ненавидел за то же самое. Хотя уважал его за не показную преданность отцу. Но эта четвёртка у них стала вызывать омерзение и страх.

Василий догадывался, что Берия делал всё, чтобы он как можно реже виделся с отцом и не понимал, что происходит вокруг него. Хотя по-настоящему духовно близок с ним он не был, а лишь почитал его исключительно как отца.

Однако никто точно не знает, что за разговор произошёл между четвёрткой и Сталиным? Но если судить по тем отношениям, какие сложились в ближайшем окружении вождя, то есть четвёртка понимала, на кого раньше опирался он (Микоян, Молотов, Каганович, Ворошилов), были им от себя решительно удалены на том основании, что партию надо было обновить молодыми кадрами. Но к 1953 году все они были почти уничтожены четвёрткой с благословения самого Сталина, который в них вдруг увидел свою преждевременную политическую гибель, прежде всего, о чём ему недвусмысленно напевала четвёртка. Берия был мастер прямодушия в сочетании с подобострастием в тот день, когда Сталин, как мы уже знаем, назвал своим преемником П. К. Пономаренко, стал искать серьёзный компромат против прославленного партизанского командира, но ничего подрывающего его авторитет не нашёл. И тогда обратился к его партизанскому прошлому, а если ничего не вскроется, надо придумать такой документ, подключив к этому архивистов. Не может того быть, чтобы не обнаружилось провалов операций. А кто ищет, тот находит. Пономаренко однажды попал в руки белорусским националистам, которые создали свой партизанский отряд для борьбы с красными партизанами. Пономаренко не удалось переманить белых партизан на свою сторону, и тогда его чуть было не расстреляли. Но вовремя подоспели свои. Вот тут Берия надумал подкорректировать, естественно, не в пользу бывшего партизанского командира. Он сделал его связным националистов, потому что и сам одно время стоял на тех же позициях…